— Но с чего такая спешка?
— А вы бы не торопились вернуться к нормальной жизни, пролежав на спине больше сотни лет? — прокричал в ответ Найтхаук.
— Это не жизнь, а какая-то гонка, — резонно заметила врач.
— Всю свою жизнь мое тело обладало определенным физическим потенциалом. Я знал, на что оно способно. — Найтхаук старался, чтобы его ноги не отставали от беговой дорожки. — Но последние несколько лет — я говорю о тех годах, что предшествовали Глубокому сну, — я наблюдал, как слабеет мое тело. И теперь хочу вернуть ему прежние кондиции.
— Вам шестьдесят два года. Вы же не намерены вновь охотиться за головами?
— Я даже не собираюсь брать в руки оружие, если, конечно, меня к этому не вынудят.
— Тогда я не понимаю…
— Я хочу знать свои возможности, на случай, если придется стрелять.
— Тогда вам надо практиковаться в тире, а не на беговой дорожке.
— Раньше я также мог пройти не одну милю. Возможно, мне больше не придется далеко ходить, но я не хочу отказываться от того, что умел, только потому, что прекрасно обойдусь и без этого. Зачем читать? Многие никогда не открывали книгу, а ничего, живут. Зачем слушать музыку? Она не удлиняет жизнь. — Он помолчал, а пот продолжал градом катиться с лица. — Я хочу стать прежним Джефферсоном Найтхауком. Роль худосочного карлика, притворяющегося, будто он — Джефферсон Найтхаук, меня не устраивает. Надеюсь, идею вы поняли?
— Разумеется, — кивнула врач. — Непонятно мне другое. Почему нельзя стать Джефферсоном Найтхауком, осторожно увеличивая нагрузку, шаг за шагом продвигаясь к поставленной цели, без риска причинить себе непоправимый вред. А так вы можете просто загнать себя.
— Потому что меня восхищает совершенство.
— А оно тут при чем? — В голосе врача слышалось недоумение.
— Давайте вернемся к тому времени, когда меня звали Вдоводелом. Я же был не просто опытным охотником за головами. И меня уважали не потому, что я просто ловко управлялся с оружием. Я был лучшим. Все свои навыки я отточил до совершенства. Такой уж у меня характер, и на меньшее я не согласен. Если шестидесятидвухлетний Джефферсон Найтхаук на что-то способен, он это обязательно сделает.
— Я стараюсь вам в этом помочь. Он покачал головой:
— Вы стараетесь помочь мне стать относительно здоровым стариком. Я же пытаюсь стать Джефферсоном Найтхауком. — Дыхание у него участилось. — А Джефферсон Найтхаук не любит постепенности. Ему нужно все и сразу.
— Возможно, он не любит постепенности, но у него краснеет лицо, поднимается кровяное давление и он устает. — Врач протянула руку к пульту управления. — Позвольте мне выключить беговую дорожку.
— Не смейте, — таким голосом Найтхаук убеждал не одного преступника, что бросить оружие — для него наилучший вариант.
— Как скажете. — Врач поднялась, направилась к двери. Если я не услышу, что вы упали, вернусь через пять минут.
— Через десять, — догнали ее слова Найтхаука.
— Я думал, вы собираетесь выращивать цветы, — сказал Киношита, входя в палату Найтхаука.
— Собираюсь.
— Тогда зачем вы поднимаете гантели?
Найтхаук позволил себе улыбнуться.
— А вдруг придется выдирать сорняк с глубокими корнями.
Киношита взглянул на гантели:
— И сколько в них сейчас?
— По сорок фунтов в каждой.
— Так это много!
— Мало.
— Но ведь вы только месяц как проснулись. Первые три недели вас лечили от эплазии, вам уже сделали первую пластическую операцию. Так что я бы удивился, узнав, что вы поднимаете каждой рукой по пять фунтов. А сорок — это просто фантастика.
— Последнюю пластическую операцию мне должны сделать через пять недель. Я хочу покинуть больницу в этот же день. Так что надо набирать форму.
— Для того, чтобы ходить, или для того, чтобы убивать?
— Какая разница.
Киношита сел, заулыбался.
— Что вас так позабавило? — пожелал знать Найтхаук.
— Вы знаете, почему я пришел? — спросил Киношита.
— Понятия не имею.
— Доктора опасаются, что вы загоните себя, что ваш организм, которому и так досталось, не сможет выдержать таких нагрузок.
— И вас это позабавило, так? — Найтхаук продолжал поднимать и опускать гантели. — Мои клоны ничего не говорили по поводу вашего чувства юмора?
— Меня забавляет другое. Они же попросили меня переговорить с вами. У вас нет семьи, нет близких друзей, нет даже знакомых, а я по крайней мере общался с вашими клонами. — Он хохотнул. — Тот, кто их знал, не стал бы и пытаться просить вас изменить уже принятое решение.
— И вы не станете?
— Послушайте, вы же для меня — идеал. А ваше желание — закон.
— Тогда почему вы согласились прийти?
— Если бы не пришел я, они послали бы кого-то еще. Человека, который мог и не знать, что с Вдоводелом не спорят. — Широкая улыбка. — В больнице и так достаточно пациентов. Еще один им ни к чему.
— А вы умнее, чем я думал.
— Благодарю.
— Не уверен, что это комплимент.
Киношита одобрительно смотрел на Найтхаука, который стоял перед зеркалом, изучая свое лицо. Кости еще выступали в тех местах, где хирурги уже убрали омертвевшие ткани и кожу, но не заменили новыми. В остальном же лицо выглядело достаточно здоровым.
— Неплохо, — прокомментировал Киношита. — Пусть старше, пусть с новыми морщинами, но, безусловно, Джефферсон Найтхаук.
— В основном синтезированный Найтхаук. Они взяли соскобы моей кожи, поместили в питательный раствор, что-то с ними сделали, и я получил новые веки и нос. Левое ухо тоже искусственное.
— Едва ли его можно назвать искусственным. ДНК-то ваша.
— Они не те, с которыми я родился, — ответил Найтхаук. — Как мне их называть?
— Модернизированными, — без запинки ответил Киношита.
— Отнюдь, — покачал головой Найтхаук. — В свое время Внутреннее Пограничье терроризировал убийца, которого звали Однорукий Бандит. Так вот, в его ручной протез встроили лазерное ружье. Вот это называлось модернизацией. А мне заново синтезировали лицо. Мои глаза не видят в инфракрасном диапазоне, уши не слышат ультразвуковые волны, нос не может уловить аромат духов медсестер. Разница только в том, что на этой неделе персонал больницы уже не морщится, когда я попадаюсь кому-то из них на глаза.
— Не скромничайте. Это уже большое дело.
— Пожалуй.
— И потом, если вы захотите что-нибудь «модернизировать», трудностей не возникнет. Вы же богаты.
Найтхаук вздохнул.
— Едва ли мое тело выдержит новые операции. Мне не двадцать пять и даже не пятьдесят.
— Действительно, редко кому из садовников может потребоваться лазерное ружье. Скорее им нужна легкая рука, от прикосновения которой все растет вдвое быстрее.
