Ознакомительная версия.
И ладно, если бы русские действительно напали на Польшу первыми, нанеся удары по ее городам или военным объектам. Но за последние пару дней все СМИ говорили лишь о попытке государственного переворота в соседней Белоруссии, которая, судя по отсутствию видимых результатов и раздраженному тону журналистов и дикторов, провалилась.
И при чем здесь русские, на территорию которых его батальон только что въехал, майор не очень понимал. И даже если бы собственные солдаты спросили – пан майор, а правильно ли мы все поступаем, он вряд ли нашелся бы что ответить или отделался бы какой-нибудь казенной фразой, услышанной из СМИ. Зато постепенно становилось понятно, что здесь и сейчас происходит какая-то очередная грязная игра из области большой политики, а игры такого масштаба сейчас мог позволить себе только один игрок – США.
Почему-то в этот момент Печковскому неожиданно вспомнился покойный дед Ян. В сентябре 1939-го деду едва исполнилось восемнадцать, но он пошел добровольцем и, будучи сопливым новобранцем и ни разу не выстрелив за все время той скоротечной войны, где-то под Львовом попал в плен к Красной Армии. Судьба была благосклонна к деду. Он не попал в пресловутый Катынский лес (хотя что ему, как и большинству польских военнопленных, которые не были ни офицерами, ни представителями «эксплуататорских классов», было там делать?), угодив всего-навсего на лесозаготовки куда-то в Сибирь под Тобольск, где дед и многие подобные ему «жертвы репрессивной политики И. Сталина» благополучно пересидели момент нападения Гитлера на СССР, попутно научившись в том числе сносно говорить по-русски (кстати, не только литературно), курить махорку, есть черный хлеб и сало, пить самогонку и правильно оценивать полезность русской бани, тулупов, шапок-ушанок и валенок в зимнюю стужу. В состоявшее сплошь из обиженных (в основном на себя самих, поскольку в их мозги категорически не вмещался упрямый факт осознания того, что какой-то там ничтожный вермахт имел наглость победить гордых шляхтичей, с их танкетками и саблями наголо) офицеров воинство Владислава Андерса дедуля вступать не спешил. Ну а потом, уж в 1943-м, правильно сообразивший, что от Смоленска или Киева до Польши все-таки куда ближе, чем от Тобрука или Анцио, дед, как и многие ему подобные, записался в 1-ю пехотную дивизию имени Тадеуша Костюшко. За войну дед прошел с этой дивизией (танки из состава которой сейчас, кстати говоря, двигались по российской территории) до самого Кольберга (который с тех самых пор превратился в польский Колобжег), а потом, уже после войны, остался в армии, став военным летчиком, а потом авиационным инженером, выйдя в отставку в начале 1980-х в звании полковника. При этом дед очень гордился полученной за бои на Сандомирском плацдарме летом 1944-го советской медалью «За отвагу» и после 1991 часто говаривал детям и внукам о том, что все происходящее в российско-польских отношениях – это полная чушь, а они, молодые, дураки и опять не с теми дружат. Вспомните, говорил дед, когда русские воевали в Афганистане, они послали туда хоть одного польского солдата? Нет, не послали, ни одного, потому что это была только их война и они, как и положено умным людям, старались не впутывать в свои проблемы кого попало. А вот американцы и прочие англичане сразу же послали поляков прикрывать свои задницы и в Афганистан, и в Ирак, и ничего, стыд им глаза не ест, хотя, если подумать, на кой, скажите, ляд сдались Польше Кандагар или Багдад с Фаллуджей?! Попомните мои слова, повторял дед Ян, если полякам, не дай бог, придется воевать всерьез где-то поблизости, а не в какой-нибудь «жопе мира» за тридевять земель, опять получится непотребное позорище, как в сентябре 1939-го. Уж поверьте мне, я-то знаю. К сожалению, потомки его практически не слушали, полагая, что дедушка в маразме или близок к этому, – им и без мыслей о перспективах российско-польских отношений Евросоюз столько проблем подкинул, что до сих пор не разгребли.
Дед прожил очень долго и умер в 2003-м, уже не увидев главного безумного бардака, который начался много позже. Интересно, что он сказал бы своим потомкам теперь?
– Пан майор, пересекли русскую границу, – дисциплинированно доложил наводчик командирского танка взводный Андрович (слава богу, ТПУ более-менее работало) и добавил: – Какие будут приказания?
– Пока никаких, – ответил Печковский, осматриваясь.
В командирские приборы наблюдения он уже видел, как мимо промелькнули постройки пограничного перехода. Все было тихо и пустынно, никаких следов боя. Ни одного человека, ни своих, ни чужих – только оставленная кем-то на парковке возле таможни одинокая легковушка. А вообще, вокруг здесь было практически так же, как и на польской стороне границы, – ровная дорога, построенная в свое время еще немцами, с деревьями далеко по сторонам. Здесь вообще довольно специфические места: то, что понастроили немцы во времена своего владычества в Восточной Пруссии, частично разрушили в 1940-е, потом что-то восстановили, что-то построили заново, но в 1990-е многое снова пришло в разор и упадок. Поэтому Печковский точно знал, что здесь его танкисты наверняка встретят на своем пути много старинных руин и просто заброшенных строений.
