это не важно, Саш. Давай отвезу тебя. Может последний раз, если отец сегодня заберет эрмик, — она зазвенела ключами, тихо загудел генератор.
— Насчет выставки-продажи твоих картин мы не договорили. Тебе не потребуется просить отца, я вполне могу выделить денег на аренду помещения, на рекламу и организацию. Думаю, в две-три тысячи можно уложиться даже если снимать помещение в центре на первых этажах, — предложил я, все еще думая о Козельском. Мысли снова перенеслись к тем сложным сплетением интересов, которые возникли в борьбе за место будущего наследника престола.
— Нет, Саша, — решительно сказала она, повернувшись ко мне. При этом глаза виконтессы выражали изумление: — Во-первых, я больше не занимаюсь живописью. У меня не остается на это времени — решила полностью отдаться театру. Я лишь хотела распродать то, что есть. А во-вторых, — здесь она задумалась: — Я не хочу и не буду содержанкой. Не обижай меня. Я все-таки виконтесса. И вообще, я не думала, что ты такой богатый, что готов выбросить на мой каприз две-три тысячи.
— Не говори так. У меня и мысли не было унизить тебя, сделать содержанкой. Неужели, если я хочу помочь своей девушке деньгами, то она от этого становится содержанкой? — не согласился я.
— То есть я — твоя девушка, да? — она вопросительно вскинула бровь.
— Да, так же как и Ольга Ковалевская, — ни капли не сопротивляясь, признал я.
— И ты этот готов повторить при своей Ковалевской? — на ее лицо наползла хитроватая улыбка.
— Свет, ты же прекрасно поняла мою позицию. Сейчас нет — не готов. Потому что Ольга это не примет. Но разве тебе недостаточно того, что я это признаю перед тобой? Тебе важнее наши отношения или доказать что-то подругам, самой Ковалевской и всей нашей школе? — спросил я, глядя как ее улыбка из хитрой, превращается в простую с легкой ноткой грусти.
— Да, ты прав. Мне важнее ты. Прости, я иногда хочу слишком много и сразу, — она отвернулась, — Редко получается так, как хочется. Мне в жизни приходится играть роли, так же как я их играю в театре. С той лишь разницей, что в театре я всегда первая. И вы все тоже играете роли, просто не понимаете этого. Например, ты, тебе придется играть роль, будто любишь только свою княгиню, а когда я с тобой наедине, будто любишь меня. Хотя бы играй от души. Я очень чувствительна к фальши.
Мне показалось, что она сейчас снова заплачет.
— Хочешь, сейчас поедем к твоим родителям, и я скажу, что встречаюсь с тобой и минувшую ночь ты провела у меня? — предложил я. — Это будет по-честному перед всеми без всяких игр.
Глава 24
Графиня мной гордится
С минуту Ленская не отвечала, перебирая пальцами ключи на цепочке — они свисали с панели управления эрмимобиля.
— Ты в самом деле такой смелый? — усмехнулась она. — Нет, Саш, ко мне не поедем. С родителями быстро не объяснишься, а мне нужно на репетицию. И дело даже не в этом. Как ты сказал, не будем торопиться. Можно стать очень честными и этим довести близких людей до нервного срыва. Я этого не хочу. Но твоим предложением, возможно, воспользуюсь — скажу, что ночевала у тебя в гостевой комнате. Может, совру, что «Электра» поломалась — не пускался генератор. Уже такое с ней было. А утром будто ты отремонтировал. Если не против, дам номер твоего эйхоса отцу.
— Конечно, не против, — я смотрел на прыгающую стрелку загрузки кристалла цодия. Генератор полностью вошел в рабочий режим и уже пошла избыточная потоковая накачка, но Ленская никак не решалась ехать.
— Хочешь, поедем к нашему театру? Посмотришь репетицию. Это правда интересно, увидишь меня в гриме и костюме Элизы Витте, посмотришь, как я пью кровь. А потом… — она поджала губы и подняла глаза вверх.
— Что потом? — я взял ее ладонь.
— Потом мы поднимемся на чердак. У меня есть ключ от одной тайной комнаты и там я сделаю тебе так, как ты любишь, — она провела пальцем по холмику в мох джанах.
— Ты успела понять, что я люблю? — я привлек ее к себе.
— Я же чувствую. Любишь меня немножко мучить, любишь, когда я кончаю и сразу кончаешь сам. Еще любишь, когда я беру в рот, — ее ладонь начала потирать мой отвердевший член. — У тебя тогда такие глаза становятся интересные: горячие, восторженные. Ты чувствуешь себя победителем, да?
