Вот Кай.
Садал радовался.
Он случайно коснулся ширмы, и черный солдат, не вставая, снизу ткнул Садала прикладом.
Правое крыло Биологического центра, освещенное лишь масляными светильниками, казалось Садалу джунглями.
Кай.
Доктор Сайх учит: великому покою предшествуют великие потрясения.
Доктор Сайх учит: чем глубже потрясение, тем глубже покой.
Кай.
Садал боялся оторвать руку от ширмы, у него кружилась голова.
Он видел генерала Тханга, неторопливо вступающего в круг света, отбрасываемого масляными светильниками.
Он видел доктора Улама, идущего вслед за Тхангом.
Он видел крошечную Тё.
Он торопил, он кричал, он изнывал от бессилия – зачем вы так медлите?
Вот Кай.
Самым краем полуслепого глаза Садал видел чужих журналистов.
Это вызывало в нем ненависть.
Хито – враги.
Хито – извечные враги.
Хито предали революцию, хито следует наказать.
Хито предали другого, хито следует уничтожить.
Вот Кай.
Садал сделал шаг вперед.
Тяжелая металлическая игрушка, пахнущая порохом и гарью, была теперь не в кармане, она была в его руке. Он вскинул ее заученно и твердо, как это и подобало бывшему высшему офицеру королевских войск.
Он видел Кая, он слышал его чистый смех, он слышал его звенящий голос. Он впервые слышал голос Кая не в хрипящей телефонной трубке, а обращенный прямо к нему, к Садалу.
И этот голос сказал:
– Дай его мне.
Ю.Семенов: Парадокс Каина
Крытый армейский грузовик нещадно трясло. Черных солдат бросало на Семенова, он отталкивал их локтями, жадно прислушивался к реву мотора, к жирному плеску и чавканью грязи, выдавливаемой из колеи, разбрасываемой колесами грузовика на обочины. Где Колон? Куда его везут? В какие-нибудь казармы, оборудованные под тюрьму для таких хито, как он? В военную Ставку Сауми? В одно из самых отдаленных спецпоселений?
Привезли Семенова в аэропорт.
На несколько минут Семенов оказался предоставленным самому себе: черных солдат выстроили у выхода, вскидывая длинную руку, худощавый майор в черном что-то им торопливо вдалбливал.
Семенов осмотрелся.
Зал ожидания был огромен.
В свое время аэропорт Хиттона строился из расчета – до десяти миллионов туристов в год. Он законно считался одним из самых современных и крупных аэропортов Азии.
На всех стойках между разбитыми кассовыми аппаратами пылились бесчисленные россыпи самых разнообразных бланков и квитанций, как бурая листва, пыльными слоями лежали бумажные денежные купюры, горы, монбланы, эвересты казенных бумаг, растрепанных постоянными сквозняками. Официально последний самолет с рабочей хиттонской полосы поднялся лет семь назад, пестрые ковры в зале ожидания выцвели, кресла обросли цветной ядовитой плесенью и крошечными прихотливой формы грибами. Только над широким выходом к терминалу до сих пор, поставленная в узкой высокой нише, молча и бессмысленно раскланивалась перед пустым залом равнодушная сандаловая танцовщица.
Семенова вывели прямо на взлетное поле.
Кое-где поле было изрыто воронками.
Не имеет значения.
Под зеленой маскировочной сетью, как муравьи, копошились черные солдаты, угрожающе торчали длинные зеленые стволы зенитных орудий. Рядом с выходом на попе торчал над землей обугленный остов тяжелого транспортного самолета. Садящееся солнце скрадывало истинные размеры предметов и построек, все казалось на первый взгляд приземистым, непомерно скученным, да и скучным, только ревущий на полосе двухмоторный японский «Лайн» наполнил сердце Семенова надеждой. Это был тот же самолет, который доставил их в Сауми из Японии.
Теперь он, кажется, улетит.
С невольной жалостью Семенов взглянул на солдат,
они остаются.
Лесенки под самолетом не оказалось. Семенову пришлось подтягиваться на руках, снизу его подтолкнули прикладами, он больно ударился коленом о металлический выступ.
Не имеет значения.
Он увидел в салоне расслабленно откинувшегося на спинку кресла Джейка Колона. Рубашка с нелепыми розочками была разорвана на Колоне почти надвое. Клетчатым носовым платком, похожим на саумские нарукавные повязки, Колон осторожно массировал разбитое, заплывшее синяком надбровье.
– Гостеприимная страна, – несколько напряженно хмыкнул второй пилот, с облегчением захлопывая дверь.
– Не вмешивайся, Крэбб, это не твое дело! – по-английски крикнул из открытой кабины первый пилот. – Какая тебе разница, гостеприимная страна или нет? Какая есть, это не твое дело.
– Я и не вмешиваюсь. Я просто запираю дверь.
– Вот я и говорю, не вмешивайся, Крэбб. Запирай дверь и ни во что такое не вмешивайся. Ты ни на минуту не должен забывать о Гарольде.
– Кто этот Гарольд? – спросил Семенов, устраиваясь в кресле рядом с Колоном.
Второй пилот, видимо, швед, несмотря на свое англизированное имя, понимающе кивнул:
– Наш приятель. Был. Когда-то летали в одной связке. Однажды дверь его машины в воздухе оказалась почему-то незапертой.
– Надеюсь, нам повезет больше.
– Я тоже надеюсь, – второй пилот держался все-таки напряженно. – Если, конечно, нас не подобьют на взлете.
– Могут подбить? – заинтересовался Колон.
– Говорят, в Сауми такое случалось.
– Но доктор Сайх…
Второй пилот ухмыльнулся:
– В этой стране, как я догадываюсь, на одного Сайха приходится не менее тысячи хито. Если вы думаете, что с оружием в Сауми совсем плохо, вы ошибаетесь.
И спросил:
– Что вас занесло в эту дыру?
– А вас?
– Мы зарабатываем деньги. Мы летаем туда, куда вообще никто не летает. Куда нам укажут, туда мы и летим.
– Это похоже на нашу работенку, – усмехнулся Семенов. – Мы тоже летаем туда, куда не полетит ни один разумный человек. Нам тоже платят за это.
– Видно, есть за что платить, – ухмыльнулся с некоторым облегчением второй пилот, переводя взгляд на Колона. – Попозже мы вас покормим. Но с выпивкой у нас плохо. С выпивкой у нас совсем никак. Придется терпеть до джапов.
И неторопливо направился в кабину.
Они взлетели.
Их не вынесло с разбитой полосы.
Их не сбили при взлете.
Зелень.
Одна зелень.
Сауми казалась сверху зеленой. Только иногда мелькали огромные неестественно рыжие проплешины.
– Заброшенные рисовые поля, – объяснил Колон. – Еще два – три года и они превратятся в пылевые пустыни.
Семенов рассеянно кивнул.
Он прислушивался к размеренному гулу моторов. Он почему-то помнил о несчастливой судьбе Гарольда, ведь дверь его самолета в воздухе распахнулась где-то здесь.
Нет, вспомнил он. Не здесь. Чуть далее. Над океаном.
