Впрочем, тут я ошибался. Волхву было, что сказать.
- Если бы ничего, - произнес он и как-то осунулся.
Я почувствовал что-то совсем уж недоброе.
- Один момент мы обнаружили, - продолжил Волхв, указывая на диаграмму на мониторе. – Очень специфическое размывание ментального поля.
- В связи с чем?
- Какое-то чуждое присутствие. Или невероятно прокаченного деста. Или немыслимо прикрытого Предмета.
Я прижмурил глаза. Что-то шевельнулось в груди Старьевщика. И ушло.
- Ты уверен? – только и спросил я.
- Да все складывается. Я же тебе уже говорил, что аномальный выброс плазмы - это уже свидетельство наличие артефакта.
- Это я давно понял, - отмахнулся я. – Инопланетный артефакт. Что дальше?
- А сдвиг ментального поля означает, что наш Доппельгангер все же не обычная болванка в человеческом обличье. А чистейший дест.
- Как, собственно, и предполагалось с самого начала, - кивнул я. – Вот только интересно, что это за дест такой, который столько времени морочит нам голову?
- Я пока таких не встречал, - проговорил Волхв. - Ну и…
- Что еще? - напрягся я, чувствуя, что сейчас мне преподнесут главное.
- Артефакт этот. Я уверен, что это не просто инопланетная технология. Тут гораздо хуже.
- Что еще хуже?
- Это технология Изнанки! – торжественно объявил Волхв.
Тут мне как-то совсем подурнело…
Глава 31
Улей шумел. Ему хотелось шуметь. Его слишком утомил размеренный полет. Требовалось побуянить и покачать права.
Политики – народ капризный. Так что зудеть они будут долго, обещая кары небесные за то, что потревожили их драгоценный покой. Но зудеть было бесполезно. Эта тревога вполне соответствует корабельному расписанию. Учения они и есть учения. Необходимая сторона космического полета.
Австралийка все долдонила про капитана:
- Будет мусор собирать. Сложнее лопаты ему ничего не доверят!
Лорд, на время оторвавшись от мемуаров, строчил очередную гневную петицию в СОН, предлагая отдать под суд капитана и его клику.
А вот кто был вполне удовлетворен представлением, так это нобелевский лауреат. Встретив в коридоре капитана, он долго тряс его руку:
- Я преклоняюсь перед вами, мистер Железняков! Это была отличная шутка! Как же мастерски вы расшевелили этих тупоголовых спесивцев!
- Вы меня переоцениваете, - слабо улыбался капитан. – Я всего лишь преследовал учебные цели.
- Зато какой результат! Как же визжала эта сумасшедшая Друзилла!
На очередном собрании в салоне лорд Ховард представил на суд общественности свой труд в жанре «бытовая кляуза». Он стоял в центре помещения и читал с драматическим выражением, как, наверное, в театральной школьной постановке зачитывал Шекспира «Быть или не быть».
Когда он дошел до абзаца «Тем самым совершено надругательство над лучшими людьми Земли», нобелевский лауреат не выдержал и расхохотался в голос.
- Что вас так развеселило? Описание понесенных нами унижений? – внимательно посмотрел лорд на астрофизика.
- Про лучших людей, - отсмеявшись, произнес нобелевский лауреат. - Вы это серьезно?
- Ведущие политики Земли. Ведущие ученые. Этого вам мало? - насупился лорд.
- Ведущие мыслители! - все не мог успокоиться лауреат. – Вы полагаете, это про нашу добрую кампанию? Ой, дайте вытереть слезы!
- Ну не про всю компанию, конечно, - едко ввернул лорд. – Думаю, это не про приглянувшихся нобелевскому комитету астрофизиков, впоследствии снискавших всемирную славу исключительно своим мракобесием!
Лорд хотел уязвить Бартона, но вызвал у него новый приступ смеха. Казалось, нобелевский лауреат сейчас лопнет.
Доктор Бартон получил Нобелевку за прорывные исследования гравитационных аномалий в Галактиках. А потом ударился в ересь. Так, используя заковыристые математические модели, он доказывал, что Разум – такая же сила природы, как и гравитация, имеет своего носителя, который служит базой развития Вселенной. За что научной общественностью был предан анафеме, получил звание заслуженного сумасброда и фантазера. А его формулы, подтверждающие новую концепцию, были низведены в ранг шаманских заклинаний.
