а разлетевшиеся по округе обломки кое-кому из нас нанесли повреждения (к счастью, не смертельные). Дэн снова что-то доложил по телефону, после чего скомандовал сниматься с позиций.
— Что там было-то? — спросил я, подходя к нему.
— Подземный ход в этом месте разветвлялся, там был некий зал, где скопились люди. Много людей. Возможно, они собирались отступить, но я им не дал. Кроме того, вся система ходов теперь перекрыта, передвигаться они смогут только по поверхности, но за ними смотрит авиация, а это место уже в зоне досягаемости артиллерии. Нам здесь больше нечего делать, собираем оружие и снимаемся.
Врагов мы накосили много, всего больше полутора сотен. И это за пять-десять минут боя. Пулемёт на открытой местности творил чудеса. Оружие у врагов было, сами враги явно не принадлежали к воинской аристократии, но вооружены были все. В основном это были автоматы Калашников, калибром пять сорок пять, тоже старые и сильно испорченные коррозией. Патроны также не отличались высоким качеством изготовления, а боекомплект составлял в среднем половину магазина на каждого. Примерно у каждого десятого имелась граната, явно кустарная, стальной цилиндр с ручкой, заряд приличный, весит почти килограмм. Не надеясь только на свою огневую мощь, почти все имели оружие ближнего боя: короткие мечи, копья, топоры.
Собрав трофейное оружие, мы двинулись обратно. Армия уже была на подходе, даже если их атакуют сейчас, большого вреда не нанесут. Навстречу нам двигались передовые отряды. Чуть позже за спиной послышались взрывы, рация беспристрастно сообщила, что чуть западнее первого столкновения ещё одна группа решила попытать счастья, но вместо счастья получила сто двадцать миллиметров на голову.
Первая победа внушила нам оптимизм, и было отчего. Потерь мы не понесли, кроме нескольких раненых. Противник многочисленный и сильный, но против подготовленной обороны ничего не сделает. А армия разворачивалась на совесть. Опасное направление перекрывалось целиком. Ставились и окапывались пушки, чуть дальше, в глубине обороны, стояли миномётные батареи, а гаубиц отсюда было не видно.
Наш батальон перебросили на правый фланг, где в небольшом овраге стоял резерв: ополченцы на конях. Было их сотни четыре, все с винтовками, пусть и без формы, но на вояк похожи. Там же, только чуть поодаль, стояли наши танковые войска (а авиации сегодня не будет: лётчик заболел). Все четыре относительно правильных танка, а с ними восемь самоходок с большим калибром, что должны были стрелять навесом, остановившись и поставив железные лапы.
Батальон расположился на отдых, хотя и в полной боевой готовности. В любой момент нас могли выдернуть и бросить в бой, чтобы закрыть место прорыва. Только офицеры во главе с Дэном остались на гребне холма, рассматривая поле боя в бинокли.
Враг появился через два часа. Это была не танковая дивизия, не конная лава и не огромная масса пехоты. В сторону наших позиций следовал всего один автомобиль, в котором я смог опознать сильно переделанный КамАЗ. С расстояния в полкилометра я различил на кабине белый флаг. Сдаются? Вряд ли, скорее, хотят поторговаться.
Меня и Дэна вызвали в штаб, который находился в тылу, на расстоянии километра от линии окопов. Там уже собрались почти все офицеры, а теперь мы разглядывали посла. Он прибыл один, высокий мужик могучего сложения, в какой-то байкерской куртке с заклёпками. У него был автомат (относительно новый) и длинный меч, который он носил за спиной. Оружие ему велели сдать, в штабную палатку он вошёл с пустыми руками. Медленно поворачивая голову, он оглядел всех собравшихся. На вид ему было лет тридцать, длинные волосы уложены в хвост, а борода достигает середины груди. Из-под воротника выглядывает край замысловатой татуировки. Взгляд такой, словно прикидывает, не броситься ли ему в бой прямо сейчас. Однако численный перевес был не на его стороне. Он снова пробежался глазами по собравшимся офицерам, безошибочно выделил главного и сказал:
— Нам нужно поговорить.
— С кем имею честь разговаривать? — спросил генерал.
— Михаил Борн, боярин князя Дмитрия Лесного. Командую эскадроном, отправлен князем на переговоры.
— Генерал Горшков, командующий вооружёнными силами республики. Скажите ещё вот что: этот ваш… князь, он представляет собой главное лицо вашего народа? Если так, то переговоры с его полномочным представителем состоятся.
— Он — один из князей, — пояснил посол. — Всего их восемь, они составляют совет, который принимает все решения.
— Вы, будучи здесь, представляете интересы всего совета?
— Да, всего. Меня отправил совет князей.
— Вы наделены правом принимать решения?
— Да, но не по всем вопросам, они расписали подробно, что я могу делать, а что нет. В этом случае я должен буду вернуться за новыми приказаниями.
Говорил посол медленно, тщательно подбирая слова. При этом выглядел человеком грамотным, специально такого подобрали. А осторожная речь никак не вязалась с воинственным внешним видом, надо полагать, изначально собирались заявиться в штаб прямо верхом, выставить свои требования и уехать, но конфуз первого сражения поубавил уверенности.
— Что же, начнём, — генерал присел за стол. — Подайте кто-нибудь стул послу.
Стул нашёлся. Маленький, раскладной, но всё же кое-какие обязательные условия были соблюдены. Теперь оба оппонента сидели друг напротив друга.
— Итак, слушаю ваши предложения, — сухо сказал генерал. — Но для начала напомню, что территория от Дона до Волги входит в сферу наших государственных интересов, а ваше присутствие здесь, особенно в качестве вооружённой силы, крайне нежелательно.
— Мы жили к югу от Урала, — начал рассказывать боярин. — Жили давно, больше сотни лет. Теперь там нельзя жить, пришла зараза, от которой люди умирали сотнями. И мы ушли. Нашли новое место обитания. Здесь. Эти люди, они будут нашими… — он проглотил слово «рабами», — крестьянами, а мы возьмём их под свою защиту.
— Начнём по порядку, — слово взял генерал. — В борьбе с эпидемией мы могли бы помочь вам, у нас есть вакцина от этой болезни. Второе: если вы так уж намерены переселиться (подозреваю, что здесь условия лучше), то делать это следует не в виде наступления армии, а в виде переселяющегося мирного народа. Ваше намерение стать новой аристократией на этих землях и собирать дань с этих людей совершенно неприемлемо. У них никогда не было аристократии, и уж тем более не было её у нас. При этом мы вам не отказываем, земля здесь очень обширна, а плодородие её известно с