Вся эта система имела довольно большую привлекательность у одурманенных масс и являлась реальной альтернативной Большому Социалистическому Проекту. Прежде всего, потому что использовала слабости сформированного за последние годы в западном мире профессионального потребителя, пожирающего материальные блага и нематериальные эмоции и страсти. Потребляй – это главное. Ну, еще не нарушай установленных для тебя рамок, притом где надо, очень узких. И, главное, не смотри с завистью за железный занавес.
Было понятно, что долго эта сатанинская конструкция, культивирующая скотство, не продержится. Если бы человек желал оставаться скотиной, он бы не добывал огонь и не строил храмы. Но крови Запад готов был попить человечеству еще много, пока не исчезнет, как тень под лучами восходящего в зенит Солнца.
Между тем диспут продолжался. Ваня совершал одну ошибку за другой. Лауреат снисходительно улыбался. А лорд торжествующе надувался. Да, нынче второму пилоту отказало его агитаторское чутье. И он сейчас лишь подводил оппонентов к веским контрдоводам в споре.
Я уже было хотел вмешаться и выдать пару банальных, но веских премудростей, но тут по кораблю прокатился гул. Перемигнулись лампочки. На пару секунд погас свет.
А потом раненым носорогом заревел сигнал тревоги…
15
Глава 29
Катастрофа в дальнем космосе. Что может быть страшнее и безысходнее?
Неожиданная деструкция «Афанасия Никитина» началась с двигательного отсека и быстро распространялась на другие отсеки. Постепенно она захватывала систему жизнеобеспечения.
Воет тревога. Раздаются скупые команды. Мечутся члены экипажа. Испуганные пассажиры что-то пытаются выяснить, но им лишь кратко указывают, куда двигаться и что делать.
Если поглядеть на наш корабль со стороны, сразу обращает на себя внимание круглый набалдашник на носу. Это спасательный отсек, который позволяет спасшимся при катастрофе протянуть некоторое время. Правда, надежда на помощь на таком расстоянии от Земли стремится к нулю. Ресурсов просто не хватит, чтобы дождаться спасателей. Сейчас поблизости от нас, да и дальше нас, нет ни одного пилотируемого корабля. Но знать это пассажирам не обязательно. В космосе жесткий принцип: «Пока жив, есть надежда». Значит, протянуть нужно как можно дольше.
Каждый в ситуации смертельного риска ведет себя по-разному. Кто-то охвачен ужасом, кто-то пребывает в ступоре. А кого-то захлестывает беспечная разухабистая психопатическая радость грядущего разрушения: «А гори они все синим пламенем!»
Народ поспешил в спасотсек. Перед входом в него началась толкотня. Крики. Оскорбления.
Больше всего шуму было от Друзиллы, которая то верещала в ужасе, то принималась качать права, чтобы ее не гнали так грубо вперед, да еще и относились уважительно. И в раздрае этих чувств она все время тормозила и создавала сутолоку. В результате Ламберто чуть ли не пинком препроводил ее в спасотсек.
Китайцы были дисциплинированны, хотя и тоже крайне напуганы. Как автоматы делали все, что прикажут, кланяясь представителям команды:
- Мы доверяем вам. Сделайте все возможное.
Немец тоже был крайне дисциплинирован, но не уставал повторять, как истинный западный обыватель, для которого внутренние чувства всегда считались важнее внешних обстоятельств:
- Это печально! И я крайне взволнован!
Лорд завалился одним из последних. У него сегодня счастливый день. Когда отключилось электричество, он сумел, пока все метались, вскрыть барный сервисный автомат и вытащил из него резино-пластиковую упругую бутылку с виски. В отсек он заходил, предварительно высосав большую часть содержимого, пока у него ее не отняли. Тогда Ховард заявил, что это единственный миг, когда он счастлив на этой чертовой скорлупке, которая вот-вот развалится. И теперь готов сдохнуть правильно и полноценно – пьяным и веселым.
Наконец, пассажиров и часть команды упаковали в спасательный шар с мягкими креслами, запасом еды и кислорода, а также защитой от аномального космического излучения. Устроился там и я. И началось томительное ожидание.
