задержал дыхание. Перед глазами вновь поплыли радужные круги, а в голове больно застучала кровь.
Собственного крика он не слышал. Но когда открыл глаза, в каменной щели все еще прокатывалось эхо. Хзюка тряс головой и медленно сползал вдоль скалы. А у входа в расщелину клубились вихри. С двух сторон, сверкая в свете Хассара, туда стекали бесконечные белые ленты. Слышались шорох, свист, глухой гул. Все выше и выше по склонам корка наста покрывалась сетью голубых трещин и лопалась; сухие снежные реки приходили в движение. Ускоряясь, они неслись в огромную воронку, крутившуюся у скальных ворот перевала Грор. Вслед за лавиной вниз устремился ветер, сдувая по пути новые массы снега. Там, внизу, все гудело и стонало добрых четверть часа.
Хзюка беззвучно открывал и закрывал рот. Мартин наклонился к нему и крикнул:
– Что? Что с тобой?
– У тебя кровь… кровь из носу течет. Уохофаху фахах!
– Это не страшно.
Мартин оторвал от рубахи два лоскута и вставил их в ноздри.
– Залесай на спину, Хсюка, – прогнусавил он.
Хзюка воодушевился.
– Нет. Сам пойду.
– А сможешь?
– С тобой – куда угодно. Уохофаху фахах!
– Очень рад. Ну, поднимайся.
Покачиваясь, Хзюка все же встал, и они побрели дальше.
* * *
Сил оставалось все меньше, но и склон был уже не крутым. Наконец они достигли ясно различимой седловины между двумя вершинами.
– О, Мартин! Смотри, там… знаки твоего… племени.
– Где?
– Там… наверху.
Хзюка слабо махнул рукой. Мартин поднял голову и вытер со лба пот. Сбоку, на гладкой скальной стенке, красовались аршинные буквы «СВИРИСТЕЛ СТОЕРОСОВ БЫЛИ ЗДЕСЯ». Под скалой, в закрытой от ветра нише стояла бутылка знаменитой муромской водки.
– Ну вот, – прохрипел Мартин. – Дошли, кажися.
Он усадил Хзюку на камень.
– Что будем делать? – спросил ящер.
Мартин посмотрел назад. Там мела поземка. Хачичеев не было видно. Ни одного. Угомонились, рептилии. Только лавиной их и проймешь…
– Што путем телать? – вновь пробормотал Хзюка. Быстро он охлаждался все же.
Мартин вынул кинжал и откупорил бутылку.
– Будем пробовать сейсс мягкотелых. Только осторожно.
Хзюка хлебнул из горлышка, вытаращил глаза, хватанул ртом снега, а потом сообщил:
– Хугиссу! Это же не сейсс, а… У меня огонь в животе.
Мартин зажмурился и сделал большой глоток.
– Да, это сильный сейсс. Ну что, согрелся?
– Хог! Сейсс холодный, а становится тепло.
Мартин посмотрел вперед. Снежная поверхность там явно шла под уклон. Это означало, что перевал Грор остался позади.
– Так и должно быть. Считай, что мы выжили, Хзюка.
Ящер попытался встать, но не удержался и упал на четвереньки.
– Повелитель снега! Ты мне брат, Уохофаху Фахах, еэ. Уваж-жаю.
– Ну, еще бы, – сказал Мартин. – После водки полагается.
Весь первый этаж мельницы занимала одна большая комната. Она была скудно освещенная тлеющими углями камина. Напротив камина располагалась лестница на второй этаж. Еще тут было несколько шкафов, кресло, стол и широкие лавки у стен. Пахло сушеными травами, сосновым дымком и еще чем-то, очень приятно, томно, волнующе.
Незнакомца уложили на лавку. Промеха водрузила на стол масляный фонарь.
– Убери тулуп, – распорядилась она.
Иржи убрал.
– Ой, – сказала девушка. – Да ведь это же…
– Вижу, – недовольно ответила Промеха.
Она пощупала больному лоб, запястье, постучала костяшками пальцев по его груди.
– Где ты его нашел, пастух?
