рукой к стене:
— Так, клади его сюда.
Я достал пса из убежища. Бакс выглядел очень плохо, но все еще дышал.
— Все, иди. Сейчас я им займусь.
Мужик принялся извлекать из браслета шприцы, какие-то бутыльки, непонятные инструменты. Я же уходить так просто не хотел.
— Если что надо, скажи, я хоть к центральному городу за зельями сбегаю, если это даст Баксу выжить.
— По-твоему, я покупаю те составы, которые использую для питомцев? — раздраженно спросил ветеринар, и сразу махнул рукой. — Неважно! Все, не отвлекай меня. Шансы на то, что твой пес выживет, и так не слишком высоки.
— Может, есть какой-то способ повысить эти шансы? — наудачу спросил я. — Любые средства, пусть даже это будут товары из центрального…
— Пошел вон! — заорал ветеринар.
Довольно невежливо. Но справедливо — я сам полез ему под руку.
И я пошел. Вышел из подвала, остановился, пытаясь выкинуть из головы мысли по поводу Бакса. Повлиять я ни на что не могу, остается ждать, и результат этого ожидания не изменят никакие мысли, я лишь потрачу нервы. Я это понимал, но все равно выбросить из головы мрачные мысли не мог. Как не получалось и стоять на месте: плещущийся в крови адреналин требовалось либо выплеснуть, либо подождать, пока организм выгонит излишек.
Чертово человеческое тело. Куда проще быть архидруидом в собственноручно выращенном теле, которое лишь выполняет человеческие функции, и ты сам можешь отслеживать и менять свое поведение. И на твое настроение и поведение не повлияют взбрыкнувшая щитовидная железа, магнитные бури, образ и условия жизни, питание, количество кислорода в крови. И даже выражение собственного лица, по мнению психолога Пола Экмана и его коллег, влияет на настроение. Иногда мне кажется, что человек — балансирующий на цирковом колесе клоун, жонглирующий десятком мячиков. И это касается не только настроения, но и здоровья, где могут сыграть генетические и социальные факторы. Вся жизнь в социуме — то же самое жонглирование, только еще менее предсказуемое. И в этом теле мне приходится жить…
Попытка задуматься о чем-то другом, кроме состояния пса, окончилась неудачей — мысли все равно вернулись к псу. Тогда я отправился к ЦУМу, где экстренно выдернутый лекарь, матерясь, выправил мне кости и вылечил раны, а потом пошел прямо по улице, двигаясь бесцельно и пытаясь сосредоточиться на дыхании, а не на мыслях о Баксе. Не получалось.
Спустя десять минут, вынырнув из тягостных мыслей, я обнаружил, что стою рядом с киоском бесплатной еды.
— Вы долго будете смотреть на кашу? — спросил парнишка лет девятнадцати, худощавый пробужденный F-ранга. В последнее время в городе осталось совсем мало обычных людей — лишь те, кто специально и очень успешно прятались. Остальные уже побывали в осколках. Власти взяли в оборот большую часть пробужденных — высокоранговых, которых оказалось не слишком много, разбросали по мастеровым, по бригадам охотников и по боевым группам, стараясь разбросать по разным группам недовольных принудительным пробуждением. Среднеранговых обязали ходить в обязательные патрули, два раза в неделю. Пробужденные вроде этого парня пару раз в неделю убирали на улицах мусор, вытаскивали тела монстров из осколков, таскали оттуда и плодородную землю для растений, и бетонные плиты для строительства зданий. Народу было много, так что F и E-ранговые работали каждый день. Власти приучали народ подчиняться, оплачивая их труд, и постепенно сколачивали из отдельных личностей, с их мнением и ярко выраженной позицией, крепкую работящую массу. До талонов пока не дошли, но думаю, в будущем могут и ввести.
— Дай одну тарелку, — решил я. — И чай.
Есть не хотелось, как и пить. Человека не тянет есть при сильном стрессе — организм залит адреналином, который притупляет аппетит — ведь когда организм в опасности, ему не до еды. Но если стресс постоянный, изматывающий, он заставляет надпочечники повышать выброс другого гормона — кортизола, и человек, стремясь улучшить свое состояние, заедает стресс сладким. Сахар провоцирует выработку дофамина, который уравновешивает синтезированный в условиях стресса кортизол.
Я давился, жевал через силу, и каша стояла комком в горле. Не поел, а помучился. Ну хоть сытый теперь.
