Лайла тактично промолчала.
Мерно раскачиваясь в седле чужого зверя, я ощущал дискомфорт – из-под меня выбили стул… Я смотрел на силуэты всадников и понимал – вот это реальность. Ирина сейчас в опасности… Ей грозит… Мою девочку хотят обидеть – а я всего лишь качаюсь в седле… Я не умею перемещаться в пространстве…
Я не умею испепелять на расстоянии злых людей… Кровью захлебывается мое горло – как сказал Жирный Тэдди перед смертью: «Сам-то людей убиваешь? Приходится ведь? Убей для меня – он падаль». Я не мокрушник, но сейчас я хотел разорвать эту канцелярскую скрепку фальшивой улыбочки Дарби. Слепить из нее старинный символ доллара: может, через свою боль он поймет, что такое делать больно другим? Поганый человеческий эгоизм… человеческий ли? А кто сжирает своих самцов или самок? Кто кушает детей, как гибнет потомство и семена жизни? Смерть так естественна…
От последней мысли я машинально дал шенкелей дромадеру.
– Эй, ковбой! – услышал я оклик сзади. – Пули ждешь или заметил чего?
– Верблюд меня не слушается, – сказал я мрачно, – а пули я всегда жду…
Я не узнавал себя – я и вправду становился машиной мщения: жажда правосудия, исправления ошибок… Встреча с Ириной сильно изменила мой прежний уклад… уют…
Боже! Какая хрень в голову лезет!
– Дэн, – тихо прошептала Лайла, – осторожнее, а то мы никому не поможем…
– Я в курсе, – словно варан, прошипел я сквозь зубы…
Ехали дальше в молчании, словно все хотели сосредоточиться.
В голове вертелась чехарда образов: итальянец с пухлыми ручками и бочкообразной грудью, его белое лицо в ящике, он с прокопченной дырой на груди – будто с посмертным орденом, лязг и выстрелы железных болванов, забрызганные кровью крысиные усики Вэндерса, перекошенные лица душманов, сверкающая огнями долина Призрачной Крепости на рассвете, тошнотворный запах горелого человечьего мяса, мокрый страх перед выходом из Башни, вонь из собачьей пасти, вонь от рассказа Лайлы…
В стиснутых черепом висках стучала ритмом одна фраза из сказочных эпосов: «Долго ли, коротко шагали они… долго ли, коротко шагали они… долго ли, коротко…»
Я обшаривал воспаленным взглядом соседние барханы, тут же переключая свое внимание на взрыхленный след колес на песке… Долго ли, коротко… дышать надо ровно…
В голове крутилась заевшая пластинка – раз, два, три, четыре… раз, два…
Мне показалось, что на спине я почувствовал легкое и приятное прикосновение тонких женских пальцев… Ира так растирала мои синяки, когда мы были в отеле…
Быстрей, быстрей, быстрей… Я старался ускорить время, ускорить шаги, а все, что связано с вездеходами, я погружал в пучину жидкого и вязкого стекла… Быстрее… быстрее… там…
В этом воспаленном бреду, который сошел за сон наяву, я провел еще пару часов в седле…
Вот впереди показалась полоска кратера – она шла по горизонту слева, там, где запад… только здесь у меня на время прекратился пожар в голове, стучащий по темени, словно птенец из яйца…
Только сейчас я заметил, как устали мышцы моего рта, который стискивал зубы, будто пневматический пресс…
– Набросить накидки, говорить мало, спешиться, – раздался негромкий приказ.
Идиоты – они даже не представляют, с кем столкнулись… вездеход им подавай… неужто ценой жизни одного из Охотников? Главное, что я не с ними… главное, что прошло чуть больше пары часов… Ира… я уже тут, ты слышишь меня?
– Верблюдов стреножить… – тихонько сказал главный, – дальше ногами…
Ко мне подбежал рослый охотник. Он залез волосатой рукой в седельную сумку нашего дромадера и вынул из нее старинный и редкий АК-47. Такого я не видел давно: проржавевший ствол, ствольная накладка, стянутая проволокой, перемотанный изолентой, лопнувший по швам магазин – оружие было настолько ветхим, что стрелять из него казалось бессмысленным и опасным для всех.
– Вот тебе винтарь, а уж патронов там штук двадцать – тебе хватит. Стреляй одиночными.
Я обернулся к Лайле – она закивала.
Тогда я вытащил из-за пояса ее пистолет и передал ей.
– Затвор не дергай сильно, – предупредил меня «черный шакал», – а то клина даст.
– Спасибо, парни. – Мне казалось, что саперная лопатка была бы более действенна в этой ситуации, но мне уже и это оружие придавало уверенности: к стволу проволокой был прикручен ржавый штык-нож.
– Потом отдашь, – ответил тот.
– Пошли… – скомандовал вожак.
Накинув маскхалаты и стреножив верблюдов, мы веером двинулись к кратеру.
Лайла шла сзади, держа в руке пистолет, – он был нашей единственной надеждой на счастливый исход. Да и, сказать по правде, из пистолетов-то я не особый стрелок.
Кратер освещался зарницами с западной стороны и казался абсолютно мертвым. В диаметре он был около четырех-пяти километров. Следы машин свернули туда еще за триста метров до нашей остановки. Дальше виднелись в скудном свете марсианской ночи немного занесенные ветром следы копыт – конечно, сюда ходят местные.
Мы пошли по тропе, и я был с этим согласен, даже несмотря на эти поношенные грабли в моих руках.
Шли мы около получаса, пока кольцо кратера не выросло в наших глазах стеной, как стена запретного сада… Почему в голову лезло имя Поля Элюара?
Тропинка упиралась в узкую трещину, чернеющую перед нами: была ли это дыра, которую затем расширили искусственно? Через нее ли покинула кратер вода искусственного озера? Ясно было одно – следы машин уходили куда-то в другое место, южнее…
– Лайла… – начал было я.
– Дэн, все нормально, – словно почувствовав мой вопрос, ответила она. – Там, куда они заехали, нас засекут…
– А здесь типа нет? – нервно спросил я: меня била крупная дрожь, как от похмелья…
– Вроде нет, – Лайла озиралась по сторонам, – эта тропа как бы не туда…
– Вот и правильно, вот и повезло, – сказал я, чувствуя терпкий и давно забытый запах рыбы или гниющих водорослей.
От стены кратера веяло теплом. Охотники поотстали, явно прикрываясь нами, как живым щитом.
– А вход-то где? – тихонько спросил я у Лайлы.
– Надо пройти в кратер, и там… – она закашлялась, так как зашумел ветер и рядом с нами закружился маленький столб песка, – …там есть труба…
– Какая, к чертям марсианским, труба? – Я опять подумал о том, что людей иногда понять очень трудно.
– Странный, молчи, – в тон мне ответила эта хрупкая разведчица.
Черная трещина, напоминающая половые губы богини плодородия, росла. На обочине тропы я увидел пожелтевший каркас верблюжьего скелета: словно из-под песка вырос диковинный цветок смерти. Рядом был воткнут кусок ржавой арматуры, под которым торчали вбитые в землю шляпки болтов – знак означал «пустой объект, бесполезное место».
