class="p1">– И как тебе юноша? – резко перебил Пацель.
– Порядочен, весьма умен, но в интригах из-за отсутствия их в его жизни еще неопытен. Для вампира порой излишне великодушен и сердечен, сразу видно бывшего человека.
Вицеллий нахмурился оттого, что молодого графа назвали юношей, хотя, согласно подсчетам, Пацель был лишь на три десятка лет его старше.
– Он уже достаточно поднаторел в веномансии?
– Весьма! – кивнул Вицеллий. – Но еще балуется ядами с игривостью ученого, видящего в предмете изучения лишь светлую сторону.
– Он получил достаточный иммунитет к ядам? Зиалмон, ксимен, белая роза?
– Да. Кровь старейшин – удивительная субстанция, которая развивает ответ на любой раздражитель, пусть и медленно, если это касается таких сильных паралитических и гнилостных ядов, как названные тобой. Перечисленные яды более не страшны для его тела.
– А что насчет возвратной реакции? Ты проверял ответ организма?
– Хорошие у тебя познания, друг мой, – прошептал удивленный Вицеллий. – Проверял. Иммунитет сохраняется даже после значительного периода непринятия яда.
Пацель обменялся с Мариэльд многозначительным взглядом, но затем отвлекся. Дрожащей рукой он вытер испарину с лица, а тело его мелко затряслось.
– Но где же ты пропадал все эти годы?
– Дела, Вицеллий, дела. Ни мига покоя… Чего порой не сделаешь ради любви, – маг ласково взглянул на старую графиню. – Но тебе такое не понять, Вицеллий… Я… – Он сделал вдох и резко закашлялся, пытаясь выдавить ком, стремительно нарастающий в области горла.
– Что-то дурно тебе, друг мой, – лицо Вицеллия исказила ядовитая улыбка.
– Что-то да… – прошептал Пацель, а затем его глаза расширились в понимании. – Ты… Ты!
Маг схватился за горло и зашатался. Блеклыми глазами некогда цвета горячего янтаря он уставился на графиню, точно прося помощи, пока она, бледная, стояла и не шевелилась. Ноги старого мага подкосились, он рухнул назад, а его тело изогнулось в приступе боли. Сама Мариэльд попыталась что-то сделать, но не смогла: она тоже медленно завалилась на каменистый берег, не сводя со своего отравителя взгляда, полного ледяной злобы.
На ее глазах Вицеллий элегантно извлек из кошелька платок, затем достал из-под пелерины бутылек. Выдернув пробку, он смочил ткань и протер руки, которые были в яде. Зиалмон с борькором сослужили верную службу. А теперь пришло время уходить!
– Самолюбивый Пацель никогда бы не допустил такого отвратного вида, – произнес со знанием дела вампир. – Если я покинул двор и постарел, это еще не значит, что я стал глуп, госпожа Лилле Адан! Все ваши грязные интриги оставьте при себе!
В ответ Мариэльд пыталась что-то прохрипеть, но замолкла и лишь с ненавистью посмотрела на веномансера. Ее ошибкой было подать руку еще в кабинете. Как говорят в Элейгии: «Лучше получить в лицо укус от гадюки, чем пожать руку веномансеру». Так оно и случилось, так их всех переиграл умелый придворный.
Тело Пацеля лежало меж камней. При падении он разбил голову, которая развалилась, подобно перезревшему арбузу, и теперь ручьи крови сочились меж гальки, стекая к морю.
– Я не знаю, как в твоем жалком и гнилом теле умудряется жить сотрапезник, Пацель, но я не позволю использовать себя, как кто-то использовал когда-то тебя. Прощайте!
Взглянув на труп бывшего друга, тело которого, как решил веномансер, уже несколько десятилетий не принадлежало ему, он подошел к Мариэльд. Убедившись, что она беспомощна и слаба, Вицеллий залил ей в горло остаток пузырька с зиалмоном. Потом развернулся и направился назад, к особняку. Там нужно было срочно взять коня, выгрести золото Лилле Аданов из потаенных мест, которые он давно выведал, и покинуть Ноэль как можно скорее. По подсчетам Вицеллия, старая графиня пробудет в таком состоянии около суток, а мертвый Пацель более был неопасен. Мыслями Вицеллий перенесся в Элегиар и попытался понять, зачем этим двоим потребовалось подделывать письмо?
Оно пришло от Нактидия гор’Наада, когда-то обычного банкира, а теперь, судя по самопредставлению, от помощника королевского казначея. Нактидий приглашал его к себе и напоминал о вкладе в восемьсот сеттов.
«Что за чушь! Все придворные знают, что мне нельзя возвращаться в Элегиар. И как мог он узнать, где я нахожусь? Это невозможно, это ложь, подлог!» – с отвращением думал веномансер, бредя по камням.
