главный его недостаток. Плоть слаба, а плоть, которую бьет ток в несколько тысяч вольт — еще слабее.
— Всё… Сашенька — всё он горит! — тряся меня за плечо кричала Ангелина, и в последний раз взглянув на мерцающие обзорные экраны я с удовлетворением отметил что да, тварь полыхает по всей поверхности. Бедствие остановлено. По крайней мере одно из них. И с удовлетворением от проделанной работы провалился в глубокий сон.
— У нас орден не землеройки называется? Не кроты, нет? — раздраженно спросила Мария, с которой мы встретились возле Минска. — Может земляные черви?
— Дорогая, не отвлекай. — коротко ответил я, потому как супруга, обычно сдержанная и держащие себя в руках на людях сейчас высказывалась на весь эфир. Наши корабли шли параллельным курсом, и хотя вопрос у Марии был провокационным, но по сути она была права — мы рыли землю. Только не с помощью экскаваторов а при помощи собственного дара, многократно усиленного реакторами капитальных судов.
После нашей внезапной победы над всепожирающей массой прошло два дня, и хотя основную тварь мне чудом, и потерей трех энергоблоков Гнева империи, удалось прикончить, но сотни отделившихся от неё малых чудищ пробились дальше и сейчас их едва сдерживали в холмистой местности.
Да и фрегату это далось слишком тяжело — пришлось оставлять его на верфях в Киеве для ремонта, а самим заниматься тем, что большая часть аристократии посчитала ниже своего достоинства — копать. А что хуже всего, делать это могли лишь одаренные седьмого ранга и выше, у остальных конструкты просто лопались при попытке вести их под землей. В результате командование армии опустилось до работы простых солдат. Что последние воспринимали не без удовольствия.
Правда наша эффективность была куда выше, чем у двух солдат с лопатами, как известно заменяющих один экскаватор. За Черепахой оставался гигантский ров, глубиной в пять метров и шириной в три, идущие параллельным курсом корабли спихивали поднятые на поверхность глыбы, утрамбовывая их в стену на одном берегу.
И пусть двигались мы с поистине черепашьей скоростью, в двадцать километров в час, делали ту же работу что и три сотни экскаваторов, и несколько тысяч человек что двигались нам на встречу. Новая засечная черта, защитный вал от моря до моря, строилась вдоль рек, к которым уже подтягивали трансформаторные подстанции.
Мой опыт посчитали успешным и начали применять во всём флоте, правда результаты оказались противоречивые. Нужно было не просто подать высокое напряжение, а поймать тварь в момент, когда она будет на контактах, при этом объемы энергии требовались воистину титанические, как и площадь удара.
Но нет такой задачи, которую не мог бы осилить подготовленный человек. Всё что нам требовалось — время и ресурсы. И если с ресурсами вообще никаких не было, мы просто использовали всё что было в наличии, забирая с брошенных территорий всё необходимое, то время постоянно поджимало.
В степях Юго-Западного края было невозможно зацепиться за местность, и крепостницы и города падали один за другим. Но в то же время «волчьи стаи» — небольшие отряды катеров с курсовыми орудиями от двухсотого калибра, легко уничтожали средние цели, мелкие перехватывались штурмовыми отрядами из одаренных при поддержке мотопехоты, а вот крупные…
Но мы надеялись успеть отстроить оборону до их появления. Двадцать километров в час, триста километров в день, с небольшими остановками в городах и крепостях, выигрывающих нам иногда минуты и часы, а иногда до суток. И всё это время работали эвакуационные команды и пропаганда.
Ангелина, умница моя, умудрилась наснимать столько жести в городах подвергшихся нападениям искаженных, что даже самые прижимистые фермеры и приросшие корнями к своей земле домочадцы решились на бегство с наводняемых монстрами территорий вглубь нашей, как оказалось не такой уж и необъятной родины.
Вот только злорадной радости соседей, обычно сопровождающей катастрофы или бедствия на территории конкурентов, не было. Выиграли от происходящего разве что Китай, Япония да обе Америки, находящиеся предельно далеко от открытия врат диссонанса. Всем же европейским странам было не до веселья.
