изначально? Неужто это бонус от проведённого мной ритуала?
— Именно. На первой целительской практике Юлии Игоревне оказалось гораздо проще взаимодействовать с душой человека, чем исцелить его. Но и с целительством она вскоре разберётся, уж я об этом позабочусь.
Лазарет расположился на последнем этаже целительского корпуса. Я мог бы и сам догадаться, но ещё десять минут назад это казалось неочевидным. И мне казалось, что сейчас мы вернёмся в главный корпус или пойдём к общежитию. А вон оно как сложилось.
Иван Иванович проводил меня до палаты, где лежал Сухоносов. Возле двери сидел сотрудник службы безопасности и с угрюмым видом читал книгу. Он сделал вид, что не обращает внимания на посетителей. Но на самом деле я заметил, как его взгляд скользит по мне.
Поэтому постоянное чувство слежки не покидало меня.
Я присел на стул возле кровати. Сухоносов на вид подудел килограмм на пятнадцать, и больше в нём не узнавался прежний шкаф. Руки парня дрожали, но он пытался это скрыть, скрестив их перед собой. Взгляд блуждал, словно ему было крайне сложно сосредоточиться.
— Ну, привет, — начал я разговор с банального.
Вместо ответа Сухоносов поднял взгляд на стоящего позади меня магистра, а затем перевёл на сотрудника СБ.
— Оставьте нас одних, — попросил я присутствующих.
Иван Иванович сразу вышел, а вот мужчина с книгой словно сделал вид, что не слышит меня.
— Вы можете выйти? — обратился я лично к нему.
— Не положено, — холодно ответил мужчина.
— Разве граф Сухоносов находится под арестом? В чём причина подобного внимания от вашей службы?
— Мы обязаны присматривать за всеми гостями, что не являются учениками академии.
— Именно вы обязаны или в приказе сказано лишь про сопровождение? — предположил я, поскольку втрое казалось логичнее.
— Я и есть сопровождение для графа Сухоносова, — уклончиво ответил мужчина, по-прежнему смотря в книгу.
— Тогда я вас заменю. Можете быть свободны на полчаса.
Безопасник косо на меня посмотрел, словно хотел спросить: какого я себе позволяю, но устав не позволял общаться со студентами подобным образом.
— Вынужден отказать, — процедил он.
— Тогда мне придётся передавать ваше решение Аркадию Викторовичу. Раз вам так сложно удовлетворить просьбу больного о приватной беседе.
При упоминании директора лицо безопасника скривилось. Он неохотно отложил книгу и встал.
— У вас есть пятнадцать минут, — выдал он, уходя.
— Вы не поняли, — остановил его я. — Полчаса. Я заменю вас на этот срок.
Вместо ответа мужчина громко хлопнул дверью. Аркадий Викторович что их по объявлению набирает? Слишком дотошные ребята. Но, думаю, этот кадр меня понял и в ближайшие полчаса ждать его не стоит.
— Так что ты хотел мне сказать? — прямо спросил я у Сухоносова.
— Он похитил мою сестру, — шёпотом произнёс горе-граф.
— Кто он?
— Прочерепахов.
— Стой. Разве тебя подкупил не последний из основного рода Черепаховых?
Я удивился подобной смене обстоятельств, но следовало удостовериться, что меня в очередной раз не хотят обмануть.
— Он велел, так сказать, чтобы ты подумал на его брата.
— Какого брата? Приставка «Про» обозначает слуг.
Вот теперь я окончательно запутался в этой черепаховой белиберде.
— Я расскажу всё, что знаю, если поможешь найти и спасти сестру, — выставил условие Сухоносов.
А я не собирался соглашаться на сомнительные сделки.
— Нет. Сперва ты мне всё расскажешь, а потом уже я решу, стоит ли тебе помогать. Сам понимаешь, доверия между нами нет и быть не может.
— Понимаю. Но и ты пойми, что выбора у меня не было. Я до сих пор не знаю, где моя сестра. Наши родители погибли летом при нападении Прочерепахова. Он взял в заложники мою сестру, и теперь больше некому о ней позаботиться.
Я услышал искренность в его словах. И не только в них. На глаза некогда слишком самоуверенного парня налились слёзы. Но я не спешил жалеть его, пока не удостоверюсь в правдивости его слов. Конечно, сомневаюсь, что у него настолько хороший актёрский талант, но всякое может быть.
Жизнь научила меня не рисковать понапрасну.
— Кто этот Прочерепахов? Расскажи в первую очередь о нём и опиши его.