От размышлений майора оторвали несколько близких взрывов где-то впереди. На фоне канонады с русской стороны они прозвучали как-то слишком отчетливо. После взрывов впереди стала слышна пушечная стрельба – судя по глухим звукам выстрелов, в нескольких километрах по ходу движения 1-го батальона стреляли из танковых пушек. «Леопарды» вступили в бой? Но доносившиеся до Печковского звуки вовсе не напоминали довольно хорошо известный ему по натовским учениям голос немецких танковых 120-миллиметровок. Тут явно было что-то другое.
Потом майор увидел в свою оптику выглянувшего из башенного люка старшего хорунжего Цызика. Хорунжий размахивал красным флажком, что означало остановку для всей колонны. Танки встали, порыкивая моторами на холостых оборотах. Печковский откинул крышку люка и высунулся по пояс наружу в синий выхлопной чад. Одновременно с ним показались из башенных люков и командиры остальных танков – всем было очень интересно, почему остановились. Тем более что колонна прошла всего километра три в глубь российской территории.
Сначала Печковский не услышал и не увидел ничего нового и интересного. Разве что звуки пальбы впереди стали отчетливее – где-то там, за поворотом дороги, к небу уже поднимался черный дым. Что именно там происходило сейчас, не было видно ни Печковскому, ни, похоже, Цызику. Тогда почему последний вдруг остановил колонну? Потом майор услышал какой-то новый, шедший сверху звук. Сдвинув ребристый черный танкошлем (еще одно «тяжелое наследие коммунистической эпохи»), Печковский задрал голову и увидел: низко над колонной с тихим, почти неслышным из-за канонады свистящим жужжанием пролетело нечто небольшое, светлое, с длинными крылышками, плохо заметное на фоне неба. Дрон? Но чей? Майору хватило ума понять, что, раз на польской стороне по-прежнему нет связи, свои дроны сегодня вряд ли летают. Выходит, это был русский БПЛА? Ничего себе.
Осознать этот факт майор толком не успел. Впереди послышался перекрывавший канонаду шум мотора, и из-за поворота показался ехавший навстречу танковой колонне броневик: привычного облика БРДМ-2, модернизированный в вариант «Шакал» из бригадной разведроты, с квадратными боковыми люками и боевым модулем вместо башни. Непривычно было то, что БРДМ был буквально облеплен ранеными – на его броне сидело и лежало человек двадцать в знакомом польском камуфляже. Всех их объединяли сделанные явно наспех повязки – у кого рука, у кого нога, у кого голова или грудь. На бинтах отчетливо просматривались пятна свежей крови. Черт знает что такое…
– Что там случилось? – крикнул Печковский выглядывавшему из командирского люка «Шакала» офицеру с знаками различия хорунжего на черном берете в момент, когда броневик поравнялся с его РТ-91. Вроде бы майор даже когда-то встречал его, во всяком случае в голове Печковского даже всплыла фамилия хорунжего – Могнуски или что-то вроде того.
– Там, пан майор, такое, пся крев… – ответил тот и, посмотрев на небо, вдруг, словно спохватившись, заорал благим матом: – Опять летит, курва! Быстрее рассредоточьте технику! Это русский БПЛА!
Хорунжий явно занервничал, узрев дрон, который как раз летел обратно вдоль колонны, чуть в стороне от нее. Интересно, чего это он так испугался, лениво подумал Печковский. Между тем двое из сидевших на броне «Шакала» легкораненых вскинули «Бериллы» и начали палить короткими очередями по дрону, но без особого эффекта. Печковский в раздумье посмотрел на турельный зенитный пулемет своего танка – разворачивать его было уже поздно, дрон был слишком мелок, да и к тому же уже скрылся из глаз. Про себя майор отметил, что никакие серьезные средства ПВО его батальон сейчас не прикрывали. «Буки» и «Осы» из входившего в состав 16-й мехдивизии 13-го Эльблонгского полка ПВО сейчас должны были находиться где-то позади и прикрывать штабы, склады и прочие тыловые объекты. Собственно, по нормативам североатлантического блока все было правильно и буднично – мобильных средств армейской ПВО сейчас было мало даже у немцев, поскольку считалось, что в случае гипотетической войны мехчасти НАТО на марше будет прикрывать доминирующая над полем боя натовская истребительная авиация. Ведь вплоть до сегодняшнего дня натовцы ни разу не сталкивались с противником, имевшим современную авиацию и мощную ПВО.
Ознакомительная версия.
