Стемнело по-осеннему быстро.
Стас постелил себе на полу. Прежде чем лечь, заглянул в ванную комнату, помылся и перевязал пальцы. Потом наполнил бурдюк водой: на вкус – не отрава, цвет – не ржавчина.
Всё, спать…
Проснулся Сокол от холода. Дуя на ладони, подошел к окну – и обомлел: снаружи все было белым. Деревья, крыши, трава… Всё!
Снег. Первый снег!
Захотелось открыть окно, но рамы оказались на удивление крепкими, даже стекла уцелели. Налегая на ржавый шпингалет, он расцарапал ладонь, зато разбухшая от влаги столярка таки сдалась. Стас зачерпнул с козырька немного белого, пушистого и – самое главное – теплого снега.
Теплого?!
Да это же манна небесная!
Старый Сокол выбежал из подъезда, вопя хвалы Махэо:
– Ты самый лучший, ты самый добрый! Спасибо тебе!
Стас обожает манну, это его любимое кушанье. Упав на колени, ел ее и ел, давился, кашлял, с головы до ног перемазался липкой сладостью. Он радовался как ребенок и знал: у така сегодня праздник, весь дом сегодня тоже белый.
Манна небесная!
Спасибо, Махэо!
* * *
На восьмые сутки после смерти Рекса, когда солнце лопнуло пополам, напоровшись на лезвие горизонта, Стас наткнулся на танк.
Долго стоял возле искореженного трупа.
Растерянно моргал: как такое могло произойти? Большой, сильный, убийца мин… Был большим и сильным. А сейчас… Порванная гусеница далеко убежала от влипшей в грязь ходовой. И не слышно рокота мотора-сердца. Труп, не иначе.
Узкий проход между двумя девятинами – отличное место для ловушки, лучше не придумаешь. И бронемонстр должен был понимать это. Почему тогда сунулся в откровенную западню?
…запас хода ограничен…
Глядя по сторонам, Старый Сокол пытался понять, что здесь произошло. Значит, минный трал не защитил врага врагов. Значит, ни противоднищевые, ни противогусеничные мины тут ни при чем. Что же тогда?
Как и предполагал Сокол, в полутора десятках шагов от танка валялись укупорочные ящики, две штуки. А по другую сторону от железной туши наверняка отыщутся зеркала, в которых отразились инфракрасные лучи от электрофонарей, прикрепленных к корпусам мин. Какие еще могут быть варианты? А никаких – постарались ТМ-83[44], больше некому.
Стас отчетливо представил себе, как все случилось.
Который день уже – если не месяц – мины пребывали в режиме пассивного ожидания: электроцепи обесточены, фонари выключены. А потом сотрясение почвы достигло порогового предела: танк приближался. Сейсмодатчики врубили инфракрасный свет и приемники. Огромная туша, лязгая траками, пересекла лучи – боевые цепи мин замкнулись – два ударных ядра устремились к долгожданной жертве. Брызги расплавленной брони заляпали моторно-трансмиссионное отделение, высокое давление смяло кресла экипажа и транспортер автомата заряжания. Сработала ЗЭЦ13 «Иней»[45], но пожар уже бушевал…
Мин было две, это очевидно: одна пережгла гусеницу, вторая ударным ядром прошила оба борта. Не спасли и навесные противокумулятивные экраны: в сквозную дыру можно кулак просунуть – как два пальца в рот.
Лишь иногда отрывая взгляд от земли под ногами, Стас приблизился к усопшему.
– Как же так, а?
Оттолкнувшись от катков, он вскарабкался на корпус, перебрался на башню, откуда, зацепившись штанами за НСВТ[46], едва не рухнул вниз. Удержал равновесие только потому, что схватился за ствол пушки. А потом, поддавшись душевному порыву, поцеловал горелую краску лобовой брони. Стас поблагодарил друга за помощь.
И попрощался.
В матче между сборной Перу и лучшим составом Бельгии двудольник[47] Элайджа Капелли, нападающий южноамериканской команды, на пятой минуте встречи забил гол в ворота противника. После чего, благополучно миновав инженерные заграждения, подбежал к трибунам болельщиков из Бельгии и, приложив указательный палец к губам, замер и скорбно опустил очи долу. Мол, помянем минутой молчания вашу команду. Вроде бы ерунда: ну, пальчик, ну, минута молчания. А в результате – фаны как с цепи сорвались: устроили побоище, в котором погибли почти триста человек…
Ночью прислали двух новичков. Вместо забракованных.
Утро, как обычно, началось с очереди за бритвой. Ветераны, конечно, первыми удаляли волосяной покров. «Молодые» попытались бунтовать – мол, несправедливо, почему так, но паук-зооморф их быстро усмирил, отправив зачинщика скулить под койкой Родриго. Еще одно тело без сознания валялось в проходе возле утилизатора биоотходов: губы смяты в чебурек, во рту недостача зубов.
Игнорируя косые взгляды новобранцев, Иван катал по лицу бритву, похожую на шарик для пинг-понга. Из одной полусферы сочился гель, разжижающий щетину, а вторая вбирала «мокрые» волосы.
Лишь амазонке не было дела до этой возни. Она ведь не грязное животное, отзывающееся на кличку «мужчина». Она не бреет подмышки и пах. В джунглях на ее ногах можно спрятать роту камбоджийских партизан.
Зато Иван тщательно обработал и подмышки, и ноги, и пах. Лишний вес на газоне ни к чему. Грамм здесь, полграмма там – глядишь, и не заметит ветерана мина. Единственное, что Иван не трогал ни при каких обстоятельствах – это оселедец, клок длинных волос, вымытых и гладко расчесанных. Иван гордится своим оселедцем, говорит, что это слава казацкая, воля и удача.
Макс принял бритву из его рук:
– Спасибо.
– Та нэма за що[48].
Стянув шорты, Мцитури долго елозил шариком по бедрам. Заметив, что амазонка рассматривает его мужское достоинство, модифицированное ребристой кожицей с хвоста игуаны и «усиками» из змеиных позвонков, он улыбнулся:
– Привет. Тебя как зовут?
Скорчив презрительную гримасу, девушка отвернулась. Щелкнул биопояс девственности. Что-то в нем заело – амазонка ковырнула мизинцем в буром мясе, обтянутом полупрозрачным эпидермисом.
– Ну, как хочешь. – Закрыв глаза, Макс уничтожил брови. Ресницы тоже долой. Подбородок у него гладкий, как животик девственницы.
Зооморф с благоговением принял от Макса бритву:
– С-с-спас-с-сиб-ба-а!
Для паука проблема волосяного покрова особенно актуальна. Ему необходимо бриться как можно чаще. Он мгновенно обрастает ворсом. Уже через час после процедуры серый мех отрастает заново.
А «молодые» ведь себе на уме. Еще ни разу не прогулялись по газону, а уже хотят облегчиться. Во всех смыслах этого слова. Кое-кто уже вставил себе клизму – утилизатор биоотходов натужно хрипел минуты две, прежде чем справился с задачей.
