Руководителем нашей вылазки был назначен главный инженер корабля Сергей Епифанов.
И вот в пустотных скафандрах мы карабкаемся по титановому внешнему корпусу, держась за поручни. За нами тянулись страховочные тросы. И еще работали электромагниты, прилепляющие подошвы к обшивке.
Предосторожности были не лишними. Здесь мы находились вне сферы искусственной гравитации, в связи с чем легко могли улететь в открытый космос, если не за что будет уцепиться в нужный момент. Поэтому у нас и тросы. И магниты. И небольшая ракетная установка в ранце.
Первым шел Епифанов, а я за ним метрах в десяти. Он с увесистым, похожим на гранатомет детектором электромагнитных полей. Я - с полуметровым, смахивающим на конфету на палочке, дефектоскопом. Мы искали пробой в энергокабеле датчиков системы дальнего метеоритного обнаружения.
Две букашки ползли по телу огромного корабля. Созданного трудом таких же букашек. Странное все-таки существо человек. Маленькое. Слабое. Но его руками созданы Египетские пирамиды. Титанические плотины. Гигантские звездолеты. Будут созданы и искусственные планеты. И все его слабыми руками. Есть в этом некое волшебство. Точнее, волшебство тут в безграничном величии Разума…
Искали мы пробой долго. Что-то мешало работе нашего оборудования. Только через полтора часа удалось обнаружить поломку.
После этого оставалось открыть техническую панель и запустить внутрь коммуникаций колонию «пауков». Это такие шустрые микророботы, которые, повинуясь центральному управляющему импульсу, пролезут, куда надо, и починят, что от них требуется. Главное, задать правильное направление, и чтобы ползти им было недалеко.
- Сделано. Возвращаемся, - доложил на рубку главный инженер.
- Ждем! – ответил вахтенный.
Работа в открытом космосе требует колоссальных затрат физических и душевных сил от человека. Порой за один такой выход теряешь по два килограмма веса. Какая бы ни была техника, все же открытый космос враждебен слабой белковой жизни.
Я уже предвкушал, как расслаблюсь в свой каюте, попивая чаек.
И в момент самых сладостных грез нас шарахнуло.
Боль от электрического удара была страшная, но недолгая. Я отключился. А когда пришел в себя, понял, что вижу удаляющийся от меня корпус «Афанасия Никитина». Меня неумолимо уносило в открытый космос. Фал, которым мы с главным инженером были привязаны к кораблю, болтался в стороне, обрубленный, как длинная макаронина.
В эфире шуршали помехи, через которые с трудом пробивался голос капитана:
- Грач-один, Грач-два, ответьте! Грач один и Грач два. Что с вами?
- Мостик, - выдавил я, кривясь от боли, равномерно распределяющейся по всему телу. - Грач-два на связи.
- Что у вас происходит? – ровным голосом спросил капитан. - Наши внешние датчики ослепли. Сигнала с ваших видеокамер нет.
- Не знаю, - проговорил я, пытаясь собраться с мыслями. - Был какой-то разряд. Возможно, статическое электричество от корпуса.
- Какое статическое электричество? – возмутился капитан. - Это невозможно.
Я с трудом огляделся, выставил вперед руку, на которой было зеркальце. В нем отразился почерневший бок моего скафандра. Материал пробит не был. Воздух не утекал. Уже хорошо.
- Мы вышлем за вами спаскоманду, - проинформировал Железняков.
- Нельзя! Еще одного разряда хотите? – крикнул я. У меня была интуитивная уверенность, что опасность не миновала. - Попытаемся выбраться сами!
Я потянулся рукой к груди и слегка передвинул рычажок. Двигательная установка заработала. Меня медленно прокрутило вокруг оси. И я увидел, что хотел – блестящую точку. Это вместе со мной от корабля удалялся инженер.
- Грач-Один, ответь Грачу-два! – крикнул я.
Нет ответа.
Неужели главный инженер погиб? Выжгло его этим чертовым импульсом, взявшимся неизвестно откуда?
Передвинув еще один рычажок, я задействовал квантовый увеличитель, занимавший правую сторону шлема. И изображение светящейся точки приблизилось. Было видно, что это человек в скафе, безжизненно раскинувший в сторону руки.
