Комната номер пять отыскалась довольно быстро. Она оказалась во второй, соседней квартире, в которую мы попали через аккуратно пробитый, укрепленный куском толстого швеллера пролом в стене. В отличие от первой квартиры, все комнаты здесь сохранили свои двери. И это был явный признак того, что внутри находились люди.
Сколько больных может уместиться в одной жилой комнате обычной российской квартиры? Человек пять-шесть, не больше. В палате номер пять их оказалось двенадцать. Люди лежали на полу сплошным живым ковром, и ковер этот был густо измаран красно-бурыми пятнами. Бинты, одежда, матрацы, лица, все помечено кровью.
— Да уж, «веселая» сегодня вышла прогулка, — прошипел у меня за спиной Леший.
Я не ответил. Чего попусту толочь воду в ступе. Мы ведь уже знали, что потери не шуточные. Ранеными и убитыми до двухсот человек. Просто цифры, они скупы и бездушны. А всю реальность, будь она проклята, начинаешь осознавать только напрямую прикоснувшись к боли и страданиям людей.
В углу палаты горела одна маленькая лампочка на которой красовался самопальный абажур, сделанный из куска фольги. Без света раненых оставлять никак нельзя, и тусклый ночник тут как раз то, что надо. Горит себе в уголке, и спать никому не мешает. Правда, в палате никто не спал. Боль от совсем еще свежих ран, горечь потерь, страх не давали людям покоя. Те ворочались. Кто-то стонал. Одна из женщин тихо плакала. Несколько мужиков наперебой крыли по матери то дерьмовое начальство, которое сдуру надумало покинуть такое безопасное и надежное убежище как одинцовская крепость.
Положа руку на сердце, я ожидал увидеть и услышать что-либо подобное, а поэтому подобающим образом настроился. У меня сейчас не было времени утешать страждущих и собачиться с недовольными. Я пришел сюда только для того, чтобы увидеть Лизу.
Девушка лежала недалеко от входа. Она оказалась единственным человеком в комнате, на котором не было бинтов, и это как-то сразу успокаивало. Как говорится, все познается в сравнении. А если сравнивать Лизу со всеми остальными израненными и окровавленными пациентами, та казалась почти здоровой. Почти… вот то-то и оно, что почти. Когда я нагнулся над девушкой, то увидел, что лицо у нее неестественно бледное, а вокруг закрытых глаз синие круги, что дышит она часто и по большей части ртом. Я протянул руку и коснулся ее лба. Холодный и влажный. От этого прикосновения Лиза вздрогнула и открыла глаза.
— Максим, — прошептала она.
Лиза назвала меня просто по имени, без отчества, и, черт побери, мне это было приятно.
— Привет, малышка. Ну, как ты? — я не убрал руку, а наоборот продлил движение и погладил ее по голове, ласково так погладил, словно маленького ребенка.
— Лучше уже, только слабость и тошнит постоянно, — созналась моя подопечная.
— Ты уж держись, постарайся, — почти приказал я. — Доктор говорит, что все будет хорошо, ты идешь на поправку.
— Мне сказали, что это ты меня спас, вытащил, — Лиза пристально поглядела мне в глаза. — А другие? Наши ребята, что были там, в подвале? Их ведь здесь нет.
— Им уже не нужен врач, — я понял, что ответ мой прозвучал пространно и неоднозначно, поэтому уточнил: — Они погибли. Все погибли. В подвале был газ.
— Откуда? — удивленно прошептала Лиза. — Откуда он там взялся?
— Не знаю.
Я не стал нагружать девушку своими мыслями, подозрениями и предположениями. Она еще слишком слаба, чтобы думать обо всем этом. Потом. Оклемается чуток, потом и поговорим.
— Максим, — Лиза прервала мое короткое раздумье. — А винтовка моя где?
— Винтовка? — я пожал плечами. — Наверное, осталась в подвале.
— Жаль. Хорошая была винтовка.
— Не беда, другую достанем, — пообещал я.
— А нельзя эту отыскать? — в голосе Лизы послышалась мольба. — Мне ее отец подарил.
— Посмотрим, — соврал я. Лизе пока незачем знать, что весь этот проклятый магазин теперь покоится под тоннами кирпича и бетона. Пусть надеется. Надежда она всегда помогает, пусть даже и такая незатейливая, как просто вернуть подарок отца.
Мой разговор с Лизой прервало оживление, возникшее у входной двери, там, где стоял ожидающий меня Загребельный. Я оглянулся и увидел того самого санитара, Виктора Ильича, кажется. Он уже успел сменить свой окровавленный медицинский халат на другой, чистый, и теперь напоминал маленького толстенького снеговика. В руках санитар держал глубокую пластиковую коробку размером с небольшой поднос. По тому, как он ее держал, становилось понятным, что коробка далеко не пуста.
— Товарищи раненые, пора принимать лекарства, — громко объявил медик. — А посетителей попрошу пока выйти. Тут и так не протолкнешься.
Санитар стоял рядом с Лешим, и от этого получилось, что приказ выметаться вон в первую очередь адресовался именно моему приятелю.
— Да мы сейчас и так уходим, — пробурчал подполковник. — Пора нам.
Это «пора» услышала и Лиза. Она метнула на меня умоляющий взгляд. От него аж на душе защемило.
— Завтра увидимся. Обязательно увидимся, — пообещал я. — А сейчас нам действительно надо идти. Мы ведь только на секунду забежали.
Я взял слабую влажную ладонь девушки в свои руки и легонько сжал. Ничего особенного, обычное дружеское рукопожатие, только почему-то оно у меня получилось долгое. И я даже не понял почему. То ли Лиза держала меня, то ли я ее, а может мы оба крепко вцепились друг в друга, стараясь как можно на дольше продлить этот миг.
— А для вашей подруги атропинчик, — санитар как-то незаметно просочился к Лизиному тюфяку и теперь стоял над нами, поигрывая наполненным шприцом. — А ну, девонька, задирай рубашку.
Лично мне брат милосердия ничего не сказал, только весьма красноречиво взглянул.
— Уходим, уходим, — я поднялся на ноги и позволил ему занять мое место. — До завтра. — На прощание я еще раз взглянул Лизе в глаза и как можно задорней подмигнул.
Как только дверь палаты закрылась за нашими спинами, Загребельный поинтересовался:
— Твоя девчонка?
— Моя.
Я солгал не задумываясь ни на секунду. То ли потому, что так короче и легче все объяснить, а может просто испугался, что Леший сам начнет подбивать к Лизе клинья. Он ведь как-никак лет на пять меня моложе. Однако зря я беспокоился. Дамский пол, похоже, сейчас совсем не интересовал моего приятеля. Куда больше того занимало нечто другое:
— А стряслось-то с ней что? Почему атропин колят?
— Странная история.
Мы шагали по узким коридорам санчасти, я впереди, Леший сзади. Чтобы он меня лучше слышал, приходилось то и дело оглядываться и выстреливать короткую фразу.
