до конца и превратившиеся в лужицы воска разноцветные свечи – синяя, красная, зеленая, черная и белая. Здесь же валялись кучки трав и пепла, а у стены, в тени – дохлая ворона со свернутой шеей. Присмотревшись, Кэсерил увидел и мертвую крысу с перерезанным горлом. Крыса и ворона, существа, священные для культа Бастарда, Бога всех несчастий и катастроф: смерчей, землетрясений, засухи, наводнения, выкидышей и убийств…
Ты хотел о чем-то попросить Бога? Если судить по всему, что увидел Кэсерил, этот пухлый идиот занимался магией смерти и заплатил за это обычную цену. Был ли он один или же у него были единомышленники?
Ни к чему не прикасаясь, Кэсерил осмотрел мельницу изнутри и снаружи. Ничего – ни сумок, ни одежды, ни иного имущества, сваленного в угол или повешенного на стенной крюк. К коновязи, если судить по состоянию лежащего там навоза, совсем недавно были привязаны лошади – одна или несколько. Но теперь их не было.
Кэсерил вздохнул. Конечно, ему нет до этого мертвеца никакого дела, но оставлять человека просто так гнить, не совершив над ним обряда захоронения, – это безбожно! Кто знает, сколько времени пройдет, пока его кто-нибудь найдет! Хотя, поскольку это человек не бедный, искать его, вероятно, будут. Такие не пропадают бесследно, как пропадают бездомные, никому не нужные бродяги. И хотя Кэсерилу совсем не хотелось связываться с мертвецом, он поборол соблазн рвануть в сторону дороги и навеки забыть про эту разрушенную мельницу.
Вместо этого он пошел в противоположную сторону: тропинка, протянувшаяся вдоль склона холма, должна была привести его либо в деревню, либо на ферму. Одним словом, к людям. И не прошло и нескольких минут, как Кэсерил увидел человека, ведшего в поводу осла, нагруженного валежником. Человек остановился и с подозрением оглядел Кэсерила.
– Да одарит вас Госпожа Весны добрым утром, сэр! – вежливо произнес Кэсерил. Что за беда, если простого фермера он и назовет сэр? Сейчас, на свободе, вдали от галер, он готов был целовать заскорузлые ноги любого бедняка.
Фермер, оценив внешность Кэсерила, невнятно поприветствовал его и пробормотал:
– Будь благословенна Госпожа…
– Вы поблизости живете?
– Ну, да…
Это был средних лет человек, достаточно крепкий, в плаще с капюшоном, простым, но прочным и надежным, гораздо менее изношенным, чем плащ Кэсерила. На ногах человек стоял твердо и уверенно – словно простиравшиеся вокруг земли принадлежали ему, хотя, наверное, это было не так.
– Понятно, – кивнул Кэсерил и показал на дорожку, по которой пришел от мельницы.
– Я шел по дороге, – объяснил он, – и зашел на мельницу, чтобы укрыться…
Он не стал входить в детали относительно того, от чего он укрывался.
– …и нашел там мертвеца.
– Вот как?
Кэсерил колебался, жалея о том, что где-то выбросил свой булыжник.
– Вы что-нибудь о нем знаете? – спросил он наконец.
– Видел утром его лошадь, привязанную.
– Понятно.
Нет, все-таки стоило уйти прочь и не задерживаться. Какое ему до всего этого дело? И тем не менее он продолжил:
– А кто это мог быть?
Фермер пожал плечами и сплюнул.
– Все, что я знаю, так это то, что он не отсюда. Когда я понял, что за темные дела здесь делались прошлой ночью, я обратился к настоятельнице нашего Храма. Она пришла и забрала его вещи. На хранение, пока кто-нибудь не придет и не заберет их. Лошадь его я поставил в свой сарай. Возьму себе в уплату за хлопоты. А Хранительница сказала, нельзя его так оставлять до ночи.
Он показал на высокую гору валежника, навьюченную на спину осла и, дернув за веревку, заставил того двинуться к мельнице.
Кэсерил пошел рядом с ним, стараясь попасть в шаг.
– А вы знаете, что этот человек там делал?
– И без слов ясно, что он там делал, – фыркнул фермер. – За что и получил.
– Но… чего ради он делал это?
– Понятия не имею. Пусть Храм разбирается. Вопрос только – зачем он это делал на моей земле? Теперь жди несчастий! Я сожгу его, а заодно и мельницу – она стоит слишком близко от дороги. Приносит…
Он посмотрел на Кэсерила.
– …приносит беды.
Несколько минут Кэсерил шел молча, после чего спросил:
– Вы его сожжете прямо в одежде?
Фермер осмотрел Кэсерила, оценив убогий вид его наряда, и сказал:
– Ничего из его вещей я не трону. Я и лошадь бы не взял, но ведь – сдохнет с голода!
Кэсерил спросил, все еще колеблясь:
– А вы не станете возражать, если я возьму его одежду?
– Не меня нужно спрашивать. Делайте, что хотите, мне все равно. Если рискнете, останавливать не стану.
– А я помогу вам его сжечь.
Фермер сморгнул.
– А вот за это – спасибо! – сказал он.
Понятно, фермер был более чем рад тому, что мертвецом займется Кэсерил, в то время как сам он принялся устраивать погребальный костер. Сжечь мертвеца было решено внутри мельницы, и Кэсерил дал фермеру несколько советов относительно того, как все устроить, чтобы обеспечить максимальную тягу и чтобы мельница наверняка была сожжена дотла. Помог он и внести внутрь хворост и ветки.
Потом фермер с безопасного расстояния принялся наблюдать, как Кэсерил будет стаскивать одежду с окаменевшего тела и конечностей. Труп оказался гораздо более раздутым, чем показалось на первый взгляд, и, когда Кэсерил стягивал с него расшитое исподнее, распухшее брюхо мертвеца освободилось от скопившихся газов, что было страшновато. Хотя вряд ли из тела изошла какая-нибудь зараза, а вонь… что ж, вонь можно и потерпеть. Вот если до темноты труп не сжечь, он может лопнуть, и тогда Бог знает, что из него выйдет или, напротив, в него войдет! Кэсерил быстро свернул в узел снятую одежду, не трогая башмаков, которые оказались чересчур маленькими. После этого они вместе с фермером водрузили труп на костер.
Когда все было готово, Кэсерил упал на колени, прикрыл глаза и принялся молиться. Не зная, который из Богов забрал душу усопшего (хотя, хорошенько подумав, он мог бы и догадаться), он, стараясь говорить ясно и четко, обратился по очереди к каждому из пяти членов Святого Семейства. Обращаясь к Богам, ты обязан предлагать им лучшее из того, чем располагаешь, хотя это лучшее подчас – всего лишь слова.
– Молю о милости от тебя, Отец, и от тебя, Мать; от тебя Брат, и от тебя, Сестра! И от тебя милости прошу, Бастард. Пятикратной милости, о Высшие Сущности, просим мы от вас!
Какие бы грехи ни совершил усопший, он заплатил за них. Милости просим, Высшие Сущности! Не справедливости! Нет, только не справедливости! Мы были