— А ты его разве не видел? Аристократы имеют право отказаться от предложенных академией слуг и пригласить своих. Последний Черепахов так и сделал. Только вот это был его брат. Бастард от служанки, поэтому и фамилия с приставкой.
Снова я не выдал своего удивления. Зато сразу стали понятны мотивы секунданта, оставившего нас на изнанке. Его не подкупили. А снова всё упиралось в кровную месть. Теперь уже не за одного Илью, а за весь их род.
— Допустим, но ты-то откуда об этом знаешь?
Я искренне сомневался, что кто-либо из Черепаховых был столь откровенным с Сухоносовым, ведь он для моих врагов лишь инструмент.
Промелькнула мысль, что парню могли специально позволить всё это подслушать, чтобы он обладал ложными сведениями. Зачем? Чтобы запутать меня и направить в очередную ловушку.
— Подслушал, но они не говорили прямо. Просто часто мелькало выражение «наш отец». Они мне даже денег не давали. Я не хотел поступать именно сюда, слишком дорогое обучение. Но ради сестры готов на всё…
— Даже сотрудничать со мной, — дополнил я.
— У меня нет к тебе претензий на самом деле. Ты же это давно понял.
— Да. Но какой резон мне тебе помогать? Планов врагов ты не рассказал. Я лишь ещё раз удостоверится, что их мотивация — кровная месть.
— Планов я не знаю. И последние деньги потратил на оплату академии. Но я могу продать родовое поместье и оплатить твою помощь.
— Нет, — отрезал я. — Родовое поместье — это почти святыня для тотема. Твой бог этого не простит.
— А мне всё равно. Ради сестры я готов отречься от всего. Ей всего десять, и неизвестно, в каких условиях она находится все эти месяцы.
Я мог найти девочку с помощью схемы, которую узнал от маленькой ведьмы. И уже был готов начать её чертить… Но не был до конца уверен, что меня не пытаются нае… обмануть.
— Мне не нужны деньги, — твёрдо сказал я.
Да, до самого богатого человека в империи мне было ещё расти и расти, но я уже обзавёлся активами, что ежемесячно приносили хорошую прибыль. И дальше собирался заниматься инвестициями. А забирать последнее у пострадавшего рода — это не про меня.
— Тогда я готов служить тебе. Отречься от своего бога ради твоего.
У меня брови на лоб полезли. Ведь самое ценное, что было у аристократов — это как раз покровительство от тотема.
Ладно, когда я принимал в слуги рода простолюдинов и выходцев из других миров, но когда у человека уже есть бог, это всё меняет.
— Ты хоть понимаешь, что это значит?
— Да. Я стану твоим слугой.
— Дай мне подумать.
Я закрыл глаза и решил спросить совета у той, что гораздо лучше разбиралась в божественных вопросах.
— Акула? Ты меня слышишь? — мысленно обратился я.
Глаза окутало туманом, и сознание перенеслось в толщу воды. И снова я оказался рядом с артефактом, что был матерью моего предшественника.
— Ты специально переносишь меня в это место? Я и без этого помню о договорённостях. Скоро она оживёт!
— А ты уверен? — раздался голос богини.
— Нет. В таком вопросе нельзя быть уверенным. Но я приложу все усилия.
— И тогда клан не сможет закрывать прорывы. А это смертная казнь. Да и насколько мне известно, твоя магичка не станет полностью подчиняться, пока жив её прежний хозяин. Слишком много ты намудрил, Сергей.
— Я со всем разберусь, — твёрдо сказал я. — И вообще, я за советом пришёл, а не нотации слушать.
— Говори.
— Как мне обойти запрет императора на принятие новых союзников в клан?
— Хм, а твоя наглость не знает границ.
— Знаю. Так есть какой-то способ, чтобы не отрекаться от другого бога?
— Запрет императора — это не божественный запрет. А в ваши бюрократические дела я не лезу.
— То есть теоретически это возможно? И даже есть шанс, что император об этом не узнает?
— Узнает. Не стоит его недооценивать. Но выбор за тобой.
Вместо толщи воды, перед глазами вновь возникла серая дымка, и я открыл глаза. Взглянул на поникшего Сухоносова, который еле выжил после моего заклинания. И принял решение.
— Ты не будешь моим слугой.
Он поднял на меня взгляд. Вид у него был такой, словно я отобрал последнюю надежду. Я поспешил продолжить:
— Предлагаю тебе союз наших родов. Но не сейчас, а когда наш род перестанет быть изгнанным. А пока поклянись своим богом, что не причинишь вреда никому из хищного клана и никогда мне не соврёшь.
Сухоносов принёс клятву, не раздумывая. Его родовой перстень засиял, а значит,
