Доктор Пайрам подошел поближе.
– В чем заминка?
Риордан подождал несколько мгновений, пока последний курсант повернет за угол коридора, и подтолкнул земляка локтем.
– Говори.
Хоракт нехотя вновь задрал рубашку.
– Вот надорвался, таская мешки на отцовской мельнице.
– Беспокоит?
– Редко. Только, если сильно напрягаюсь.
– Ты выбрал ремесло, где тебе придется сильно напрягаться, – доктор Пайрам повернулся к Риордану. – Ну, ступай за своей запиской. А мы пока обследуем живот твоего друга. Думаю, что беда поправимая.
Когда Риордан вернулся, Хоракт уже вышел из кабинета врача. Его лицо светилось неподдельной радостью.
– Спасибо тебе, дружище!
– Ну, что сказал доктор?
– Сегодня после ужина иду к нему на прием. Он говорит, что вправит мышцу, но мне пару месяцев придется поносить на животе специальный бандаж. Представляешь? И потом буду полностью годен для службы. Я так тебе благодарен!
– Уж не знаю, благо это или нет, – Риордан со вздохом взялся за дверную ручку.
И вошел без стука, как ему было сказано. После кабинета Ариста он был готов ко всяким устрашающим и блестящим штукам с жуткими названиями, но ничего такого тут не наблюдалось. Белые шкафы с множеством ящиков и две двери в разные стороны. Как он выяснил потом, одна вела в больничное крыло, а другая – в операционную. Вот там-то, в операционной, и были развешаны те самые ножи, пилы и щипцы, которые так напугали его в Гроендаге. Пайрам быстро прочитал записку гроендагского врача, после чего так же быстро и ловко размочил «лепешку» Ариста теплой водой, пахнущей лекарственными травами, и осмотрел его щеку изнутри и снаружи. Татуировка вызвала у Пайрама приступ веселья.
– Как можно удержать художника от желания рисовать? Ему уже мало холста, теперь он творит прямо по коже, – воскликнул он. – Ах, если бы он принял мое приглашение переехать сюда, в Овергор! Представляешь, скольким поединщикам он смог бы обогатить биографию? Но старина Арист предпочитает оставаться лучшим хирургом Гроендага, чем влиться в когорту столичных врачей. Так, я начинаю извлекать нити, будет немного больно.
После того, как стягивающие лигатуры были извлечены, Пайрам присвистнул.
– Спиралевидный узор, а, Риордан? Не удивляйся, твое имя было в записке. Или уже стоит начинать звать тебя Бесноватым? Как молнию? Вы же в эту легенду метили на пару с Аристом? Выдумщики. Ладно, заживление проходит отлично. Воспаления нет. У Пайрама свой состав, у меня свой. Сейчас я залью твою щеку млечным соком одного из своих растительных фаворитов. Держаться будет не хуже пайрамовской лепешки, только придется некоторое время посидеть неподвижно, пока сок схватится. Кстати, он будет почти что под цвет твоей бледной физиономии. Твоему поединку с Крушителем пластырь не помешает. Шпага, насколько мне известно, да?
– Угу, – промычал Риордан, уже ничему не удивляясь.
Тут все про все знали, это он уже понял.
– Через несколько дней я тебя от нее избавлю. Ухо поджило полностью, тут мы снимаем нашлепку. Получилась интересная асимметрия ушей. Для поединщиков это особый шик. Разве ты не знал? Девчонки будут визжать от восторга, как и Арист, – Пайрам любил разглагольствовать во время своих врачебных манипуляций. – Мой пластырь тебе мешать не будет, но что ты скажешь насчет стального панциря? Шпага, насколько я представляю это ваше искусство, требует максимальной подвижности. А тут на тебя навесят добрых пару стоунов. Да еще наплечники и шлем, всякие там наручи, наголенники. Ты раньше тренировался в полной защите? Как ты будешь двигаться?
– Какой панцирь? – встревоженно переспросил Риордан. – Мне ничего об этом не говорили.
– Странно, – пробормотал Пайрам. – Кавалер должен был тебя проинструктировать. Неужели ты думаешь, что тебя выпустят против боевого топора в вашей синенькой форменной рубашонке? Да, оружие тренировочное. Но оно не приспособлено для нежного поглаживания. Даже деревянный топор может проломить тебе череп или сокрушить ребра. Как врач, я запрещаю необоснованный риск.
