разговора по пути в ванную и в самой ванной! Ей в самом деле есть на что обижаться.
В одном из миров ходила интересная поговорка: «За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь». Она справедливо лишь отчасти. Здесь все зависит от навыков ловца. Свои я проверял много раз, и чаще всего мне удавалось доказать ошибочность этой поговорки. В этот раз я решил схитрить. Не стал отправлять сообщение Ленской сразу, хотя наговорил его на эйхос, в момент, когда Ольги не было рядом. Отправил лишь войдя в класс, где должен был сдавать зачет. Ольга помахала мне ручкой у двери, оставляя один на один с теоремами великих геометров и формулами, которые я отлично знал.
Дождавшись преподавателя, я получил лист с контрольными вопросами и тогда отправил сообщение Светлане. Оно было таким:
«Свет, извини. Раньше не мог, не хотел говорить в эйхос при Ольге. Мне было бы приятно, если бы дождалась, пока разберусь с зачетом. За полчаса справлюсь».
Ответ от виконтессы пришел почти сразу, я даже не успел прочитать все вопросы:
«Вообще мне было очень обидно. Я уже вышла из школы».
Мне не осталось ничего иного, как читать контрольные вопросы и думать над их решением. Поскольку мне выпало решение аж трех геометрических задач с начертанием графики, я провозился больше получаса, но со всем вопросами справился и, сдав работу, вышел.
Спустился вниз по пустой в этот час лестнице и в фойе на диване увидел ожидавшуюся меня Ленскую.
— Ну как, успешно? — спросила она, вставая. — Время до репетиции есть, решила тебя подождать.
— Спасибо, Свет, — я обнял ее и поцеловал в губы.
— Даже так? Не боишься, что кто-то это увидит, передаст твоей девушке? — язвительно произнесла она.
— Свет, не обижайся. Ты же с самого начала знала, о моих отношениях с Ковалевской. И я говорил, что они для меня очень важны. Зачем ты начала говорить ей это все? — я перехватил сумку в другую руку и повел виконтессу к двери, не желая, чтобы кто-то в школе слышал наш разговор.
— Затем, что я хотела обозначить перед ней, что я для тебя тоже что-то значу. Я рассчитывала, что после этой ночи, я заняла место в твоем сердце. Обидно, что ты это не поддержал, — с явной горечью сказала она.
— Если бы я это поддержал, то Ольга тут же ушла бы. Свет, я тебе еще раз говорю: я не хочу с ней рвать отношения. Она очень дорога мне. И ты для меня стала очень много значить. Только не надо это доказывать Ковалевской, — попросил я, выходя из школьных ворот. — С Олей можно и нужно решать вопросы по-доброму. Скажу тебе откровенно, у нее непременное правило: она должна быть в отношениях первой. Это железное правило и не надо пытаться его изменить. Если ты это можешь принять и не будешь оспаривать, не будешь пытаться задеть ее, то Оля через какое-то время может примириться с тобой, как примирилась с Айлин.
— Мне легче быть твоей тайной любовницей, чем в униженном положении. Я могу унижаться перед тобой. Даже делала это с удовольствием в постели. Делала для тебя, но перед ней как-то не хочется, — она остановилась, дожидаясь пока я прикурю. — Идем на стоянку, посидим немного в эрмике. Потом отвезу тебя если захочешь.
— Ты неправильно это понимаешь: тебя никто не просит унижаться, и никто не отнимает у тебя достоинство. Просто признать, что Ковалевская номер один в этом, как ты называешь, треугольнике — это не унижение. Не пытайся все сломать, прояви терпимость и мудрость, — я свернул к стоянке, пряча в карман коробку «Никольских» и зажигалку.
— Хорошо, Саш. Я сделаю, как ты просишь. Я буду играть роль номер два. Хотя в нашем театре я всегда исполняла только первые роли. Ты много не понимаешь… — она зазвенела ключами, доставая их из сумочки.
— Чего не понимаю? — я остановился возле ее «Электры».
