с улиц.
— Здесь еще могут быть беженцы. — в очередной раз предупредил я. — Истинное зрение на первый второй. Первый номер, десять секунд.
Мы разошлись широким клином, с расстоянием в пятьдесят метров между штурмовиками. Этого было более чем достаточно, чтобы не пропустить ни одну тварь и одновременно прийти на помощь если кто-то окажется в опасности. Но пока таких случаев не было. Каждый спросятся со своим участком, добросовестно дожидаясь подмоги если видел большое скопление искаженных.
А еще меня приятно удивили послушники из капелланов. Филарет умудрился протащить большую их часть через военную службу, а те кто её еще не окончил — учились в семинариях, на непризнаннх военных кафедрах. Нам пришлось лишь добыть для них технику и личное стрелковое оружие, часто устаревшее и дешевое, что было не сложно.
Но работали они на все деньги, а то и лучше. Обширная поддержка флангов автоматическими пушками и постоянная работа снайперов по подсвеченным целям позволяли подойти к врагу на минимальную дистанцию. Десяток пехотинцев с автоматами и двумя пулеметами на взвод часто оказывались эффективней штурмовика, против легкобронированных искаженных.
Вот только те никогда не ходили в одиночку и нам приходилось сталкиваться с тварями, от которых обычные искаженные до нашего появления старались держаться подальше. Особенные искаженные, вроде девочки-ловушки и монстров, с которыми я уже не раз встречался. Безликих мы пока не обнаружили, но нам и других хватало.
— Пятнадцатый! Толстяк на семь часов. — раздался обеспокоенный голос одного из бойцов третьего взвода.
— Отступай. Прикройте его. Иду. — приказал я, дублируя старые команды, сам смещаясь к обозначенной позиции. Да, мы были не оригинальны и обозначили врагов по их главным особенностям. Толстяки, бегуны, ежи… хотя внешне твари могли отличаться друг от друга разительно, стоило произнести общее определение и всем сразу становилось понятно, с чем придется иметь дело.
Рывок! Ещё рывок! Золоченый доспех превращается в размазанную желтую линию врывающуюся в толпу искаженных перед которой бежит шастилапый комок плоти. Монстр, состоящий из слившихся в жуткую кашу тел, рвется к нашим БТРам, пытаясь догнать убегающего штурмовика.
— Двадцатки нет! — раздался крик стрелка, разом обозначив опасность твари. Значит двадцатый калибр не берет её диссонансное поле. А раз так, то и бить из всего что меньше по мощности бесполезно. Но, как и всегда, есть свои нюансы. Где-то в стороне взвизгнул шестиствольный пулемет, и тварь, мгновение назад легко обрушившая стену, замирает под непрекращающимся потоком свинца.
— Я здесь! — кричу, чтобы предупредить передовые отряды. Шестистволка смолкает и в тот же миг я врезаюсь в противника огненным мечом срезая две задних лапы.
Тварь инстинктивно сжимается, подбирая и укрепляя защитное поле. Пламя скатывается по нему, словно горящее масло по сковороде, но в то же время проедает небольшие участи, оголяя монстра. Бомба влетела в брешь, как только та стала достаточного размера. Пять сантиметров, теперь мне больше не надо.
Ядро, служившее оболочкой, на огромной скорости врезалось в искаженные мышечные волокна, ввинтилось на несколько сантиметров, и взорвалось, выпуская наружу сжатый до предела пресс, слизывающий искаженную плоть и разрывая мягкие ткани. Вот только следом за кровавым дождем на меня прыгает тварь, выпуская десяток щупалец заканчивающихся острыми обломками проводящих костей.
Рывок. Желтой молнией я отошел в сторону и обрушил град из конструктов, но костяной шар, скрывавшийся под мышцами, удерживал и рассеивал конструкты, лишь немного прогибаясь под бомбами. А восстановившийся щит диссонанса с трудом, но держал грады пуль и снарядов, посылаемых в тварь с разных сторон.
— Надоедает. — проговорил я, вновь зажигая клинок.
Две недели, именно столько понадобилось диссонансной зоне, чтобы исторгнуть из себя не испуганных и растерянных беженцев, а обозленных и голодных до человеческой плоти чудовищ. Проводящие кости, поля плоти, искаженные меняющие облик… И ведь это одна из первых волн.
— В сторону! — приказал я, и огонь тут же перенесли на человекоподобных тварей, пытавшихся атаковать под защитой толстяка. Стихия м которой я резонирую. Синее пламя. Чуждое, доставшееся по праву победителя, но в то же время уже такое родное, с которым я прошел не один десяток битв.