Нобелевский лауреат, приютившись в углу, был вовсе не в отчаянье и испуге. Его щеки порозовели, а в пылкой речи, которую он закатил, оружейной сталью звенела благородная праведность:
- Я же говорил, что ничем хорошим этот Близкий Контакт не кончится! Есть высшие силы! Есть!
- Мы же погибнем! – взвизгнул перепуганный, как и положено нормальному человеку, француз.
- Значит, так надо Провидению! – торжественно изрек астрофизик. - Я даже рад, что не буду участвовать в этом треклятом Контакте! В этом позоре человечества!
Потекло время тревожного и томительного ожидания. Кто-то молчал. Кто-то причитал. Немец все пытался обстоятельно выяснить характер угрозы и перспективы ее предотвращения, но ему никто ничего сказать не мог. Австралийка то всхлипывала совсем по-бабьи, то начинала клясть и этот полет к черту на рога, и своих спутников-болванов, и вообще всю эту неправильную шовинистическую жизнь.
- Где капитан? – вопрошала она. - Где этот чертов капитан?!
- Он пытается спасти наши шкуры, - спокойно откликался штурман, отвечавший сейчас за пассажиров.
- Половины экипажа нет! Я поняла! Они решили сбросить нас, как балласт! Сберечь ресурсы! И выбраться живыми! За наш счет!
- Успокойтесь, мисс Друзилла.
- Убийцы! - она бросилась на штурмана.
Нобелевский лауреат обнял ее и оттащил со словами:
- Друзилла. Жили бестолково, так хоть умрите с честью!
- А-а-а! – истошно заорала она, пытаясь вырваться.
Но астрофизик держал ее неожиданно крепко.
Потом автоматические двери раскрылись. Вошел как всегда безукоризненный и невозмутимый капитан. Обвел всех взглядом Сфинкса и произнес:
- Итак, учебная тревога в целом показала удовлетворительный результат. Будем повторять до совершенства!
Феминистка отчаянным усилием вырвалась из рук нобелевского лауреата и бросилась с кулаками на капитана:
- Мерзавец! Садист!
Тут уж пришлось действовать мне, поскольку я был ближе других. Перехватил ее. Аккуратно вдавил биоэнергетическую точку за ухом, так что австралийка обмякла. Глаза ее закатились. И я поддержал ее, чтобы она не рухнула на пол.
Наверняка до конца полета она будет гундеть, что капитан поплатится должностью, а то и головой за причиненные ей страдания, за превышение власти и прочее. И что его отправят на каторгу, а она будет плевать на него с моста. Начала уже сейчас, только очнувшись:
- Это твой последний полет, жалкий ублюдок!
В принципе, такие действия в отношении капитана наказуемы, можно даже под суд отдать. Но «Железный дровосек» только повернулся и вышел, слегка улыбнувшись.
Ну а у меня прибавилось забот. Потому что эта тревога и была запланированной нами встряской. И мы надеялись, что она позволит выявить Доппельгангера…
Глава 30
Во время тревоги безопасники не сводили глаз с пассажиров, с диаграмм, с показаний многочисленных приборов. Они ловили аномальные реакции, не соответствующие психотипу объектов. Оборотень в критической ситуации должен вести себя немного по-иному. Отточенные рефлексы можно замаскировать, но спрятать полностью не получится.
Я не трогал безопасников несколько часов, пока они занимались первоначальной обработкой. И все это время надеялся на то, что им удастся сорвать маску с врага. Или хотя бы нащупать тропинку к нему.
Волхв вызвал меня сам. По его тону было понятно, что у него имеются новости. И сердце радостно забилось в ожидании.
Мы примостились в технической каморке. И Волхв объявил:
- Мы подробненько зафиксировали и описали всех наших дураков и неврастеников. Но ни одной реакции, не соответствующей психологическому портрету.
- И что? Совсем ничего? – с видимым разочарованием спросил я.
Зря только народ взбудоражили. Опять ничего. Что дальше делать? Выводить на расстрел по одному и смотреть, как люди на это отреагируют? Черт, вот ведь тупик какой. И как из него вырулить? Кто подскажет и поможет? Да черт его знает! Наверное, самый лучший специалист по всяким оборотням и нетопырям сейчас устроился напротив меня. И ничего полезного сказать не может.