— Того, что я так быстро… вот не поверишь, успела полюбить тебя. Того, что когда мы утром говорили… Ну тогда, когда ты вел меня в ванную, а у меня по ногам текло кое-что твое, тогда я искренне верила, что у нас все всерьез, и я не просто девочка для редких встреч, — Ленская открыла дверь, как-то неловко плюхнулась на сидение и из ее глаз потекли слезы. — Ты думаешь, мне легко было все это? Думаешь, я с такой легкостью соглашаюсь переспать с парнем при первой же встрече? Нет, Саш. Это я для тебя стала такой. А ты мне сделал больно, сказав так при Ковалевской, мол, не говори моей девушке обидные вещи. Наверное, меня боги наказали. Знаешь, что я в тот миг вспомнила? Вспомнила, как возле кладбища ты попросил меня сыграть роль и сказал тогда своей баронессе, что теперь я — твоя девушка, ясно намекая, что она для тебя так себе, персонаж менее важный. Я вполне понимаю, как было обидно ей. И теперь я на ее месте.
— Свет… — я взял ее руку, пуская «Капли Дождя». — Это совершенно разные ситуации. Талия мне всегда была просто подругой с детских лет. Не нужно это сравнивать. А тебе, сказав эти слова, я лишь напомнил, что я очень дорожу своими отношениями с Ольгой. Посмотри на меня, — я повернул ее к себе. — Ты понимала, что своей речью можешь очень навредить нашим с ней отношениям? И если бы ты это сделала, то ты бы сделала больно в том числе и мне. Ты это понимаешь?
— Да… — она открыла сумочку и достала платок. — Я просто хотела обозначить перед всеми свое место. Хотела побороться за него. Я была неправа, слишком поспешила и была на эмоциях из-за ее слов. И я не очень хорошо знаю Ковалевскую. Теперь знаю лучше.
— Ты правда любишь меня? — я выпустил в окно струю дыма и выбросил сигарету, хотя Ленская разрешала курить в салоне.
— Наверное, да. Может это временная страсть. Так бывает: вспыхивает ярко и горит жарко в первые же дни, а потом неведомо что будет. Очень много о тебе думаю. Саш, я не вру, — она промокнула глаза, которые поплыли темными потеками туши. — Больше года по-настоящему не плакала. Только в роли на сцене. И еще одна неприятность… — она шмыгнула носом.
— Какая? — я снова взял ее свободную руку.
— Мама знает, что я не ночевала у Можайских. Вечером дома предстоят очень серьезные объяснения. Наверное, папа заберет эримик теперь уже до окончания школы, — она поджала губы, отвернувшись к окну.
— Иди ко мне, — я привлек ее, укладывая себе на грудь. — Скажи, что ночевала у меня. Скажи, что мы встречаемся с тобой и я тебя уговорил остаться. Впрочем, оно так и есть — здесь даже не нужно никому врать. Если только это поможет, а не добавит тебе проблем.
— У меня вертится очень глупая мысль, — она теснее прижалась ко мне: — Сделать как твоя подруга, о которой ты рассказывал перед сном: уйти из дома. Я бы сняла какую-нибудь недорогую квартирку и жила на заработки от спектаклей. Жалко, картины плохо покупают. Но, с другой стороны, это очень глупо, и я не хочу обижать родителей, которые для меня много сделали.
— Вот последняя мысль очень правильная. Не надо делать больно родителям, я погладил ее шелковистые волосы. — Кстати, у меня тоже есть мысль, и она вроде как не глупая. Где-нибудь ближе к центру снять помещение и организовать там выставку-продажу твоих картин.
— Нет, папа не даст денег. Он считает мое увлечение делом пустым. И театр он тоже не одобряет, как и мама. Говорят, это постыдно для дворянки. Хотя они смирились, после того как о моей игре с восторгом отзывался сам князь Козельский, — она успокоилась, лежа на моей груди.
— Сам князь Козельский? Григорий Юрьевич? — переспросил я. То, что Ленская знакома с главой Ведомства Имперского Порядка — ярым представителем пробританской своры, как охарактеризовал его отец Ольги, стало для меня неожиданностью. Пока я не знал, насколько эта неожиданность неприятная. В какой-то миг закралась мысль, так ли случайно Ленская оказалась рядом со мной. Но с другой стороны Козельский — слишком значимая фигура в большой всеимперской игре, и у меня с ним нет никаких пересечений.
— Да, он самый. Моя мама хорошо знакома с его женой. Ты же знаешь, что она — двоюродная сестра императора? — Светлана приподнялась, устроившись удобнее в водительском кресле.
— Все знают, — я кивнул.
— На день рождения Григория Юрьевича мы у них дома по приглашению разыгрывали несколько сцен из Елены Троянской. Но ладно,