Неожиданно его чуткий слух уловил шевеление. Он обернулся, и глазам его представилось жуткое зрелище. Обезображенный труп, словно изрубленная змея, извивался и подбрасывался в бешеных приступах, хотя Пацель был уже мертв.
– Это… не сотрапезник… – мстительно хохотнула Мариэльд, а затем прокашлялась, отчего по ее серому платью побежали ручьи крови.
Некая сила будто пыталась вырваться из трупа. Вицеллию не доводилось слышать ни о чем подобном, однако, будучи умным вампиром, он не стал ждать, что же явится на свет. Стало понятно, что это нечто угрожает его жизни… грозит стать погибелью. Тогда он пустился во весь опор к особняку, истошно вопя:
– Помогите! Госпожу убивают!
Стражники у калитки вздрогнули от далекого крика и бросились на помощь.
* * *
Дела заняли у Юлиана куда больше времени, чем он рассчитывал, а потому к особняку он возвращался утомленным, но довольным собой. Когда конь почуял дом и скорый отдых, то прибавил ходу. У ворот поместья он замер как вкопанный, всем своим видом показывая, что дальше не сделает ни шагу, пока всадник с него не слезет.
– Ну извини, Тарантоша! – граф спрыгнул с седла. – Что поделать, неделя выдалась беспокойной…
Точно соглашаясь, конь фыркнул и впечатался мягкими губами в плечо хозяина. Энергичным шагом Юлиан буквально влетел во двор, таща за собой уставшего Тарантона, который завидел родную конюшню и уже сам устремился в ее сторону, зная, что там его почистят и накормят отборным овсом.
Граф Лилле Адан тем временем заспешил в дом. В гостиной, у потухшего камина, сидели в близко приставленных друг к другу креслах Мариэльд и Вицеллий. Изъеденная кислотами рука старика с любовью поглаживала раскрытую женскую ладонь, отчего графиня прикрыла в истоме глаза и провалилась в сладкую полудрему. Она даже не услышала шаги сына, а очнувшись, чуть дернулась в кресле и медленно убрала руку.
Юлиан с добродушной усмешкой смерил взглядом матушку, которую до этого дня и подозревать не мог в таких отношениях. Но, видимо, она слишком хорошо скрывала близость, в которой сомневаться теперь не приходилось.
– Ах, тихо же ты ходишь! – сказал Вицеллий.
Спина и плечи его распрямились, но граф уже увидел все, что было нужно. И теперь хитро поглядывал то на невозмутимую матушку, то на нахохлившегося веномансера, который делал вид, будто ничего не произошло.
– Ты сделал все свои дела, сын мой? – спросила графиня.
– Да. В Луциосе все хорошо, более никто не угрожает спокойствию вод Лилейского пролива! После собрания плениума мы снарядили гонцов на отбывающих судах в дальние порты. Наги хоть и не верят до конца, но подумывают вернуться… А в Лорнейских вратах, как и в Луциосе, вовсю готовятся к ярмарке Валгоса.
– Рада, что ты успел все сделать.
– Успел? В каком это смысле успел, матушка? – Юлиан уловил в голосе Мариэльд какой-то намек. Но хороший или плохой, следовало выяснить.
Тихонько, но выразительно учитель прокашлялся в кулак с целью привлечь к себе внимание. И снова, к удивлению графа, Мариэльд, обычно высокомерная, на этот раз поглядела на Вицеллия с уважением. Граф был обескуражен, чувствуя разительную перемену во всем, точно уезжал не на четыре дня, а на долгие годы!
– Итак, пару дней назад гонец принес письмо из Элегиара, – начал говорить веномансер. – Оно в кабинете.
– Ада! – громко позвала Мариэльд и приказала буквально из ниоткуда появившейся служанке: – Принеси из кабинета позолоченный футляр. Он на столе в кабинете.
– Как прикажете, тео.
Вскоре пергамент передали Юлиану, и он внимательно пробежался глазами по тексту.
Мой дорогой друг Вицеллий! Я имею честь и удовольствие сообщить, что те 300 золотых сеттов, что ты буквально оторвал от сердца и передал мне, за полвека доросли до значительных 800. Это немалая сумма, мой великодушный друг, и любой другой бы умолчал, затаив это золото, и даже не вспоминал бы ни о нем, ни о тебе. Но я помню ту услугу, которую ты мне оказал, и как велика была помощь, вытащившая меня за волосы из черного омута нищеты. Я буду рад увидеть тебя в своем особняке в восточной части Золотого города, дабы воздать должное за проявленное бескорыстие. Если ты в силах, то явись хотя бы под чужим именем.
Твой верный и преданный товарищ, Нактидий гор’Наад, помощник главного
