мельком из каюты.
Нырнув в объятия тисовой рощи, объединенный отряд вскоре выехал на тракт. Ближе к обеду, когда уже вовсю туда-сюда сновали ослики с товарами и груженые телеги, путешественники добрались до развилки, той самой, между трех громадных дубов.
– Матушка, я буду скучать по вам! – Юлиан протянул руки и обнял сухонькую графиню. – Передавайте мои сердечные приветствия вашей подруге.
– У тебя не будет времени скучать. Уже через пару месяцев твои мысли займут совсем иные дела, – ответила Мариэльд и вскинула бровь. – Но коль твои пожелания моей подруге так сердечны, поезжай со мной. Амелотта будет рада тебе.
– Нет, матушка… Нет! Я к такому не готов. Только хочу попросить вас…
– О чем же?
– Если я не успею возвратиться раньше, чем вы с вашей подругой явитесь сюда, прошу, не позволяйте орде ее кошек топтать мои покои и лабораторию! Заприте комнаты, а еще лучше заколотите! И объявите обязательно, что там остались опасные яды, от которых вся ее невоспитанная живность издохнет сиюминутно.
Растеряв ледяное высокомерие, Мариэльд расхохоталась. Затем взор ее перепорхнул на Вицеллия и сделался еще теплее и ласковее.
– Прощайте… госпожа, – сказал веномансер.
Он поправил свою жесткую суму с ядами, скрипнув кожаной тканью, и поцеловал поданную графиней руку. Оба замерли. Оба молчали, но что-то в их глазах говорило, что они понимают друг друга без слов. В конце концов графиня с явной неохотой убрала руку в тонкой перчатке и взобралась на белоснежную кобылу, украшенную у седла и уздечки декоративными цветами олеандра.
Расставание было коротким. Никто из присутствующих не любил долгих прощаний, и каждый верил, что все еще друг с другом увидятся… Наконец матушка вместе со слугами скрылась за горизонтом, а Юлиан обратил взгляд вперед и глубоко вздохнул от нахлынувшего на него чувства предвкушения. Их путь лежал к Олентьюку, что покоился у гор Аше за бурной речкой Олен. Путники должны были достичь города поздно ночью, проехав несколько поселков и деревень поменьше, а также минуя мельничные пруды. В Олентьюке располагался весьма средненький постоялый двор, но выбирать не приходилось.
Отряд подстегнул лошадей и пустился в долгое путешествие.
* * *
Кони бодро шли по широкому тракту Оленто, приближаясь к утопающему в зелени Олентьюку. В задумчивости Вицеллий читал книгу, которую позаимствовал из библиотеки, видимо безвозвратно. Склонив голову набок, граф увидел название «Паруса» и удивленно воззрился на старика, ранее совершенно не интересующегося устройством такелажа.
Фийя и Кая ехали позади на некотором расстоянии и тихонько болтали между собой. Каю еще девочкой купил по дороге Вицеллий, который в те годы как раз бежал в Ноэль. Сейчас она подросла, стала крепенькой и коренастой женщиной, на вид лет двадцати, немного сутулой, но весьма симпатичной.
– Эй, Фийя, – Кая ущипнула подругу за бедро сквозь серое платьице.
– Да? – Фийя повернула свою голову с несколькими заплетенными косами.
– А мы куда едем?
– Как? А ты не знаешь? – Фийя посмотрела удивленно. – В Элегиар же!
– Где это?
– Ну… Там, где-то на Юге, – деловито вскинула бровь женщина, которая и знать не знала, где это королевство.
– Понятно. А что мы там будем делать?
– Ну, не знаю.
Юлиан, который услышал разговор двух женщин, не смог не улыбнуться от его забавно-бестолкового содержания.
– Учитель, – обратился он к старику, едущему вровень с ним на серой кобылке.
– А? Да-да? – отвлекся от книги тот.
– Расскажите-ка мне о Нактидии гор’Нааде. Я никогда ранее не слышал, чтобы вы упоминали о нем, однако в своем письме он обращался к вам весьма тепло.
– Это… – Вицеллий прикрыл книгу и обвил себя суконным плащом, словно подмерз, – я с ним долго общался до того, как пришлось покинуть Элегиар.
– Весьма необычно с его стороны напоминать о старом вкладе. Не по-банкирски как-то.
– Но по-нактидиевски! – заметил Вицеллий. – Там не все так просто, Юлиан! Нактидий – друг Пацеля, а Пацель – мой давний друг, с которым я познакомился в Элегиаре. Как самый настоящий златожорец, Нактидий ценит свою репутацию, а потому, не желая терять лицо среди аристократии, трепетно относится к расчетам в злате со своими вкладодержателями. Во время празднества Гаара, – старик закатил глаза к голубому небу, – в 2100 году это дело было… подле Праотцовской пущи, где проводят жертвоприношения… Да, именно там! Тогда Нактидий испытывал денежные затруднения, но сидел со мной в первом ряду. Незадолго до этого я дослужился до кресла консула и стал королевским веномансером. Тогда же, после церемонии жертвы Гаару, я и согласился стать вкладчиком его банка. Конечно, после сотни уверений в чистоте намерений… Потому что в те годы, когда отменили запрет на выдачу кредитов населению, банков стало как чертят по осени.