Я переместился в убежище, но и там не находил себе места — прошелся по пустой мастерской Марка, по пустому подвалу, который, по правде говоря, лучше смотрелся бы полным. К клеткам не спускался — там сидел стражник, которого еще нужно было куда-то девать.
Руки чесались заняться хоть чем-нибудь, например, гранаты пособирать, но боюсь, в таком состоянии я ошибусь с дозировкой взрывчатых веществ, или допущу иную фатальную ошибку и угроблю себя.
Пойду-ка я решу вопрос с машиной, стражником, а потом и с мимиком поговорю. Как раз Франт недавно спрашивал, нет ли у меня других летающих машин. Мол, в этот раз может взять подороже. Батареи ему не требовались — бригада Василия зачищала склад каждый раз после перезагрузки, но складов с погрузчиками и летающими платформами они пока не нашли.
Я сел за руль УАЗа, развернулся и поехал обратно, только двигался в разы медленнее.
Память Сереги визжала в ужасе от того, что я натворил. Как же — угон автомобиля! Кража стража! Вот только я об одном жалею — что не стал еще А-ранговым, который, как герой из мультика, гнет под себя и законы физики, и законодательное право. Пока я для городских властей — никто, а для того же Франта и Возжина, которым до властей далеко, всего лишь полезный пробужденный. За меня могут заступиться, но если приносимый мною вред эту пользу перевесит, со мной попрощаются. И никто не знает, какие формы это «прощание» примет.
Я проехал по Горького и свернул на Чайковского. Возле территории ДальГАУ стояла толпа с транспарантами: «нет голоду», «дайте народу еду». Несмотря на киоски с бесплатной кашей, на увеличенные команды сборщиков, которые выбирались из города за мясом, и прочие меры, принятые властями, на улицах по-прежнему возникали стихийные митинги.
Я выехал на середину дороги, чтобы не сбить дураков, которые выперлись на проезжую часть, вдавил клаксон и не отпускал, пока не отъехал достаточно. В след мне полетели камни, но в машину ни один не попал.
Ох уж эти митинги… Раскачивают деревянную лодку, которая и так держится на соплях.
С экономикой этого мира вообще все печально — она балансирует, словно канатаходец Филипп Пети, будь он хромым и слепым, но все еще не падает. Города представляют собой отдельные анклавы, между которыми непросто проехать и остаться в живых. Их работоспособность поддерживают местные специалисты, иногда с помощью системных навыков ремонтируя их способами, которые всего пятнадцать лет назад казались магией. Благо, монстров интересует мясо, но не интересуют провода, вышки связи и прочий металл.
Москва сидит на техноосколках, и давно уже шагнула за пределы двадцать первого века. Но, как и несколько десятков лет подряд, из Москвы технологии и нововведения не спешили расходиться по другим городам. Но, если у ученых выйдет раскрыть технологию телепортов, города вновь соединятся в сеть, а не как сейчас — пространственные маги и пробужденные с навыками телепортеров переносят ценные грузы для обмена, но недалеко, и ломят дорого. Доставка предметов практически умерла — несмотря на все ожидания, так и не появился сервис «Яндекс — апокалипсис», который, как планировала компания, позволил бы перемещать посылки из любого города.
Не знаю, как дело обстоит в других краях, но на Дальний Восток всякую электронику для вышек и для сложного оборудования тянут из Китая через Благовещенск. Откуда оборудование берут китайцы — расчехляют старые склады, или собирают мини-заводы, не знаю.
Продуктами города обеспечивают себя сами, и излишки продают — сидеть на продуктовой соске, закупая все у соседей, ужасно невыгодно. А так обычные осколки, где есть плодородная земля, до конца не зачищают. Последнего монстра пакуют в клетку, перетаскивают в браслетах комбайны, собирают на месте, и науськивают на осколки магов-природников. За месяц выращивают картошку, гречку, пшеницу, кукурузу и остальное. Осколки, правда, без своих обитателей долго не держатся: в зависимости от величины, осколок держится от месяца до полугода. Затем туман скрадывает площадь, пока не съедает все пространство осколка. Потому туда не переселишься надолго, и городов там не построишь.
За мыслями путь пролетел быстро. Я свернул на дорогу, ведущую к осколку, но доезжать до места, где раньше была припаркована машина, не стал. Дисциплинированно включил поворотник, причалил к обочине и остановил машину. Ручник, поворот
