ворожеи появляются? Прекрасно знаю! Скрывающаяся внутри душа, бьющаяся, точно птица в клетке, от осознания собственной ненужности и никчёмности, порождает колоссальный заряд негативной энергии. Если при этом у человека есть хотя бы минимальный магический дар — рано или поздно он становится дурным глазом, если это парень, или ворожеёй, если это девушка. А дальше — дело техники. Однажды ты заставила ощутить человека страх — и внезапно осознала, что это даёт тебе странные, ранее неведомые, но такие притягательные силы. И пошло-поехало… Скажешь, не так было?
— Так, конечно, — всхлипывая, подтвердила Карика, — Некил, придурок этот, когда мне было шестнадцать, под юбку ко мне полезть вздумал. А случилось это за деревней, так что кричать и звать на помощь было бесполезно. И вот, когда он повали меня и уже собирался с себя штаны стягивать, я внезапно ощутила… это. Мои руки, до того отчаянно сопротивлявшиеся его рукам, внезапно стряхнули тело, словно соломенное. А затем уже я сверху него прыгнула и начала душить. Хорошо так начала, у него аж глаза на лоб полезли. И страх… Я тогда впервые познала вкус человеческого страха. Если бы вы только знали, как это было… сладко. Но тогда я опомнилась и не стала его убивать. Хотя на шее у него и остался огромный синяк. Я уж не знаю, чем он тогда его объяснил, но, ясное дело, не мной, так как его за это очень сильно наказали бы. Прошло полгода… и я поняла, что моя жажда мести за пережитые мгновения унижения не угасла…
— И ты подстерегла мать Некила и убила её? — проницательно спросила Матти.
— Точно, — всхлипывая, кивнула Карика, — подстерегла ночью. Да поблагодарила её за воспитание, которое она своему сынку дала. И с тех пор мимо кого не пройду — так сразу прилив сил чувствую. Когда на стройку стены ходила, смотреть, как перепуганные мужики туда-сюда снуют — для меня это вообще верх блаженства был. И этой силы мне надолго хватило. Чтобы люди не расслаблялись, мне всего-то надо было регулярно могилу эту разорять.
Карика выдохнула и на несколько секунд замолчала. Никто из нас не стал её торопить — ночь длинная, спешить некуда. И ещё неизвестно, как нам с этой девчонкой поступать придётся. Так пусть хоть исповедуется напоследок.
— Больше года держалась, не хотела никого убивать, — продолжила Карика, — но потом так получилось… Я уже на взводе была, силы не хватало… Да ещё с матерью в тот день сильно поругалась. И вот иду я ночью, злобой дышу, а навстречу мне девчонка эта. Такая радостная, такая счастливая, песенку насвистывала… В общем, пропела она недолго.
— Ну а дедушку Артана-то за что? — печально спросила Матти, — он даже ко мне, сироте, добр и ласков был, вся деревенская ребятня, я почти уверена, до самой смерти его любила… Ну, честное слово, неужели больше некого было?
Карика подняла на нас заплаканные глаза, после чего разрыдалась ещё громче.
— Маттика, клянусь тебе, я не специально! Пришла я как-то одной ночью на кладбище. Ничего тогда дурного не делала, просто силе своей волю дала, а то давно сдерживала… Ну там ветер подул немного, волосы у меня, ясное дело, засветились. И тут смотрю — возле одной из могил неподалёку дедушка Артан стоит и на меня смотрит. Ну, вот скажите мне, какого чёрта он забыл на кладбище?! Ночью! Даром, что середина рабочей недели была — ему с утра на шахту надо… Нет, Маттика, ты представляешь, человеку восьмой десяток лет шёл — а он всё никак на покой не хотел уходить. И… инстинкты тогда сработали молниеносно. И только когда я его уже умертвила, мне пришло в голову, что я могла просто заставить его забыть это и уйти. Но было поздно…
Она вновь подняла на нас глаза. По инерции девушка продолжала всхлипывать и шмыгать носом, но больше не плакала.
— Делайте со мной, что хотите, — устало прошептала она, — я попала в ловушку, в которую попадали тысячи до меня. Пришла тёмная сила, тёмная радость от обладания ею — а позже, всегда позже приходит цена. И вот цена моей силе — я ДАЖЕ НЕ ПОДУМАЛА поступить тогда как-то иначе! Я становлюсь зверем, чудовищем!. Если вы хотите убить меня — убивайте. Я всё равно больше так не могу…
— Ну, отлично, — прошептала я, — и что нам с этим делать?
— Ну… Не убивать же, — ответила Матти, — не нежить всё-таки, живой человек, которому просто неоткуда было научиться пользоваться внезапно свалившейся силой. И это ещё не самый плохой вариант развития событий, смею вас заверить. Не всегда, к сожалению, мы, Сёстры, успевали туда, где были нужны, и… В общем, поверьте, разное было. Алаэрто, ты что думаешь?
— Она ваш соплеменник, не мой, — невозмутимо сказал Алаэрто, до того приводивший свою одежду в порядок, — не мне…
— Да что ты всё заладил — соплеменник, не соплеменник. А если бы она своим чёрным огнём тебе дырку в голове прожгла, твои сородичи, прилети они за твоим телом, тоже сказали бы — сами судите её, она ваш соплеменник, — сердито сказала я.
Алаэрто поначалу даже растерялся. Он посмотрел на меня так, как будто разглядел во мне что-то новое. Но я выдержала его тяжёлый взгляд, хотя почти наверняка и знала, какая гневная тирада за этим последует.
— Учитывая, что ты почти ничего не знаешь о нас, я всё же сделаю скидку на твой запал, — усмехнувшись, сказал Алаэрто, — так вот могу тебе сказать, что нас, драконов, воспитывают крайне сурово. Учат самым разным вещам, самоконтролю в том числе. Ну да ты на примере Дэмиена видела, чем его отсутствие может обернуться — а он не дракон, всего лишь таисиан. Хотя его силы на тот момент и были вполне сопоставимы с силами дракона. Впрочем, он ещё неплохо держался — а уж поверь мне, опьянение силой — это не шутки. Недаром даже их Аорташ всполошился. Ну да не суть. Суть в том, что жизнь каждого дракона священна для его соплеменников. И если дракон совершает братоубийство — неважно, по какой причине — его ждёт суровое наказание. Нет, не смерть. С виновником проводят ритуал и навсегда заставляют в нём заснуть драконью кровь. После
