– А что с тем артефактом делать будем?
Десятник опять изобразил восхищение великолепным вкусом легойского вина и пожал плечами:
– Отправь по команде.
– Хочется разобраться самому.
– Зачем? Это же оружие. Неизвестного происхождения, но оружие. Жалко, конечно, что зарядов к нему нет… Оставшиеся не трогай!
– Скучный ты человек, Ферапонт.
– Зато ты, командир, излишне весёлый. Пусть высоколобые мудрилы разбираются – глядишь, через полгодика у нас новые огнеплюйки появятся.
– Может быть, – кивнул сотник. – Но этот Барабаш всё равно темнит.
– Тебе-то скрывать нечего, ага.
– Я во вражеском тылу не был!
– А они были, и что из этого? Дурак ты, Елизар, уж прости за откровенность. А ещё слишком молод и соплив, чтобы в людях разбираться.
– Молод, да. Но кто недавно признался, что с профессором боится взглядом встречаться?
– Я, – подтвердил Ницше и решительно забрал у командира фляжку. – Вино, кстати, дерьмовое, с привкусом синского горного хвоща. Обязательно купцу в морду дай. Так вот… о чём мы?
– О профессоре Баргузине.
– Да? Или о его взгляде? Как хочешь, Елизар, но пусть этот кагулий выпердыш на пиктийцев смотрит, а у нас ему делать нечего.
– Предлагаешь закрыть дело?
– А оно было вообще?
Затопали тяжёлые шаги по хлипким деревянным ступенькам, и в землянку вошёл всё тот же молчаливый десятник, что водил на допросы к командиру отряда и обратно. На пол упал внушительный тюк.
– Одевайтесь.
Барабаш соскочил с нар, наклонился, развязывая стягивающий горловину мешка шнурок, и спросил:
– Бывшее в употреблении, восьмая с половиной категория?
– Если знаешь, зачем спрашиваешь?
Действительно, глупый вопрос. Чистое, и ладно, а что это обмундирование носит следы аккуратной штопки, так то не беда. Но с размером угадали, однако.
– О, а это что такое? – Матвей вытащил короткую простёганную куртку чёрного цвета. Новую. Без воротника почему-то. – Слушай, а куда здесь знаки различия пришивать?
– У тебя их нет.
Старший десятник, теперь уже бывший старший десятник, сплюнул на пол. Разжаловали, значит? Ну и кагул с вами, охрами двухвостыми, воевать и рядовым можно.
– Куда нас?
– На войну, куда же ещё.
– Понятно, что не к бабушке вареники со сметаной есть.
– Тебе не всё ли равно?
– И то верно, – согласился Матвей. – Старое шмотьё куда девать?
– Тут прямо и бросишь. И не засиживайтесь, построение по сигналу колокола. Да сам знаешь, чего объяснять.
– Знаю.
– И за своими присмотри.
Ферапонт ушёл, оставив Барабаша в некотором недоумении. Почему десятник избегал встречаться взглядом с профессором и вообще старался не смотреть в его сторону? Очень старательно избегал. Неужели замыслил гадость? Вот сволочь, а на вид показался вполне приличным человеком.
Новый командир, вернее, командир вновь сформированной манипулы, Матвею сразу не понравился. Это что нужно было натворить, чтобы попасть на эту должность в звании старшего сотника? Не иначе, как сожрать все припасы у вверенного ему подразделения – морда-то вон как сыто лоснится, аж чуть не лопается. Значимая такая морда, кулакопросительная. И глазки хитрые-хитрые, будто хочет попросить денег взаймы, а потом не отдать. Или вообще взять без спросу.
Вот он стоит перед неровным строем, выставив вперёд тренированное упражнениями с вилкой и ложкой пузо. Осматривает подчинённых, и, судя по всему, подчинённые ему очень не нравятся. На себя посмотри, орёл горный!
– Ну что, бойцы, будем знакомы? Я командир манипулы и с сегодняшнего дня буду вашим всем. Да, так и говорите, мол, старший сотник Вольдемар Медведик – наше всё. Кому это непонятно и у кого есть глупые вопросы? – прошёлся со смешным пыхтением и ткнул пальцем Матвею чуть ли не в нос. – У тебя, например?
– Рядовой Барабаш! Вопросов не имею!
– Рядовой, говоришь? Ну-ну, пусть будет так. Заместителем моим станешь, понятно?
– А-а-а…
– Время, отведённое на глупые вопросы, закончилось. Веди людей на обед, заместитель. Да, а потом к отрядному складу за оружием. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что такое армейская огнеплюйка?
Обедом это мог назвать только неисправимый жизнелюб, и до войны за подобное обращение с продуктами любой повар рисковал получить в морду, причём неоднократно. Бойцы по одному подходили к устроенной прямо на открытом воздухе кухне, где получали на руки деревянную ложку, кусок непропечённого хлеба и котелок со странным месивом из варёного зерна и рыбьих голов. Посуду потом подразумевалось оставить себе для дальнейшего пользования.
– Пока под арестом сидели, жратва лучше была, – заметил вяло ковыряющийся в бурде Михась.
– Так мы на довольствии в заградотряде стояли, – со знанием дела пояснил Барабаш. – А сейчас на общем пайке по тыловой норме последнего разряда. Ничего, скоро сухой паёк получим, немного легче станет.
– Его можно будет съесть?
– Даже нужно. Какой смысл хранить, если завтра попадёшь под драконий плевок?
– Спасибо, утешил.
– Да не за что, кушай на здоровье. Добавки не нужно?
– Сам могу поделиться.
Кочик насильно запихнул в рот пару ложек каши и замер, прислушиваясь к ощущениям. Нет, вроде бы обратно не лезет. Нужно пользоваться моментом и затолкать в себя остальное.
– А где они среди степей столько рыбы взяли, да ещё мелкой?
– Это не рыба.
– Да?
– Хотя если снежному головастику оторвать лапы… Да ты кушай, Михась, кушай! Чего так позеленел?
– Уже не хочется, – бывший лётчик бросил ложку в котелок.
– Согласен, – Барабаш тоже перестал есть. – После жареной драконьей печёнки как-то не то. Приятной горчинки в головастиках не хватает, нужно было с лапами варить. Правильно я говорю, Ерёма?
Баргузин неопределённо пожал плечами и продолжил наворачивать кашу так, будто это и не каша вовсе, а приготовленное лучшими столичными поварами блюдо. Вот непробиваемый профессор! Наверняка с детства привык к устрицам, ползунам, жаренным в меду каганитским саранчоусам, нетопыриным крылышкам в кисло-сладком соусе и прочей отвратной гадости, почему-то выдаваемой хитрыми легойцами за еду. Их кухня в последние лет сорок вошла в моду… тьфу!
Полученное оружие тоже принесло одни огорчения: старые огнеплюйки с выщербленными прикладами и признаками некачественной починки, соляные кристаллы на двенадцать зарядов, тупые пехотные мечи, иные даже погнуты…
– И как этим воевать? – донельзя мрачный Барабаш обратился к командиру без чинов. – С нашим хламом я на тушканчика побоюсь пойти, не то что на пиктийцев.
– Победа достаётся правому, а не сильному! – жизнерадостно рассмеялся старший сотник и похлопал себя по животу. Но потом вдруг наклонился к Матвею и зашептал в ухо: – Ты в своих друзьях уверен?