Юлиан удивился столь открытому ответу. Ранее за его учителем, молчаливым и скрытным, не водились откровенные беседы о прошлой придворной жизни. И вдруг он так расщедрился.
– То есть Нактидий узнал, где вы сейчас живете, от Пацеля?
– Возможно.
– Вы уверены в нем?
– Да, я же тебе сказал! – буркнул в недовольстве веномансер, снова утыкаясь в книгу. На этом, похоже, его открытость заканчивалась.
– Вы сами говорили мне, что верить никому нельзя. Помните? А теперь едете в Элегиар после всего, что произошло! Рискуете жизнью за восемьсот сеттов? Да, сумма немалая даже для потомственной аристократии, но, Вицеллий… Вас упоминали в книгах истории едва ли не как главного участника события. Остерегитесь! Нам еще можно проехать мимо Элегиара!
– Прошло тридцать лет, Юлиан… Все всё забыли, во дворце сменилось целое человеческое поколение. А восемь сотен сеттов на дороге не валяются, ты сам только что сказал.
– Ваши слова нелогичны, – Юлиан помотал головой. – Тридцать лет – это много для простого человеческого люда, но не для вампиров из дворца, которые должны вас помнить.
– Нактидий – мой старый добрый друг.
– У вас нет друзей. Вы сами говорили не единожды.
– А ты, я гляжу, памятливый?! – веномансер с шумом захлопнул книгу и посмотрел исподлобья.
– Я не хочу проблем… Подозреваю, вы тоже не хотите на виселицу, правда же? Вы выбрали имя, которым представитесь страже при необходимости?
– Выбрал.
– Какое же?
– Вицеллий гор’Ахаг.
– Да вы умом тронулись! – воскликнул Юлиан.
– Я был когда-нибудь похож на сумасшедшего? – старик впился колючим взглядом.
– Пока нет, – с неохотой признал Юлиан.
– Я похож на самоубийцу?
– Нет…
– Тогда, не зная, что произошло в Элегиаре на самом деле, не смей судить обо мне по каким-то там книгам! – Вицеллий отвернулся, поджал губы и стал смотреть куда-то вдаль. – Не разочаровывай свою матушку, Юлиан! Она возлагает на тебя большие надежды… Тем более она сама доверила тебя в мои руки…
Снова потерявшись под накидкой из тонкого сукна, Вицеллий втянул голову в худые плечи, ссутулился в седле и продолжил чтение. Лишь колючие глаза бегали туда-сюда по строчкам, а также шевелился палец, чтобы листнуть страничку. На этом разговор, по мнению веномансера, закончился.
* * *
Время шло, Юлиан и Вицеллий говорили друг с другом мало. Разве что перекинулись парой слов касаемо способа извлечения яда из афенских медуз. Старого веномансера невероятно взволновало, как быстро погибли два столь могучих и больших левиафана. Чуть позже, когда солнце закатилось за острые шапки гор и на Ноэль осела вечерняя полутьма, граф вновь завел разговор.
– Учитель, а вы ничего странного не замечали в мое отсутствие?
В сумраке Вицеллий нехотя оторвался от книги, болезненно проморгался и посмотрел своими старыми прищуренными глазами.
– Что именно я должен был заметить, Юлиан?
– Пропажу двух стражников, охраняющих калитку в саду.
– Сбежали, – дернул плечами старик.
– От нас никогда не сбегали айоры, учитель… Тем более у Бисая осталась жена с ребенком.
– Что айоры, что рабы, – волна презрения прокатилась по лицу Вицеллия. – Это одно и то же. Я не хочу вникать, что сподвигло этих безмозглых вампиров бросить все и покинуть твою мать.
И он снова пропал глазами в книге, однако Юлиан не отставал. Ему не нравилось это таинственное происшествие, и следовало разобраться в нем хотя бы отчасти.
– Я хочу еще кое-что спросить…
– Что же? – Вицеллий недовольно отвел глаза от книги, правда уже другой – «Генеалогии Сатрий-Арая, с 1000 по 2000 год».
– Для чего вы использовали противоядие от зиалмона? Когда я упаковывал яды и противоядия, одного флакона недоставало.
Мало кто знал о зиалмоне, или черном корне, потому что растеньице, в общем-то, было весьма обычное. С лежачим разветвленным стеблем, небольшими вытянутыми листочками темно-зеленого цвета и угольного цвета корнем. Произрастающее исключительно на западе от королевства Нор’Мастри, оно было редким и оттого никому не интересным. Однако состояло в родстве с ксименом из гор на севере и имело влияние на старейшин. Действовало ярче, сильнее и быстрее, но также не чувствовалось в крови человека.
Именно зиалмоном отравил
