– Не сметь так со старостой! – Выдра пнул меня кулаком под лопатку, и я огрызнулся:
– Отвали, мохнатый.
У него на роже заиграли желваки, но Птаха велел:
– Погоди, погоди, Выдра.
Помолчал, раздумывая, задрал голову и уставился на крапчатую лиану. Пошевелил черными бровками и сказал:
– У Шульгина большой отряд. Хотя он не знает, что я уже послал тайными тропами людей в окрестные поселения, думает, его разведка все Городище обложила и никого не выпускает… После первого столкновения от него приходил переговорщик. Майор дает мне двое суток, чтобы отправить тебя к нему, а если нет – накажет. Мне, верному слуге Леса, ставит ультиматум! – Птаха стукнул четками по столу. – Но с армейцами у нас будет отдельный разговор. А для тебя, раз ты во всем этом замешан, раз из-за тебя все так закрутилось, вот какое задание: отправишься в Чум и приведешь сюда Катю. Когда Травник узнает, что его дочку держат здесь, то явится за ней. Мои лесные волки больше в Чум соваться не могут, да и Палач слишком приметный. А вот ты войдешь туда запросто. Тем более, у тебя есть интерес Травника увидать. Скрутишь девчонку, вывезешь как-то оттуда, притащишь. В общем, это твои проблемы, как выполнить задание.
Он замолчал, видя насмешливое выражение моего лица, и после паузы спросил:
– Чего ухмыляешься?
– «Для тебя вот какое задание»… – перекривил я. – Птаха, ты мне не отец и не командир. И даже не староста – потому что я не краевец. Возьми свое задание, сверни в трубочку, тонкую такую, и вставь себе…
– А ну заткнулся! – выкрикнул Выдра и двинул меня по уху.
Я не остался в долгу – врезал ему локтем по ребрам и сразу тыльной стороной кулака по лицу, разбив губы. Рука скользнула к перчатке, чтобы выудить тычковый ножик… И опустилась. Нет смысла, даже если справлюсь с двумя охранниками и с Птахой, из Городища все равно не сбегу – слишком много краевцев вокруг. Да и второй охранник, крепыш этот, уже отскочил подальше и наставил на меня «АКСУ». Нет, не выйдет, нужно дальше хитрить и торговаться, а не лезть на рожон.
– Выдра, стой на месте. На месте! – прикрикнул Птаха.
Тот остановился в метре позади меня, держась за лицо и за «ТОЗ», который успел достать из чехла. Меховая бандана сбилась на лоб, почти закрыла злые глаза. Я ухмыльнулся ему и повернулся обратно.
– Так вот, староста, ты меня выпустишь, а я уйду и не вернусь. Ты ведь это понимаешь. Значит, должна быть какая-то причина, почему мне возвращаться… Ну, так что ты мне хочешь предложить за то, что приведу эту Катю и помогу заполучить Травника?
– Избавление от мучительной смерти, – ответил он. – Лютик, Выдра – действуйте!
Половицы скрипнули разом с двух сторон, только поэтому я не успел среагировать, а то бы навернул минимум одного, может быть, и двух. На левое плечо легла рука Выдры, придавила к стулу, а в правое ухо впечатался приклад «АКСУ», который держал крепыш – Лютик то есть. Лютик! Его бы Бульдогом лучше назвали или Боксером. В голове словно что-то взвизгнуло, а потом меня ударом в спину сбросили со стула. Они знали, что должны делать, заранее обговорили, как будут хватать, как тащить, иначе не смогли бы сработать так быстро и слаженно. То есть у Птахи план был готов еще до разговора со мной, все продумано, оставалось только провести беседу и попытаться выведать побольше, а потом брать меня в оборот.
Через пару секунд я оказался лежащим спиной на столе, а трое краевцев нависли надо мной, сжимая за руки и плечи. Ладонь Птахи упиралась в лоб, вдавливая затылок в столешницу. Ноздри старосты возбужденно раздувались, глаз подергивался, верхняя губа оттопырилась, обнажив зубы.