Черт, неужели мертв?!
Но тут рука человека дрогнула, потянулась к груди. И опять обмякла.
Опять шуршание эфира. С корабля что-то хотели сказать мне. Они наверняка мечутся, готовя вылазку, несмотря на мое предупреждение и дурные предчувствия. Однако с учетом того, как нас резко относит в космос, товарищи могут просто не успеть. На определенном этапе маневры станут бессмысленны. Межпланетное судно - это не автомашина, которую можно развернуть и съехать на проселочную дорогу. В принципе, спасательный маневр возможен, и уверен, что его сделают. Но он займет много времени, а большого запаса кислорода у нас нет.
Ну и ладно. Лишь бы хватило запаса горючего в ранце.
Передвинув рычажок, я остановил вращение. И придал себе импульс.
Светлая точка начала расти. Приближаться…. Я корректировал курс... Немного быстрее... Еще чуть-чуть!..
На приличной скорости я ударился о безжизненное тело в скафе. И главный инженер вздрогнул.
Через стекло шлема я увидел, что мой товарищ бледен, притом с синюшным отливом. Мертв?!
Неожиданно он открыл глаза.
- Семеныч, потерпи немного! – попросил я как-то жалобно. - До корабля рукой подать!
- Толя, - прошептал Епифанов слабо. Связь на таком расстоянии работает. Ну, хоть так…
Импульсы ранцевого двигателя. Аккуратные. Просчитанные. И вот уже серебряная торпеда корабля не удаляется, а начинает приближаться. И все равно у меня возникло чувство, что мы забираем немного вбок.
Потом включилась связь, чистая, без помех. Капитан сообщил:
- Хорошо идете. Не меняйте курс. Следуйте так же!
- Но мы промажем! – воскликнул я.
- Не промажете!
Заработали коррекционные двигатели, чуть меняя ход «Афанасия Никитина». Помогало мало.
Потом вырвался из инженерного люка похожий на насекомое автомат внешнего обслуживания.
И перехватил нас, как вратарь мяч в воротах…
Переходный тамбур. Свет. Кислород. Сила тяжести. Что еще нужно человеку для полного счастья?
Когда давление выровнялось, и дверь с жестяным скрипом отползла в сторону, в тамбур заскочил наш добрый доктор с воодушевленными техниками. Меня попытались уложить на носилки, но я объявил, что твердо стою на ногах.
А Епифанова, вытащив из тамбура, тут же освободили от скафа и унесли на носилках. Он был жив и даже пытался встать, но чуткие санитары не позволили ему даже говорить.
Меня ребята из команды спасения вели под руки, как кисейную барышню, боясь, что я рухну.
Но я не рухнул. Своими ногами дошел до смотровой медбокса.
И попал в стальные объятия корабельной медицины…
Глава 27
Я и Епифанов лежали с шиком - каждый в своем блоке. И мне казалось, что наш штатный док и его внештатные совместители-помощники страшно рады. Работы у них до сих пор почти не было, а тут появилась возможность вспомнить былые навыки.
Главный инженер окончательно пришел в себя и быстро возвращался к жизни. На него пришелся основной плазменный удар. Мне достались уже остатки, потому я и пришел в себя сразу. И теперь лежал в боксе больше для профилактики. Абы чего не вышло. Но народ не знал, что я больше похож на симулянта. Поэтому мои спутники постоянно навещали меня со скорбными лицами, рассчитывая если не помочь, то хоть морально поддержать человека, стоящего на грани телесного распада.
Постоянно приходил Ламберто, объявивший, что мне давно надо присвоить звание почетного спасателя. Мол, его спас на Венере. Главного инженера в открытом космосе. В общем, трепался он много и утверждал, что без доброго красного вина выздоровление мое сильно затянется, и сейчас как раз самое время прервать мой обет трезвости.
Приходил торжественно-воодушевленный Ваня. Мне кажется, он завидовал, что очередной подвиг достался мне, а его жизнь так и проходит в ритмичных и скучных буднях.
Больше всего меня удивило, когда с утречка заявился еще трезвый лорд Ховард.
