Словно в какой-то момент она передумала… кокетничать со мной.
Умница. Вспомнила запрет соблазнять мужчин в поместье триады.
— Нужен ты ей, — сказал я, улыбнувшись. — Старый развратник.
— Вы несправедливы, господин, — покачал головой Матвей. — У меня и в мыслях не было приударить за ней. Она мне в дочери годится. На вид.
— Не было, значит?
— Не было, пока в какой-то момент я друг не понял, что не столько слушаю, что она говорит, сколько любуюсь ею. Где вы её нашли?
— Вроде, я уже сказал, что тебя это не должно интересовать.
Камердинер вздохнул.
— Меня интересует всё, что с вами происходит, господин.
— Ладно, я это ценю. Но с Юшен лучше особо не треплись.
— Почему? Она опасна?
— С чего ты взял?
Старик пожал плечами.
— Ваше благородие, вы ведь не в Пустоши её встретили? Скажите, что не притащили в дом существо, изменённое кровью титанов.
Он говорил спокойно, однако в его голосе чувствовалось напряжение.
— Например, кого? — спросил я.
— Не знаю. Мутанта? Или хули-цзин?
Однако! В проницательности старику не откажешь. Правда, и Юшен хороша — завести разговор о лисицах-оборотнях.
— А если и так? — спросил я, оглядевшись, чтобы убедиться, что наш разговор никто не слышит.
— Будьте осторожны, ваше благородие, — ответил камердинер, бросив на меня быстрый взгляд. — Не играйте с огнём.
Я вздохнул. Большую часть жизни я именно этим и занимался.
— Не беспокойся, старик. И ни с кем не делись своими предположениями.
Матвей кивнул.
— Как прикажете. Просто… В общем, не лучше ли мне присматривать за вашей гостьей?
— А ты уверен, что сможешь устоять перед её чарами?
Камердинер задумался. Рука с ножиком замерла над недоделанной фигуркой.
— Не знаю, — ответил он, наконец.
Я положил руку ему на плечо.
— Не забивай себе этим голову, дружище. Это моя забота. Тебе не о чем беспокоиться.
Взглянув на меня, Матвей нехотя кивнул.
— Как скажете, ваше благородие. Как скажете, — чиркнув по фигурке, он глухо выругался и отбросил заготовку в сторону. — Снял лишка. Этого уже не исправить. Придётся начинать заново.
Я уже собирался зайти в дом, как меня окликнул знакомый голос. Обернувшись, я увидел спешившего от большого дома Пенгфея.
— Господин, вас зовут! — крикнул он, приближаясь. — Мне велено вас проводить.
— Кто, господин Ма?
Парень кивнул.
— Ну, пойдём.
Мы двинулись к дому и вскоре оказались в холле, а затем прошли через небольшую анфиладу комнат и остановились перед приоткрытой дверью.
— Секунду, господин, — шепнул Пенгфей и заглянул в комнату.
Я услышал, как он говорит, что я пришел. Затем обернулся и отступил в сторону.
— Входите, господин.
Переступив порог, я увидел Ма, стоявшего возле камина, опершись на мраморную полку с расставленными на ней фигурками, вырезанными из слоновой кости. Кажется, они называются окимоно и производятся в Японии. Большая часть из них представляет немалую ценность для коллекционеров. В России тоже имелись любители этого восточного вида искусства. Некоторые собирали просто огромное их количество. Даже у моего отца имелось штук двенадцать в одной из гостиной, оформленной в азиатском стиле. Но он им никакого значения не придавал, считая просто элементом интерьера.
Справа сидел, положив ногу на ногу, Аничков в коричневом двубортном костюме и белоснежной рубашке, расстёгнутой на две пуговицы. В пальцах у него был зажат стакан с тёмной золотистой жидкостью на дне. Ну, да, Азия — основной потребитель импортного коньяка, который во Франции почти и не пьют.
Возле окна со скучающим видом стоял Рапира. Между его пальцами скользил маленький узкий ножик, похожий на брелок.
— Господин Белозёров, садитесь, — указал мне на свободное кресло, поставленное напротив Аничкова, босс триады. — Мой гость просветил меня насчёт того, кем вы были в прежней жизни, если можно так выразиться. Хоть я его об этом и не просил. Он заверил меня, что у него есть к вам разговор. Поэтому я вас и пригласил. Вы не против уделить соотечественнику немного времени?
— Благодарю, — кивнув Ма, я прошёл к креслу и сел. Взглянул на Вождя. — Как ваш груз, господин Аничков? Всё в порядке?