– Рот ему разинуть! – приказал он. – И держите крепче!
Выдра скалился, а лобастый, невысокий, очень крепенький с виду Лютик оставался спокоен, чувствовалось, что он просто выполняет порученную работу. Не переставая жевать, он ударил меня в живот. Я засучил ногами, которые прижимал Выдра, разинул рот, пытаясь вдохнуть, и тогда Птаха татуированной рукой схватился за торчащий сбоку конец пупырчатой лианы.
В другой руке, на кисть которой были намотаны четки, появилась раскладная бритва. Чирк! – и конец лианы отлетел в сторону. Бросив бритву на стол, Птаха схватил меня за подбородок, вдавил скрюченные пальцы между челюстями, не позволяя им сомкнуться, отогнул лиану книзу, подтянул к лицу. Перед глазами мелькнул обрубленный кончик, на котором дрожала ядовито-зеленая капля. Староста дернул стеблем, стряхнув ее прямиком мне в рот.
Горечь была просто обалденная, у меня мигом отнялся язык, а губы стали как два шершавых резиновых валика. Я задергался так, что краевцы чуть не выпустили меня, и Птаха зачастил возбужденно:
– Держать, держать, еще одну нужно, иначе ему времени слишком много будет, Лютик, ну что же ты – держи!
Вторая капля отправилась вслед за первой, и меня окончательно замутило. Губы распухли и совсем потеряли чувствительность, я кусал их – и ничего не чувствовал, язык не помещался во рту, в горле пекло, вроде там застрял раскаленный уголек. Когда по знаку старосты меня отпустили, сил брыкаться уже не было – я просто сполз со стола, присев под ним, сжав голову руками. Посидел так немного, зажмурившись, потом кое-как выпрямился, вытер кулаками слезы, сами собой выступившие на глаза, проковылял к стулу и повалился на него.
Птаха снова сидел на своем месте, Выдра с Лютиком стояли по сторонам от стола. Лиана покачивалась над ними, на обрубленном кончике пузырилась, постепенно застывая, зеленая пенка. Они глядели на меня, дожидаясь, пока приду в себя. И, мутант задери, мне снова чудилось, что лиана тоже на меня смотрит, хотя никаких глаз у нее нет – глядит этак подленько, по-змеиному, исподтишка, с ядовитой ухмылочкой. Я опять протер глаза, ощущая, как горечь медленно рассасывается в горле, как язык с губами обретают чувствительность и начинают гореть огнем. Промямлил:
– Ты, Птаха, не из тех, кто летает высоко. Ты из тех, кто гадит людям на головы. Ну, говори уже, не тяни.
– Говорить, хм… – прищурился староста. Глаз у него больше не дергался, ноздри не раздувались. – Необычный ты все-таки человечек, охотник. Хорошо, говорю. И, во имя благости лесной, слушай очень внимательно, это в твоих интересах. Одна капля сока – четыре дня жизни. Две капли – два дня. Тебе осталось немногим больше двух суток, примерно пятьдесят часов плюс минус два-три часа. Дольше не протянешь.
– А что будет?
– Плохо будет! – осклабился Выдра. – Так плохо, что сам захочешь смерти.
Лютик по-прежнему жевал свою жвачку, равнодушно глядя на меня. «АКСУ» висел у него на боку стволом книзу.
Староста подтвердил:
– Да, тебе будет очень плохо. Сначала-то ничего такого, только жжение, но под конец… Через пятьдесят часов – вывернет наизнанку, кишки свои выблюешь. Растение это нам Лес послал, как оружие против отступников, отверженных, прóклятых и нечистых. У нас, людей, свое оружие, у Леса – свое. Шторм, споры, деревья, существа… Поэтому и сказал я тебе: грешнику Лес – муки вечные. Хотя твои муки не будут вечны, а, наоборот, довольно-таки скоротечны. Но если сделаешь, что сказано, то я, с дозволения Леса, от этих мук тебя избавлю.
