нужной высоте, поёрзал на полу. Часы на ратуше показывали четыре часа двадцать восемь минут второй трети.
* * *
Без пяти минут второй трети Павел Веласкес проснулся от того, что шершавый язык пытался содрать кожу с его щеки.
– Кровати – для людей, – он попытался спихнуть чёрного кота с кровати, но быстро оставил это безнадёжное занятие и прошлёпал босыми ногами в ванную комнату.
Маленький ягуар за несколько месяцев подрос, прибавив ещё десять кило и пятнадцать сантиметров в холке. Теперь никто бы уже не спутал его с крупной кошкой, скорее – с перекормленным оцелотом, которые встречались в лесах северной части Параизу. Необычный окрас можно было оправдать генетическим дефектом – шерсть за четыре месяца стала практически чёрной, кот раздался в груди, лапы сделались толстыми и мощными, морда приобрела грозный вид.
В поместье Кавендишей ягуар жил вольготно, появляясь и исчезая по собственному желанию. Потребовалось время, чтобы приходящие работники к нему привыкли и перестали креститься каждый раз, когда чёрная тушка прыгала с крыши или дерева с добычей в пасти. Садовник после того, как кот потоптался на грядках спаржи и обгрыз ствол дерева кешью, прозвал его peste negra – чёрная чума, но потом он и уборщица, она же кухарка, сошлись на том, что скорее всего это сам Люцифер, явившийся к молодому сеньору прямо из преисподней, чтобы проверить на прочность его моральные качества. Потому что они, по общему мнению работников поместья, были невысоки.
Люцифер перемещался практически незаметно, двери и замки его не останавливали, кухарка, как только узнала, что гость уезжает и оставляет ей этого маленького монстра, объявила забастовку и пригрозила нажаловаться хозяевам, так что ягуара пришлось взять с собой. А заодно и фургон, на мотоцикле питомец ездить не любил.
– Шлялся где-то, засранец, а потом на простынях валяешься, – Веласкес вышел из ванной, вытирая голову полотенцем. – Сходи посмотри, какой шикарный коврик в гараже я постелил специально для тебя. Все коты спят на ковриках.
Ягуар валялся поперёк кровати на спине, при виде человека он вытянул переднюю лапу, из подушечек вылезли когти, совсем чуть-чуть. Всем своим видом он показывал, что слезать на пол не собирается, уступать место на кровати – тоже, и сравнение с котами его совершенно не волнует. Павел вздохнул, он позволял этому чудовищу слишком многое, хотя, по правде говоря, четыре месяца назад маленький ягуар его спас, непонятным образом выдернув из-за грани между жизнью и смертью, которую он, Веласкес, почти переступил, и поэтому маг чувствовал себя в долгу перед этим мохнатым чудовищем.
– Ближе к вечеру придёт Мелани, смотри, не напугай, спрячься куда-нибудь, – предупредил Павел питомца, натягивая джинсы. – У неё маленькие дети и ипотечный кредит.
Он мог поклясться, что во взгляде кота промелькнула насмешка – человека с детьми и кредитами испугать практически невозможно. Мелани жила в нескольких блоках от квартиры Павла и работала тут же, в кондо, уборщицей, Веласкес познакомился с ней накануне, когда появился в своём жилище после долгого отсутствия и получил новый график обслуживания домов – его квартира стояла в колонке понедельника.
Маг мог бы вообще сюда не возвращаться, но редакция «Ньюс» настойчиво требовала, чтобы сотрудник лично явился к начальству в первый рабочий день года. Попытки сказаться больным ни к чему не привели, в декабре из «Фундо Политико» в «Ньюс» перебрался Тимми, а уж он знал Веласкеса как облупленного. Маленький индус подловил его прямо перед праздниками.
– Ты здоров, Веласкес, и отлично себя чувствуешь, – Тимми потыкал карандашом прямо в камеру, – вольная жизнь пошла тебе на пользу. Коллинз считает, что ты слишком много дышишь свежим воздухом, пора бы понюхать настоящую атмосферу редакции вместе с нами, простыми рабами.
Репортёру пришлось согласиться, Коллинз стал третьим выпускающим редактором, и от него зависело, пойдёт материал в прайм-тайм или затеряется среди второстепенных репортажей ночи с четверга на пятницу, соответственно и стоимость репортажа менялась. К тому же надо было продать кондо – оставаться здесь Павел не собирался, его вполне устраивали Свободные территории, где и продукты стоили дешевле, и любопытных глаз было гораздо меньше.
В поместье Кавендишей можно было прожить хоть до старости – дети Эла в родное гнездо наведывались редко и неохотно, но дом был слишком велик для одного Веласкеса, и маг чувствовал себя в нём неуютно. В качестве убежища он присмотрел себе неплохой и очень дешёвый коттедж на одном из притоков Рио-Флор, ниже озера Саус-Лейк, почти в центре треугольника, образованного Акапулько, Ньюпортом и Тампой. Несмотря на близость к столице, места там были необжитые, практически дикие, даже те, кто раньше пытался отшельничать, переехали в города. Дом стоял неподалёку от ручья прямо посреди джунглей, и от шоссе его отделяли шесть километров через лес по старой, заросшей травой и побегами деревьев дороге. Отличное место для того, кому нужно почаще бывать поближе к природе и подальше от Службы контроля.
Он уже связался с управляющей компанией и договорился, кто и когда выкупит его квартиру. От подкинутых неизвестными благодетелями денег почти ничего не осталось, сто семьдесят тысяч ушло на ремонт захваченной по случаю яхты, подрядчик, которого нашла Нина Фернандес, уверял, что после этого судно можно будет продать за полмиллиона, но только если Павел не будет жадничать и как следует обновит интерьеры. За дополнительные сто тысяч реалов. Четыре каюты объединили в две, поменяли вспомогательное оборудование и электронику, обновили яхтенный компьютер, избавившись от нелепой заставки, поставили новые маршевые водомёты, и вообще, почти уже сделали конфетку из того, что, по словам подрядчика, эта яхта изначально представляла. Заодно её заново покрасили, прежняя белая краска, по мнению дизайнера, без которого подрядчик работать отказывался, отдавала в желтизну, а на корме вообще облезла. Эйфория от обладания морским судном прошла, и действительность предстала во всей красе, точнее говоря, страшности, судя по смете, эту яхту проще и дешевле было утопить, а подрядчика и дизайнера пристрелить.
– А что ты хотел, – Нина только рассмеялась, когда Павел рассказал ей, что ему приходится пережить, – тебе ещё дом обставлять, малыш. Бог – он даёт орехи тем, у кого нет зубов.
Она любила вставлять в разговор поговорки, и иногда выходило смешно. Но не в этот раз.
Павел вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью жаркий зимний воздух, сиденье байка ощутимо нагрелось под лучами Сола. До сезона дождей было ещё два месяца, местное светило жарило от души, раскаляя мостовые. Столица находилась вдалеке от океана, и на морскую свежесть здесь можно было не рассчитывать. Веласкес надеялся наконец-то опробовать завоёванный в
