– Одного не хватает.
Рейнольдс выругался.
– Поискать?
– Нет. Оставайся здесь и смотри в оба.
Лук пошел по периметру, стараясь не обращать внимания на испуганные взгляды детей. Комплекс состоял из модулей, самым большим из которых был спортивный зал, а надувные коридоры вели в спальни и классные помещения. Хорошая новость состояла в том, что спрятаться здесь было практически негде. Он наверняка найдет пропажу под кроватью.
Но у дверей ему в голову пришла одна мысль, он развернулся и сделал еще один быстрый подсчет. Два, четыре, шесть, восемь… девять. Десять, включая и его самого.
Холодная волна ярости нахлынула на него, и он расстегнул кобуру.
В коридоре за спортзалом стояла тишина, лишь только ветер скребся о ткань да звучал тихий голос и еще что-то, похожее на хныканье. Лук двинулся в направлении звука, стараясь идти как можно тише, потом наплевал на тишину и припустил бегом.
Он нашел их в одном из классов. Умоляющий голос доносился из-за закрытой двери. Светловолосая девушка лежала лицом вниз на столе и плакала. Пыталась молотить руками и дергалась, но что она могла – худенькая девчушка лет шестнадцати. Горецки стоял сзади и стягивал с нее джинсы, а другой – парень из Мичигана по имени Хили – жирными пальцами сжимал ее запястья.
Когда Лук распахнул дверь, Хили выпрямился с выражением «от, черт» на лице. Горецки смущенно отвернулся, брюки, обнажив его, упали на щиколотки.
Секунду-другую они смотрели друг на друга: Лук, его боевики и девушка. Ее голова была повернута в его сторону, по лицу текли слезы.
– Да она же выверт, шеф, – сказал Горецки.
Лук подумал о своих мальчиках, о своих прекрасных сыновьях, сгоревших заживо. Джош – в самолете, Зак – в танке. Они оба были солдаты. Оба убиты анормальными, компьютерными программами. Первого уровня, как и эта девушка.
Он вытащил пистолет и, держа его обеими руками, выстрелил Горецки два раза в грудь и один – в голову, развернулся и то же самое сделал с Хили.
Убрал оружие в кобуру и пошел искать одеяло для девушки.
Купер умер еще раз.
От кинжала Ферберна – Сайкса, тонкого лезвия, пригодного только для убийства. Изготовленный из углеродного волокна, заточенного до молекулярной толщины, кинжал проник через материю, плоть, мышцы и поразил левый желудочек его сердца. Смерть наступила почти мгновенно.
Сорен извлек кинжал из раны и пошел прочь с непроницаемым лицом.
– Еще раз, – сказал Купер.
Проекция вернулась на десять секунд. Он, Натали и дети завтракали в ресторане две недели назад. Он просматривал запись с камеры видеонаблюдения, но поскольку техника производилась в НЗО, то охват и разрешение были исключительными. Он почти точно помнил разговор: Тодд говорил о футболе, о других правилах, которые применяют сверходаренные, а Купер слушал и шутил. Потом на краю кадра появился Сорен, который перерезал горло одному из охранников, сделал три шага и вспорол плечевую артерию второго. Струя крови хлынула на соседние столики.
Купер на записи не промедлил ни мгновения. Он встал и, наступая на Сорена, швырнул в него стул. Схватка была короткой и прискорбной: стул пролетел мимо, мимо прошел его удар, а хук – заблокирован лезвием кинжала, распоровшим руку Купера надвое. И это еще были цветочки.
Затем наступил кошмар. Тодд, увидев, что отец ранен, бросился ему на помощь. Сорен согнул руку и со страшной силой развернулся. Его локоть вонзился в висок Тодда, и голова мальчика откинулась назад. Купер на записи вскрикнул и бросился на Сорена, который с точностью расположил кинжал, проникший через материю, плоть, мышцы и в левый желудочек сердца Купера.
Он умер еще раз.
Даже теперь, когда Купер знал, что Тодд жив и здоров, что Сорен потерпел неудачу (Купер лично его уделал), все его существо протестовало при виде того, как локоть просвистел в воздухе, как остекленели глаза его сына.
«Но ведь в этом и состоит смысл упражнения. Напомнить тебе, с чем ты борешься».
Он был очень доволен своим изобретением морковки для Сорена. Ему претила мысль о том, что он делает благо чудовищу, чуть не убившему его сына. Но, сидя рядом с убийцей в виртуальной часовне, он опять испытывал то, чего не хотел: сострадание.
Он видел влагу в глазах Сорена. Слезы, вызванные музыкой, – ведь тот слышал музыку впервые в жизни.
«Ты представь, какая потребовалась сила, чтобы добровольно выйти из такого сна. Получить то, что он хотел всю жизнь, но считал невозможным… и тут же отказаться от него».