Риордан с горечью подумал: вот она, месть Кавалера. И этот подленький удар направлен исподтишка и наверняка. На него навьючат несколько стоунов доспехов, он и двинуться в них не сможет. А бой с Крушителем после успехов против Виннигара и Танцора представлялся ему плевым делом. Он надеялся измотать противника ложными атаками, постоянно провоцируя на удары и заставляя вымахиваться, а потом поставить точку эффектным выпадом. И как теперь быть?
Он медленно брел по коридорам школы, притягивая любопытные взгляды обслуги. Риордан размышлял о своей жизни, но это были мысли с горьким привкусом. Всегда он тянулся к людям, старался заслужить их расположение, быть полезным. Равнодушие отца ранило его, но он не сдавался, не понимая, что папаша слишком занят собой, чтобы уделить частичку сердца своему отпрыску. Сначала это была гордость, а потом страдание и обида на судьбу, что столь несправедливо обошлась со знаменитым охотником. Мать замкнулась в скорлупе своего женского горя, и эту скорлупу не смогли пробить его еще детские кулачки. Для односельчан он навсегда останется лишь объектом для шуток. Им было плевать на его обиды, они смотрели на него и искали только повод. Повод развлечься за счет неуклюжего, уродливого парня с заплатами на штанах и куртке. Насмешки чужих и равнодушие близких. Ему всего-то нужно было немного тепла, но он не получил даже горячего выдоха в свою сторону в морозный день. Никто ничего не хотел отдавать ему, зато все с готовностью брали. Отец и мать недолго колебались, когда торговались за его жизнь. Стоило лишь предложить достойную цену. Он ликовал, видя особое отношение капрала. А было ли оно? Кастелян, каким бы он ни был негодяем, высказался предельно ясно: Скиндар и Биккарт ищут настоящего бойца, самородка. И вот они его находят. Зачем он им? Чтобы достойно погибнуть за Овергор, тогда их мнение восторжествует. Земляки по Прочному кругу стали ему за несколько дней близкими друзьями. А почему они сплотились вокруг него? Потому что он самый достойный? Или потому что самый глупый и им можно прикрыться, как щитом? Хоракт и Дертин не собираются умирать на Парапете Доблести. Это право они предоставят ему, а сами перейдут в городскую стражу при первой возможности. Кавалер почти что начал вызывать его симпатию, но проявил себя как подонок. Здесь все ненавидят выскочек, так он сказал? А ведь это чистая правда. Странно, что почти все, кто был ему близок и кому он доверял, хотели им воспользоваться, а враги и недоброжелатели не пытались лгать или кривить душой. Может быть, нужно меньше доверять близким и больше ценить врагов? Разве что три человека стали в его жизни исключениями: младший брат Стогнар, Эльга, дочь Йельда-брадобрея, и, как ни удивительно – Тиллиер. Первый любил его просто, потому что он был ему братом. Эльга очень помогла, и вообще эта девушка стоила того, чтобы пытаться ее заслужить, стать ее достойным. А Тиллиер, Тиллиеру, похоже, не нужно ничего, кроме веселья. И он от рождения лишен страха, вместо него боги дали ему любовь к приключениям.
Риордан замер на месте от поразившей его мысли. А кто таков он сам? Какой он по-настоящему? Получается, что такой, который позволяет насмешничать над собой, пользоваться своими достоинствами.
Так бывает. По крыше дома барабанит дождь. Это дождь решений, которые превращаются в поступки. Ручейки событий стекают по крыше и падают наземь. И в этом хаосе звуков при желании можно различить мелодию, которая звучит только для тебя одного. Риордан смог уловить ее и вслушаться. Он вдруг понял, что живет бесцельно. Без Цели. А она все время была рядом, как та неуловимая мелодия. Он понял, что должен измениться. Он почувствовал, что в силах измениться. Он осознал, что способен подчинить события своей воле. По крайней мере, он обязан попытаться это сделать, чтобы в случае, если он потерпит поражение, не сожалеть, что он знал и не пытался.
А с Кавалером нужно разобраться. Какой бы он ни был классный командир, его отношение явно предвзятое. И спускать ему больше нельзя. Не любите выскочек, товарищи-новобранцы? Значит, будете их бояться. Прочный круг желает, чтобы он был справедливым Арбитром? Он станет жестким Арбитром, так надежнее.