Интересно, запишут его в пророки, когда выяснится, что в основном он прав? Во всяком случае, чужики мне упорно долдонили то же самое. Но пророков нет в Отечестве своем, да и в других Отечествах не густо.
- Если вы про мою теорию Разумного Вселенского императива, - кончив смеяться, произнес лауреат. – То нападки на нее служат ее лучшим подтверждением.
- Это почему? – спросил сбитый с пафосной волны лорд.
- Они наглядно демонстрируют, что материя вторична. А первична неотесанная тупость!
- Вы хотите оскорбить нас? – нахмурился Ховард, сделав движение, будто хотел нащупать эфес шпаги на поясе.
- Я? Вас? – удивился лауреат. – Я хочу высказать вам восхищение. Как лучшему человеку Земли. Как мыслителю. Руководитель Института контакта – такая ноша не для каждого.
- Поспешу согласиться, - угрюмо произнес лорд.
- Особенно не для вашей английской аристократии, которая всегда славилась невежеством. Членов ваших королевских семей столетиями учили только этикету, буковкам и складыванию чисел до десяти.
- Это плебеи должны учиться! Нам и так дано Господом все! – выдал вконец запутавшийся лорд.
Он выпучил глаза, которые налились кровью, и я испугался, что он сейчас ринется на астрофизика, подобно быку на тореадора.
И тут я сделал добрый жест - помог страждущему, а заодно разрядил обстановку. Приложив ладонь к раздаточному автомату, произнес:
- Виски. Безо льда.
В проеме появился бокал. И я вручил его лорду.
Тот схватил бокал крепко, как поручень болтающейся в шторм яхты. Опрокинул содержимое разом.
Скомкал в комок свою кляузу. И отправился творить мемуары…
Глава 32
- Анатолий, что происходит? – спросил Ламберто, заглянувший ко мне в каюту в первый раз за последнюю неделю – все это время он вместе с навигатором был страшно замотан появившимися проблемами с корректировкой курса.
- А что у нас происходит? – спросил я, вытаскивая из ящика в столе доску для игры в Го.
- Я не помню, чтобы пассажирам когда-то устраивали подобную встряску, - сказал озабоченный итальянец, выкидывая камешек-фишку.
- А ты не допускаешь, что весь этот пестрый табор просто достал капитана, и он решил, чтобы пассажирам жизнь медом не казалась, устроить экстремальную тренировку? – улыбнулся я.
- Не допускаю! – горячо воскликнул Ламберто. - У «Железного дровосека» на уме только целесообразность и инструкции. Мелкая месть – это не его амплуа. Тут что-то иное, Анатолий. Что-то пугающее.
Он задумчиво посмотрел на доску. Сделал ход и продолжил:
- Вообще, со стороны наша экспедиция выглядит просто восхитительно. Передовой отряд человечества…
- Лучшие люди, - хмыкнул я, вспомнив кляузу лорда.
- Можно и так сказать. Наш передовой отряд в едином порыве стремится на окраину системы, чтобы вступить в Великое Кольцо. В семью звездных народов… Но не бывает так в жизни.
- Не бывает семей звездных народов?
- Не бывает, чтобы такие сложные мероприятия проходили прямолинейно, наглядно и красиво. Чтобы все было без подлостей, конкуренции. Без второго, третьего и десятого дна.
- Ну почему не бывает? – возразил я. - У нас так и идет - все тихо и красиво.
- Ну да. Рассказывай! – воскликнул горячо итальянец. - Сперва пространственный зазор, когда мы едва не улетели на Сириус! Потом ваше с инженером плаванье брасом в звездном море. Ты едва жив остался, Анатолий. Я думал сдохну, когда просчитал, что мы не сможем вас подцепить… Теперь эти учения, похожие черте на что… Что-то происходит. Мой итальянский нос чувствителен к гнили.
И что ему скажешь? Рассказать про притаившуюся рядом безликую смерть? Про Доппельгангера? Или про то, что шептуны с Изнанки вернулись?