Эмоции все еще бурлили в груди Купера. Воля Сорена вызвала у него что-то вроде зависти, но он не мог себе позволить такие чувства. Вот он и нашел эту служебную комнату, чтобы заново и еще раз заново переживать худший миг своей жизни.
Он собирался дать терминалу команду повторить запись, когда заверещал его телефон. Забавно: не так давно телефон практически был для него живым существом – все время приносил ему послания, письма, предупреждения, информационные обновления. Но в последние месяцы Купер вывалился из того мира. Да и вообще из большого мира в целом. Теперь получение послания стало для него редкостью.
«КУИН: Нужно поговорить. Срачно. Т. е. срочно».
Купер начал набирать ответ, но вспомнил, что находится в помещении, оборудованном для связи.
– Система. Начать видеовызов, – скомандовал он и назвал номер Боба.
– Все переговоры с абонентами за пределами НЗО временно…
– Игнорировать запрет.
– Прошу ввести код авторизации.
– Спросить Эпштейна.
Он ждал, представлял себе, как послание приходит в подземную берлогу Эрика, еще одна крупинка в реке информации. В голове у него запульсировало – приступ сумасшедшей боли прямо в глазницах, и он потер глаза в ожидании.
Мгновение спустя воздух начал переливаться, запись его смерти сменилась на изображение залитого светом кабинета, белых стен с прислоненными к ним рамками для фотографий, коробками у стола.
– Бобби, – улыбнулся Купер, – заполучил кабинет в новом здании? Мне нравится – окно и все остальное. Наконец твое вылизывание начальственных задниц принесло плоды.
Куин был в аккуратном костюме и со смешливым выражением на лице.
– Сколько тебе потребовалось? Сорок секунд? – спросил он. – Знаешь, ребята станут любить тебя больше, если ты будешь менее доступен.
– Ничего не могу с собой поделать, если меня ищешь ты.
– Тут у меня друзья – хотят передать тебе привет.
Куин, наклонившись вперед, нажал кнопку, и видеоэкран разделился на две части.
– Господи боже, шеф, – сказала Луиза Абрамс, – у тебя такой вид, будто ты разгонял бездомных с автобусной станции.
Валери Вест рядом с ней издала сдавленный смешок.
Не очень давно они вчетвером были одной командой, самой лучшей в Службе справедливости. Они отыскивали террористов и убийц, планировали операции по всей стране, служили длинными сильными руками Соединенных Штатов. Они долгие годы вместе охотились на плохих ребят, не зная ни дней ни ночей, питались чем попало, жили на натянутых нервах, ждали смерти и находили спасение в последнюю секунду. И теперь, увидев их всех вместе, Купер понял, как ему их не хватало. Как не хватало!
– Луиза, ты, как всегда, поэтична, – подмигнул он и провел рукой по волосам. – Так лучше?
– О, да. Я готова хоть сейчас выскочить из бюстгальтера. Извини, детка, – сказала она, подтолкнув Валери, – но я больше не могу противиться его чарам.
– Ну все, хватит, – встрял Куин. – Эта линия не прослушивается?
– Ничуть. Я в НЗО.
– Что? Зачем?
– Пытаюсь осуществить свою детскую мечту – стать ковбоем, – пожал плечами Купер. – А ты что решил? Ищу Джона Смита.
– Так. Я после нашего с тобой разговора много об этом думал, – сказал Куин. – Большинство ресурсов департамента сейчас сосредоточено на Эпштейне, но мне стало любопытно, чем занят наш старый дружок. И я попросил Вэл провести небольшой розыск по закономерностям.
– Да, все верно, – заерзала на стуле информационный аналитик.
У нее была бледная кожа человека, который не знает другого света, кроме излучаемого монитором. Так оно и было на самом деле, чем отчасти и объяснялся ее высокий профессионализм. Именно Вэл навела его и Итана на Эйба Каузена на Манхэттене.
– Но это только теория, – уточнила она.
– Я оцениваю твои теории по фактам, которые получаю от других людей. Что у тебя?
– Думаю, Джон Смит собирается атаковать. И кажется, немедленно. – Она помолчала. – Ты играешь в шахматы, шеф?
– Я знаю, как ходят фигуры.
– Хорошо. Так вот, имеются практически три фазы. Вначале обе стороны подыскивают оптимальные позиции для своих сил. И для Смита таким был его период в бегах, когда он создавал сеть, рекрутировал последователей. Затем миттельшпиль – когда ты находишь свои уязвимые места, размениваешь фигуры. Фаза миттельшпиля может быть кровавой, но до настоящего конфликта она еще не доходит. Как в последние несколько лет: убийства, взрыв биржи…