Взяв двумя руками проводящий клинок я влил в лезвие меча в несколько раз больше сил, и он расширился и удлинился, вырастая в объеме и поднимаясь над моей головой. Тварь, будто не замечая опасности, ринулась на меня, выбросив вперед щупальца. Еще мгновение, и они сомкнуться на моей броне, развеют защитную сферу и вонзятся в золоченые пластины… Но меня уже нет на этом месте.
Рывок! Половина щупалец валится на землю, отсеченная огненным лезвием. Парировать удар когтями, отбить в сторону, прыгнувшую на меня, тушу. Рывок — монстр еще летит от моего пинка, а я уже рядом. Огненное лезвие погружается в мягкое подбрюшье разрывая мышечную ткань и проникая глубже.
Тварь падает на землю, катается, пытаясь сбить жгущее изнутри пламя, но огненная стихия пожирает монстра изнутри. Не давая врагу опомнится я колю и рассекаю подвернувшиеся части, чтобы к концу агонии обкромсанный колобок представлял из себя скорее буханку бородинского, или одну сплошную грудную клетку с обгоревшим мясом на оголившихся костях.
Щит еще держался, но у твари уже не хватало массы для того, чтобы отрастить щупальца или вычленить хоть одну конечность. Теперь дело было лишь за моей настойчивостью. Подойдя в плотную и снова взяв меч двумя руками, я начал с остервенением бить в одну и ту же точку, словно обезумевший лесоруб, что хочет свалить тысячелетнюю секвойю.
Через три минуты даже проводящие кости твари, обуглившиеся от огненных ударов, не выдержали и проломились внутрь. А затем все завершило несколько бомб, взорванных внутри кровяного мешка, оставляя на мостовой здоровенную расползающуюся лужу и почти тонну превращенного в фарш мяса.
— Восстановить строй, двигаемся дальше. — выдохнув приказал я, подойдя к бойцу первым наткнувшегося на толстяка. — Ты как?
— Спасибо, ваше высочество, нормально. — ответил штурмовик, у которого через всю пластину на груди шла глубокая, сантиметра в полтора, пробоина. Но куда опаснее были несколько точечных, словно сверла, дыр от проводящих костей. Пара сантиметров и тварь добралась бы до пилота, а это уже заплатами не решишь.
— Ну и хорошо. Береги себя. — сказал я, поднимаясь. — Не ломать строй! Видите угрозу — отступайте в общие порядки.
— Так точно! — раздался многоголосый хор, и мы продолжили зачистку.
Мы прекращали наступление дважды. В первый раз, через восемь часов, когда стало понятно что даже поддерживая боевую и восстановительную медитацию первая рота не справляется с постоянным наплывом врагом, и им требуется перерыв. К тому же обычным людям, даже подвергшимся искажению, требовался куда более длительный отдых, а еще подвоз боеприпасов и питания.
А второй раз, когда отхватили кусок, который не смогли переварить даже теоретически. Двести метров между рыцарями, которые еле доставали до соседа огнем в плотной городской застройке. Поддержка из послушников спасала не сильно, слишком долго оперативные группы добирались до опасных участков. Мне даже пришлось пересесть на десантный бот, чтобы мотаться по всему периметру и уничтожать особенно опасных монстров.
— Четыре квартала, это предел. — наконец пришлось признать мне. Три дня, тысячи уничтоженных зараженных. Десяток получивших ранения рыцарей и несколько погибших послушников из ордена Александра Невского. И всё ради чего? Ради того, чтобы держать четыре вымерших квартала, чуть выдвинутых за позиции корпуса Суворова и объединенной армии?
— Подрыв. — в последний раз полюбовавшись старинными зданиями и вплетенными в них новостройками приказал я. Взрывы прокатились по всему периметру, обрушивая конструкции и заставляя дома оседать внутрь, создавая сплошную стену из непроходимых бетонных и каменных развалин.
Саперы постарались на славу, хоть я и просил об этом, но не всегда было возможно сохранить внешние фасады, обращенные к врагу и теперь, лишившись окон и дверей, заваленных мусором, представляющих из себя почти непреодолимую вертикальную преграду. А на уцелевших участках вскоре были размещены ДОТы.
Я сам прошелся по улицам пред укреплениями, с помощью дара вырезая целые пласты асфальта, коммуникаций и земли. Получались двух-трехметровые рвы, что в дополнение к стенам давало пятиметровый перепад высот, плюс хорошие снайперские позиции и оборонительные рубежи.
А дальше в дело вступили разбрасываемые кассетными бомбами противопехотные мины и мины противотанковые. Теперь считалось что западнее нашей позиции выживших нет, только искаженные, и церемонится с тварями никто не собирался. Крепость на обломках, как шутили в штабе, но нам это даже нравилось.
Главное — укрепления спасали жизни. И не только нашим