– У Говоруна, на покосе Фомы.
Промеха покачала головой.
– М-да. Через горы босиком прошел. Ноги, конечно, обморожены. Ты его знаешь?
– Первый раз вижу. Не наш он, не деревенский.
– А чего тащил?
Иржи разозлился.
– Я думал, вы добрая.
Промеха усмехнулась.
– А ты парень непростой.
– О да, – подтвердила девушка.
– Я могу идти? – спросил Иржи.
– Горд, горд, – довольно сказала Промеха. – Весь в отца. Нет, Камея, воспитание воспитанием, а от генов не убежишь.
– Все же, как мне кажется, вы преувеличиваете значение наследственности.
Иржи молча двинулся к двери. Ему не нравилось, когда о нем разговаривали как о постороннем предмете.
Промеха усмехнулась.
– Постой, – сказала она ему в спину. – Ты ничего не хочешь спросить?
Иржи заколебался и повернулся.
– А можно?
Промеха неожиданно улыбнулась. Не усмехнулась, а именно улыбнулась.
– Теперь тебе многое можно. Заслужил.
– Вы знали моего отца?
– А как же. Очень даже хорошо.
– Он в самом деле был небесником?
– А тебе бы этого хотелось?
– Мне хотелось бы знать правду.
– Что ж, получай свою правду. Да, он был небесником. И продолжает оставаться, между прочим.
– Продолжает… – повторил Иржи. – Вы думаете, он жив?
– Конечно. Небесники умирают весьма неохотно.
– А где он сейчас?
– Точно не знаю. Где-то в Схайссах.
– У ящеров? Да зачем же?
Больной на лавке раскашлялся. Промеха покачала головой.
– Потом расскажу, если время будет. Сейчас есть более срочные заботы. Садись-ка к камину, сохни и не мешай. Камея, неси простыню, одеяло и плесневин. Да, и бутылочку шериса прихвати.
– Сударыня, а где у вас вино хранится?
– Там, наверху, в буфете стоит.
– Одну минуту.
Девушка легко взбежала по темной лестнице. Иржи понял, что гостит у Промехи она не впервые.
Вернувшись, Камея поставила на стол рядом с фонарем блестящую металлическую коробочку, вынула из него стеклянную трубку с поршнем и к ней присоединила иглу. Иржи вспомнил, что эта штучка называется шприцем.
– Сколько? – спросила Камея.
– Сколько, сколько, – проворчала Промеха. – Полную дозу, вот сколько.
– Пробу делать?
– Ни к чему. У них аллергии не бывает.
– Значит, он и в самом деле… Просто не верится. Столько ждали…
– А вот сейчас ждать не надо, – проворчала ведьма.
– Ой, простите.
Ничуть не смущаясь вида голой мужской ягодицы, Камея вонзила иглу. Потом налила чашу вина, высыпала туда какой-то порошок, тщательно перемешала. Иржи помог перевернуть больного на спину. Тот с трудом проглотил микстуру и что-то пробормотал. Камея вопросительно посмотрела на Промеху.
– Столько старых слов, – задумчиво сказала та. – Он попросил добавки. Но пока хватит. Налей-ка лучше добру молодцу. Зовут его, кстати, Иржи, и он страшно любопытен. Что, не так?
– Так, – сказал Иржи и насупился.
– Я заметила, – сказала Камея.
– Скажи-ка Иржи, а не страшно было ко мне идти? – спросила Промеха.
– А чего страшного? – небрежно спросил Иржи.
– Да я же ведьма.
– А это правда?
– Ну, смотря что понимать под этим словом. Есть немного. И ночь на дворе.
– Я темноты уже не боюсь, – уклонился Иржи.
– Знаю, – загадочно сказала Промеха.
Иржи почувствовал тревогу. Что еще она знает, интересно?
– А мне в самом деле нальют? – нахально спросил он.
– Да с удовольствием, – улыбнулась Камея, наполняя вторую чашу.
Она была стройной, темноволосой, с яркими губами и гордой шеей. Из ее рук Иржи выпил бы что
