погибла в огне. Я не смог ее уберечь. И я виню себя по сей день.
Отчего мне видится, что он не лжет?
И от этого еще сильнее хочется, чтобы он лгал!
— Задумайся, откуда я знаю о тебе? Почему Мунлес признал в тебе ее сходство?
— Мы похожи.
— Да, но это не единственная причина. Мы знали о тебе. Мария мне все рассказывала про свою другую жизнь. Я не знал, как ее зовут на самом деле. Произносить в «Хароне» настоящие имена под запретом. Впрочем, в этом и не было нужды. Она говорила о тебе, Айседора. Пока я плавал за стеклом, она приходила ко мне и рассказывала, как сильно любит тебя. И какая ты у нее хорошая.
Ноги подкосились, хотела бы я упасть и удариться коленками, но крапивная рубашка не позволит.
Мысли путались в голове, они разбегались от меня, как стая тараканов разбегается, если включить свет.
Я отчаянно пыталась принять непреложную истину, которую узнала.
— Значит, мама изменяла отцу с тобой? Ты же даже… не человек?
— Твоя мама очень любила и уважала твоего отца. В конце концов ты сама — от плоти и крови своего отца. Айседора, видишь ли, — Сеера присел на край стола, — в жизни случается так, что человек находит большую любовь в то время, когда все уже сделано… И он несет ответственность за свою семью, за своего первого избранника, за своих детей. Но чувства… с ними ничего нельзя сделать. Они просто есть. И они начинают терзать тебя, если не могут быть выпущены наружу. Поверь мне, Айседора, меня и твою мать сочетала любовь исключительно платоническая. Нам было интересно рядом друг с другом. Мы много общались и многим делились. Но она и пальцем не могла коснуться моего тела. Стекло, разделявшее нас, не позволяло нам соединиться вместе.
Это ничего не меняло.
Боль и обида все равно терзали меня, когда я представляла свою мать с мистическим существом из иного мира.
И почему я до сих пор верю каждому его слову? Отчего во мне самой такая уверенность в его искренности?
Если это обман? Ловушка? Западня?
— Но та жизнь ушла в прошлое, — произнес Сеера, — мы оба с тобой потеряли человека, которого любили. И я этого так не оставлю.
— Вот почему…
Сеера не перебил, а дал мне сформулировать мысль.
— …ты это делаешь. Вот почему! Ты хочешь отомстить поверхности за смерть моей мамы, так? И ты назвал Академию в ее честь, чтобы увековечить ее имя. Превознести его. Словно… дать понять, что твоя любовь к ней будет жить вечно.
Меня бросило в дрожь от подобных мыслей.
Все перевернулось с ног на голову!
— Эта война… все из-за… ты делаешь это из-за нее! Так?
Сеера лишь молча кивнул.
Может, вот он — мой шанс все исправить! Я смогу его переубедить сражаться.
— Сеера, послушай. Я — ее дочь, той женщины, которую ты любишь. И я не хочу войны. Уверена, она бы тоже не хотела. Оставь это. Вернись со своим народом домой. Оно тебе не нужно. И мне не нужно. Никому.
— Призраки уже заключили со мной договор.
— Призраки? Они… они не такие, как ты. Эксперименты «Харон» наложили на них свой отпечаток. Они озлобились на мир. И эта злоба живет внутри них, движет ими. Пойми, тебе не нужно сражаться с ними на одной стороне баррикад. У тебя другой путь. И у твоего народа. Отпусти всех. Прошу. Твои люди устали, работая на кварцевых шахтах. Они изнывают от условий, в которые ты их загнал. А Призракам плевать на тебя, Сеера! Им нужна лишь власть над городом в знак мести. Я понимаю, что «Харон» совершил большую ошибку. Но все ошибаются, и сейчас мы, будущее поколение, расплачиваемся за ошибки предков. Разве это справедливо? Прошу, Сеера, если ты любил ее… правда, любил, то сделай так, как бы она хотела. Хотя бы потому, что этого хочу я, ее дочь, часть крови и плоти ее. Сеера…
— Айседора, ты не понимаешь.
— Чего же?
Его взгляд покосился на картину из камней.
— Ты знаешь, почему возник Проход между нашими мирами?
— Военные испытывали атомную бомбу под водой, и взрыв порвал завесу миров. Мироздание раскололось и…
Его взгляд изменился.
Он молчал, но я видела, что ему смешно. Еще одно мое слово, и этот уравновешенный мужчина зальется неукротимым хохотом.
Я умолкла, поймав этот странный взгляд.
— Ты, правда, думаешь, что какой-то взрыв смог порвать ткань Мироздания? — спросил он у меня, как у ученицы на уроке.
Я не ответила.
О чем это он?
— Неужели, ты уверена в том, что ваш народ смог своими руками создать подобное оружие, способное надломить мироустройство Вселенной? И Проход, действительно, появился из-за какого-то там «взрыва»?
Боже, отчего я чувствую себя круглой идиоткой?
Это ложь?
Врали всем?
И «Харону»? И Печатям? Или «Харон» все знал и скрыл правду о настоящей причине появления Прохода?
Что хочет сказать мне Сеера?
— Айседора, ты же умная девочка. Ты такая же умная, как и твоя мать. Атомный взрыв? И бух — портал в другой мир. Милая, это смешно. Думаешь, все так просто?
И сколько еще тайн об этом мире я узнаю сегодня от него?
Что еще жизнь скрыла от нас?
— Кто она? — спросила я прямо, кивнув в сторону картины матери с младенцем.
— Ох, это?
Сеера взял в руки картину.
— Та, кому мы все поклоняемся. Та, из-за кого все это и случилось. Та, кто повела нас всех за собой. Та, из-за кого я не могу увести свой народ и прекратить войну, как ты этого хочешь. Проход принадлежит ей, Айседора. И я не могу его использовать без ее позволения. Она его открыла.
Она…
— Ее зовут Мелисента.
Пазл складывался.
— Но многим она известна, как Верховная Матерь.
Я проснулась на мягкой постели.
Рядом уже сидел он, ректор Академии имени моей матери, Лорд Сеера.
Теперь уже просто Сеера.
— Что… что со мной случилось?
— Тебе поплохело во время нашего разговора, но сейчас ты себя чувствуешь гораздо лучше, когда выспалась.
— Выспалась?
Я села в постели.
Мы все еще в подводном саду, а я в личных покоях Сееры, в его постели! Проклятье! Я испугалась и осмотрела себя — крапивная рубашка на мне. Не мог же он…
Нет, это чушь!
Что же там было в конце? Я узнала о своей настоящей матери, а потом он сказал…
— Как ты Айседора?
Его ледяная белая большая рука коснулась моего лба.
— Да, уже лучше.
Мелисента.
— Тебе