Искаженные двигались во все стороны, словно мигрирующие животные, в поисках пищи. По свидетельствам разведчиков оставляли после себя эти твари лишь голые камни, и если первые волны охотились за двигающейся биомассой, последние и самые медленные просто выжирали всё, включая корни деревьев, грибов и плодородный слой почвы. Там, где прошли твари оставалась только каменистая пустыня. Да и та, начинала медленно меняться под воздействием диссонанса.
Оставалось только строить теории, почему подобное не произошло в Тунгусской зоне, возможно из-за предельно малой, относительно Польской зоны, массы людей и одаренных, находившихся эпицентре во время катастрофы, а возможно из-за продолжающихся нарастающих зон диссонанса.
Искаженные, двигаясь от центра во все стороны, пожирая все на своем пути, стали проблемой не только для нас. Первым досталось немцам. Германия буквально находилась в осаде, ведь от эпицентра катастрофы до Берлина чуть больше, чем до Минска, а населения там в разы больше, так что нам ещё было куда отступать, в отличие от них.
Следующими досталось словакам, с их небольшой теплой страной, зажатой в компактные поселения. Им отступать было некуда, и, хотя злорадствующие румыны оказались довольны притокам дешевой рабочей силы, вскоре твари нашли проход вглубь континента и сейчас удерживались у Братиславы, в которой почти не осталось населения.
Австрия в спешном порядке возводила укрепления на горных дорогах, сносила давно построенные автострады и даже римские пути, которым было больше двух тысяч лет. Швейцария от них не отставала, и обе страны, уже столкнувшиеся с вспышками буйства искаженных, затаившихся среди мигрантов, сильно ограничили возможности въезда на территорию стран.
Чехия, чьи уютные европейские улочки вновь, как и тысячу лет назад, стали естественными укреплениями при обороне городов, держалась всеми силами, вот только крупного флота у неё не было, а удержать искаженных без мобильных батарей оказалось практически неосуществимым делом.
Португалия, Испания, Англия, Италия и Франция организовали внутри лиги наций оборонительный блок, который очень хотела возглавить Америка, но что-то у них не заладилось. Может обещали мало, может хотели много. Но неожиданно для всех Германия оказалась против, выдвинув необоснованно завышенные требования — траты на защиту от диссонанса в невообразимые 35% ВВП, без его возврата.
Жители российской империи же, судя по опросам и статистике поисков во внутренних сетях, воспринимали происходящие сложности как должное. Недавний всплеск воодушевления граждан центрально европейских регионов, от возврата территорий Сибири и малой Азии, полностью погас на фоне бедственного положения западноевропейской части империи, но тяготы люди переносили стойко.
Правительство, временно возглавляемое условной партией войны, ввело драконовские налоги для аристократии, обосновывая их принесенной клятвой царю и отечеству, при этом пропаганда не спала и показывала как богатые с готовностью делятся своими капиталами, отправляют на спасательные операции своих детей и наследников, хотя по факт такие события были не так уж и часты.
Мы же… копали. В первую очередь сменил своё русло Днепр, охватив западные окраины Киева и других крупных городов, стоящих на реке. Одесса стала городом на острове, как и Херсон. Те города, которые по причине удаленности от водных ресурсов и крупных электростанций было невозможно защитить — эвакуировали, и шли дальше — на север. Под Минск.
Хуже всего в Российской империи дела шли в губерниях Балтии. Несмотря на своевременно высланные подкрепления и значительно возросшие группировки флота и армии они просто не успевали зачищать накатывающие волны тварей. Я несколько раз порывался улететь на север, но меня постоянно сдерживало то, что наши силы были в несколько раз меньше и ещё не выполнили свои обязанности.
Было ли весело копать сотни километров рва? Да ни разу, это была монотонная тяжелая работа, требующая предельной концентрации и полной самоотдачи. Даже мне, с постоянной двойной медитацией на восстановление и усиление, приходилось не сладко, а уж корабли сопровождения, пусть и выполнявшие меньше работы, и вовсе приходилось регулярно менять, чтобы их пилоты и реакторы не перегорели.
Все были при деле. Каждый занимался тем, что у него лучше всего получалось, и даже бывшие враги централизации, лесные братья и ополченцы войска польского, перешли на сторону спасающегося народа. Ситуация, в целом отвратительная и жуткая, из катастрофической, постепенно становилась контролируемой, хоть и плохой.
— В чем дело? — спросил я, увидев, как помрачнел офицер
