— Так. — Баграмову категорически не нравилась двусмысленность ситуации. — Кто такие натуралы? Надеюсь, речь не идет о сексуальной ориентации?
— Ты больной на всю голову, если решился проникнуть в Зону, нацепив этот ржавый хлам. Тебя прибьют, не пройдешь и десяти шагов!
— Как видишь, прошел! — огрызнулся капитан. — Лучше объясни, кто такие натуралы? В твоем понимании?
Дарлинг поджала губы, затем все же ответила:
— Натуралы — это люди из-за Барьера. Чистые. Неимплантированные. Знаешь, я думала, что в Большом Мире уже не осталось таких придурков, которые смертельно рискуют в поисках романтики. Видимо, ошиблась.
— Я здесь на боевом задании! — Егор на секунду утратил самоконтроль. Вмиг в душе вспыхнул жаркий удушливый ком — жалящий клубок раздирающих рассудок противоречий, где сплелись и травматические вспышечные воспоминания, и острое, режущее беспокойство за жизни ребят из его группы, и категорическое непонимание происходящего вокруг. — Нас послали через Барьер, мы первыми прошли по проложенному под землей тоннелю! — Он заговорил резко, грубо. Все, что видел и воспринимал Баграмов, шло вразрез с элементарной логикой. Мысли, чувства, ощущения — их не списать на контузию, полученную в момент взрыва вертолета, не выкинуть из головы, как галлюцинацию, и не принять как данность…
Замкнутый круг, словно он застрял где-то между небом и землей, между правдой и ложью.
— Стоп. — Дарлинг отступила еще на шаг, но на этот раз активировала не оружие, а сканер, чиркнула лазерным лучом по маркеру бронескафандра Егора, нахмурилась, мысленно споря сама с собой, затем ее взгляд неожиданно замутился, словно рассудок девушки на долю секунды ускользнул в иное измерение. — Как ты сказал: капитан Баграмов? Военно-космические силы России? Двенадцатый отряд особого назначения? — Казалось, что она уже не цитирует услышанное, а извлекает информацию из недоступного Егору источника.
— Да, — кивнул он.
— Есть такой в базе данных. — Огонек мистического ужаса мелькнул и погас в ее глазах. — Серийный номер бронекостюма, имя, фамилия, звание, подразделение — все совпадает. За исключением одной небольшой проблемы — капитан Баграмов и его группа без вести пропали в «Курчатнике» четыре года назад!
Академзона. Бункера Ковчега
Генрих Хистер частенько захаживал в главный информационный центр.
Здесь, в самом охраняемом из бункеров, сплетались незримые нити информационных каналов, на сотни экранов выводились данные, полученные через сеть мью-фонов — устройств связи, созданных техносом Пятизонья.
Хистер был циничен и хитер. Он выстраивал свою власть над Ковчегом, эксплуатируя сильные, но низкие человеческие качества, держа подчиненных в постоянном страхе, сознательно преувеличивая опасность, источаемую отчужденными пространствами, внушая рядовым членам группировки ненависть к техносу, и в то же время спокойно используя его достижения в личных целях.
Ни одно средство коммуникации, кроме мью-фонов, извлекаемых из подбитых механоидов, не работало в Пятизонье столь же бесперебойно и адекватно.
Хистер, постоянно твердя о своей непримиримой ненависти к любому порождению эволюционировавшей техносферы, создал целую сеть мью-фонных устройств, через которую к лидеру Ковчега стекалась информация о событиях, происходящих не только в труднодоступных участках отчужденных пространств. Благодаря тайной сети мью-фонов он был прекрасно осведомлен обо всех разговорах и поступках подчиненных, умело манипулируя полученными сведениями.
Он карал и миловал, упиваясь ничем не ограниченной властью, возвышал одних и уничтожал других, но были и в его жизни тайны, моменты, о которых он никогда не рассказывал в пламенных речах, обращенных к «совершенным людям» — так Генрих Хистер именовал наиболее верных своих приспешников.
Этим утром он наблюдал за пульсацией, затем некоторое время провел, созерцая кровавое реалити-шоу, продолжавшееся, пока боевые группы зачищали зону тамбура, и хотел уже отправиться обедать, когда его внимание привлекла к себе группа обособленных устройств голографического воспроизведения, так называемый «аларм-сектор», куда поступали данные от аварийных устройств, включающихся в случае ситуаций непредвиденных, связанных с гибелью боевых групп.
Повернувшись на звук тревожной сигнализации, он оперся о спинку кресла, впившись взглядом в объемное изображение.
Передающее устройство подергивалось, видимо, командир патрульной группы, личные данные которого присутствовали в развертке телеметрии, в данный момент пребывал в агонии.
Хистер заинтересованно подался вперед.
Что там могло произойти?
В фокусе передающего устройства плясали язычки пламени, виднелся участок опаленной, дымящейся почвы, затем голова Дитриха запрокинулась, и лидер Ковчега внезапно увидел стройную девушку, облаченную не в боевую экипировку, а в странный облегающий тело цельнокроеный костюм…
Хистер смертельно побледнел.
Оператор, следящий за другими стереомониторами, внезапно услышал сдавленный, сипящий звук, обернулся — и не поверил своим глазам: Генрих Хистер, которого было принято считать богом, стоял подле секции аварийных экранов бледный как смерть, его фигура сгорбилась, плечи опустились, водянистый взгляд сочился ненавистью и страхом, губы мелко дрожали, словно он увидел на экране акт собственной смерти.
Оператор не успел ничего предпринять.
Хистер, повернув к нему трясущуюся голову, вдруг, изменяя обычной надменной вальяжности, закричал тонким, срывающимся на визг голосом:
— Всем группам — тревога! — Он резким движением потянулся к пульту, остановил кадр, дрожащими пальцами указал на странную девушку и выкрикнул: — Взять ее живой! Немедленно! — Хистер орал так, словно его в эту секунду самого рвали на части. — Не дать ей уйти!
Боевые группы, поднятые по тревоге, уже покидали бункера, а лидер Ковчега, бессильно опустившись в кресло, продолжал смотреть на остановленный кадр, что-то беззвучно шепча побелевшими губами.
Единственное, что сумел разобрать оробевший оператор, было несколько раз произнесенное имя «Савва», которое уж никак не могло принадлежать странной девушке, напугавшей Хистера, словно призрак всех его грехов, поднявшийся из опечатанной могилы.
* * *
— Существует только одно объяснение случившемуся с тобой, — произнесла Дарлинг, маскируя тайник.
— Все же поверила мне? — Егор по-прежнему занимал позицию у пролома, наблюдая за подступами к зданию. Глядя вдаль, он никак не мог внушить себе, что происходящее с ним — не бред. — Где я провел последние четыре года? Почему не помню ни мгновения из прожитого? Как очутился за тысячу с лишним километров от Института Курчатова?