— Полном, — улыбнулся тот. — Вашими стараниями.
— Я вас оставлю, — сказал Ма, отходя от камина.
Хм… Как интересно. Похоже, Вождь пользовался у триад большим влиянием, чем хотелось бы Ма. Ладно, послушаем, что скажет.
— Не обращайте внимания на Антона, — проговорил Аничков, поболтав коньяк на дне стакана. — Он здесь потому что думает, будто вы намерены меня убить и именно для этого прибыли в Китай.
— Ваш помощник совершенно прав, — ответил я, жестом отказавшись от предложенной Вождём бутылки. — Именно это мне и поручил сделать Его Величество.
Брови моего собеседника приподнялись.
— Правда? И почему вы медлите? Вам ведь уже удалось подобраться ко мне достаточно близко. И, если верить моим людям, ваш… необычный Дар куда сильнее моего.
— Ну, это не факт, — ответил я. — А что касается, почему я вас не пытаюсь убить, то, уж конечно, не из-за того, что вы ходите с телохранителем.
Мои слова вызвали у Вождя смешок. Он сделал большой глоток коньяка и поставил почти пустой стакан на круглый мозаичный столик слева от себя.
— Так в чем же дело, господин Белозёров? — спросил он, сцепив пальцы в замок. — Почему враг империи всё ещё жив?
— Гораздо интересней, по какой причине вы, такой всегда осторожный, второй раз предоставляете мне возможность вас убить, — ответил я, откинувшись на спинку кресла. — На вас совсем не похоже.
Аничков улыбнулся одними губами. Глаза его оставались холодными и сосредоточенными. Явно он был готов дать отпор. И про то, что мой Дар превосходит его, конечно, упомянул, чтобы мне польстить: ни секунды он в это не верил. Мальчишка вроде меня не может быть магом более высокого уровня, чем опытный чародей, какими бы способностями он ни обладал. К тому же, Аничков считался весьма талантливым боевым колдуном, ещё когда находился в России, а за годы изгнания, конечно, многократно усовершенствовал свои навыки. Поэтому он и чувствовал себя так уверенно, разговаривая со мной. И всё же, параноидальная подозрительность заставляла его нервничать. Наверняка держал всё это время наготове защитную технику.
Аничков слегка подался вперёд, глядя мне в глаза.
— Вы правы, господин Белозёров, но лишь наполовину. Да, я жив и свободен, потому что мною движет страх. Нет лучше защиты от врагов, чем ужас, что тебя могут застать врасплох и убить. Но вы меня врасплох не застали. Кроме того, есть и вторая стороны медали. Я стал тем, кем являюсь, потому что научился преодолевать страх. Ради дела, в которое верю всей душой.
— Видимо, вы говорите о революции, — вставил я.
— Разумеется! — откинувшись на спинку кресла, ответил мой собеседник. — О чём же ещё? И вы, как мне кажется, не так уж далеки от того, чтобы признать, что монархия изжила себя как вид правления. России нужна республика! Конституция, равные права для всех, свобода слова и так далее.
— Не могу с вами согласиться, — качнул я головой.
Сколько я слышал подобных разговоров! Конечно, при мне их не вели, но, служа в Охранке, узнаёшь многое из того, что люди предпочли бы скрыть. У нас имелась целая фонотека записей с крамольными рассуждениями — в частности, лиц, которым этого по чину и занимаемому в обществе положению совсем не полагалось. О, как бы они наложили в штаны, если бы услышали собственные голоса! Но оружие хорошо тогда, когда его обнажают к месту. Так что коллекция хранилась и тщательно охранялась до поры до времени.
— Я и не ждал, что вы ответите что-то иное, — махнул рукой Аничков. — И всё же, интересно узнать, почему вы поддерживаете монархию? Вас же не просто отправили сюда выслеживать меня. Вы сосланы. Преданы своим братом и Его Величеством, которому так старательно служили. Неужели вы из тех, кто сохраняет слепую верность, несмотря ни на что?
— Ответ у меня очень простой, господин Аничков. По моему мнению, вне зависимости от формы правления единственной реальной проблемой любого государства является коррупция. Как доказывает история, чиновники крадут всегда и везде, как только могут. Собственно, мне кажется, они для того и становятся чиновниками. Вот только, когда они воруют при республике, они крадут у народа, который с этим ничего поделать не может. Когда же они крадут при монархии, то воруют у царя. А ему это вряд ли понравится, согласитесь. И, в отличие от народа, он вполне может что-то предпринять.
Аничков смотрел на меня с удивлением секунд десять, а затем вдруг расхохотался.