береги себя.
Затем она исчезла в отсеке экипажа машины, за ней последовали ее телохранители. Створки двери опустились и захлопнулись, выхлопные трубы выплюнули черный дым. Армина отступила, прикрывая одной рукой рот, а второй убирая устройство в экранированный карман кителя. Двигатели завелись с накладывающимся друг на друга рыком, и ей пришлось отойти, когда вездеходы заскрипели по рокриту. Кавалькада с визгом вырвалась из гаража в бурю под шквальный снег, заставив все окружающее трястись.
Когда последний пересек порог, Армина отсалютовала им.
— Храбрецы спасутся, как всегда говорили, — выдохнула она перед тем, как торопливо развернуться и направиться к своему собственному транспорту.
ДЕСЯТЬ
Вальдор вошел в оружейную. Дюжина дежурных сервов ждала его, у каждого в руках была часть брони. Некоторые составляющие доспеха держали две или более пар рук, выдавая вес отдельных аурамитовых сегментов, каждый из которых светился зеркальным, почти слепящим блеском.
В первые дни долгой кампании даже Легио Кустодес не носили это золото. Им приходилось работать с тем, что могло дать зарождающееся государство, для защиты которого они были созданы, и их оружие и защита были почти такие же грубыми, как и у тех, против кого они сражались. Медленно и постепенно мастерство изготовления брони росло. Технотворцов и мастеров приводили в сферу деятельности Сигиллита и ставили на еще более напряженную работу, чем у них была до того. Вернулись старые навыки, появились новые техники. Новейшие керамические составы, используемые в защитных элементах доспеха, были величайшим скачком вперед — более прочными и термостойкими, чем их металлические аналоги, с возможностью обработки невероятной точности. Сила движений, успешно соединенная с механическими модулями, предоставляла обладателю точный контроль над уровнем силовой поддержки. Многие вожди Терры применяли варианты так называемой «силовой брони», но ни у кого не было доступа к чему–то подобному.
Поэтому когда Вальдор смотрел на свою броню сейчас, он видел, как каждый компонент идеально подходит к его телу, как каждый элемент идеально сцепляется с другими. Каждое силовое соединение, каждый волоконный пучок и синапс-разъем — все было произведением искусства, выкроенным для него одного и непригодным ни для кого другого. После облачения разделение между броней и ее владельцем становилось лишь простой семантикой — в практическом смысле они становились единым целым, безупречной амальгамой генетически выведенных мускулов и выкованных в лабораториях нанотехнологий.
Поначалу даже он не полностью понимал потребности в орнаментах, украшавших эти симбиотические связи. Он с радостью пошел бы на войну облаченным в самый простой из незавершенных доспехов, пока он позволял бы ему достигать целей с идеальной точностью. Астрологические орнаменты, оккультные символы, воинские украшения, извлеченные из древних культурных архетипов Земли — все это было сделано под диктовку Императора.
— Недостаточно завоевывать, подобно другим, — сказал Малкадор в самом начале, сразу после того, как агония вознесения начала утихать. — Ты наследие их грез. Ты вестник нового века и часовой прошлого. Ты разрушитель, но и хранитель.
Со временем урок был усвоен. Кустодий стал больше чем воином. Он стал живым символом, клеймом власти Императора на Земле. Малейшего взгляда на изукрашенный аурамит было достаточно, чтобы сокрушить мятежников или обратить вражескую армию в паническое бегство. Вскоре единственными, кто осмеливался вступить в схватку с Кустодиями, были лишь те, кто обезумел от боевых стимуляторов настолько, что едва ли понимал, кто их убьет.
Для каждого воина Ордена броня приобрела сакральный смысл. Десятилетиями они изучали каждое углубление и каждый излом на ней, познавали изгибы отдельных элементов. Драгоценные камни ставили на место со священным трепетом, в эзотерической связи друг с другом. На внутреннем изгибе нагрудников вырезались имена, образуя длинные линии, подобные связывающим цепям вокруг бьющегося внутри сердца. Украшения больше не казались излишними; они стали неотделимой частью целого. Они были формой и функцией, эстетикой и механикой, разумом и душой. Процесс облачения стал ритуалом. Элементы брони переносились в строгом порядке, фиксировались с одинаковыми действиями и закреплялись с неизменными вниманием и жестами.
Сейчас, когда давно обещанная буря бушевала снаружи дворца, Вальдор почувствовал знакомые щелчки и вспышки встающих на место нервных интерфейсов. Он почувствовал, как искра духа брони разгорается рядом с его собственной душой, погружая сознание в призрачный мир дополненного восприятия и просчитанных движений. Сила заструилась по его венам, приумножая и без того чудовищную мощь, бурлящую в них. Это был алхимический процесс — не чистая инженерия, не беспримесная биомантия, но что–то с трудом смешанное из обоих источников.
Если бы он мог чувствовать высокомерие, он мог бы наслаждаться результатом. Но на деле у него не возникло ни одной надменной мысли с самого рассвета его новой жизни. Он не мог получать удовольствия ни от своих способностей, ни от снаряжения, ощущая лишь подобие смутного удовлетворения, когда удавалось устранить препятствие, выполнить приказ или уничтожить угрозу.
И все же оставались полувоспоминания — тусклые, будто гаснущие свечи — о прежних временах. Он почти помнил, каково мечтать о чем–то своем или чувствовать горячие уколы зависти, ярости или жадности. Эти эмоции стали некими мыслительными образами, но все же они были далеки от непостижимых. В редкие моменты самоанализа он ловил себя на мысли о том, как много он потерял в обмен на силу, что имел, и пошел бы сам на эту сделку, имея выбор.
Такие мысли не засиживались в памяти. Все его естество восставало против них. В те минуты, когда наваждения вновь приходили, он концентрировался на своей прекрасной броне, оттачивал мастерство владения своим великолепным оружием, занимался состоянием своего и так богоподобного тела. И когда он это делал, слова из прошлого звучали в его голове снова и снова, будто мантра одной из тех религий, что он лично помог уничтожить.
Ты вестник нового века. Ты часовой прошлого. Ты разрушитель. Ты хранитель.
Последний сегмент брони поставили на место, подключили волоконными кабелями и проверили на пиковые нагрузки. Последний серв отступил, почтительно поклонившись.
Вальдор, закованный в свои смертоносные латы, размял руки, проверяя ответ от второй кожи из аурамита. Воздух вокруг него гудел от опасности, сильнейшим выражением которой была игравшая в его нейросвязях мысль о том, что теперь он неуязвим. Ложь, пагубный обман, но она скреблась где–то на краю сознания каждый раз, когда он заканчивал экипироваться