— А что любишь в постели ты? — спросил я, поглаживая ее волосы.
— Люблю тебя. Люблю делать тебе приятно. Когда я чувствую, что ты заводишься, сама очень завожусь. Подразнить тебя сейчас? — она, не дожидаясь ответа, расстегнула пуговицу на джанах.
— Скажи, чтобы ты хотела попробовать? — я хотел знать больше о ее тайных желаниях.
— Хочу испытать разные ощущения. Если хочешь что-то предложить интересное, говори — я могу согласиться, — она освободила моего бойца и сжала его ладонью. — Хочешь сейчас возьму в рот?
— Да, — выдохнул я, положив ладонь ей на затылок, наклоняя ее голову туда…
— Ишь какой! Мы рискуем. Здесь часто ходят люди, могут заглянуть в эрмик, — она рассмеялась, водя кончиком члена по своей бархатистой щеке и поглядывая на меня. — Даже преподаватели могут подойти. Боишься?
— Боюсь знаешь чего? — я приспустил ее топик, оголяя грудь. — Боюсь, что ты это не сделаешь.
— Сделаю. Скажи только правду, ты уже спал с Ковалевской? — не сводя с меня глаз, она намочила голову члена языком и начала на нее дуть. — Ведь говорят она еще девочка. Это же такая редкость в нашей школе.
— Нет, с княгиней в этом смысле я еще не был, — я вздрогнул от невероятного ощущения — мой член исчез в ее ротике.
— Хоть в чем-то я первая перед ней, — сказала Ленская, на миг оторвалась от меня, тряхнув волосами. — Достань платок в моей сумке. Скоро будет мокро.
Не знаю, видел ли кто-то из прохожих наше безобразие. По крайней мере восхищенных зрителей у «Электры» не собралось, и на том спасибо богам. От игры ее жадного ротика кончил я на удивление быстро. Впрочем, какое здесь может быть удивление: я очень ее хотел, а она очень хорошо чувствовала меня и играла так, что меня сразу бросило любовный жар.
— Чуть не утонула, Елецкий! — отдышавшись, возмутилась виконтесса. Судя по ее сияющим глазам, она была довольна результатом.
Обтерев платком лицо, она начала удалять последствия страсти с груди, и, хотя топик я с нее наполовину снял, он тоже порядком пострадал.
— Иди ко мне, — я потянул ее за руку, не позволяя надеть топик — хотелось еще немного поиграть с ее голой грудью.
— Светка, я тебя обожаю, — целуя ее, признался я.
— А я тебя люблю, — ее губы впились мне в шею, и я побоялся, что там останутся их жадные следы. — Все в тебе люблю, — шептала Ленская. — Твои глаза, твой голос, тело и этот беспощадный член. Люблю твой вкус. Знаешь, вчера мне хотелось прокусить тебе шею. Правда, это безумие, но мне до дрожи хотелось попробовать на вкус твою кровь. Ну, Саш! — она сжала бедра, не пуская мою руку в трусики. — Не надо здесь. Буду орать!
— У тебя один недостаток, — я ненадолго остановился в борьбе с ней. — От твоих губ слишком быстро кончаешь и хочется тебя снова и снова.
— Пусти. Давай поедем в Шалаши, там сделаешь что захочешь, — попросила она, борясь моей нахальной рукой.
Шалаши не очень удобное место. Признаться, я имел страстное желание попробовать Ленскую в попу. Меня жутко дразнили ее ягодицы, особенно сегодня утром, когда я ее поставил на четвереньки. Оглядывая эти розовые, тугие и округлые полусферы за малым сдержался, чтобы не направить своего яростного бойца в ее узенькую дырочку. Наверное, виконтесса была бы сильно против. С другой стороны, она сама сказала, что желает попробовать разные ощущения и моя актриса явно склонна к экспериментам. Может даже более смелым, чем мои предположения. Но, опять же, Шалаши — явно не то место для подобных игр. Разумнее выбрать время и снять номер в хорошей гостинице. И… и не забыть купить тот крем, которым пользовалась Талия.
— Можно и в Шалаши, остановится там, где-нибудь в самом начале, где редко бывают прохожие, — согласился я. Она расслабилась от моей ласки.
И вдруг дернулась, прижимаясь ко мне:
— Черт! — прошептала она. — Там Звонарев с Зайцевой стоят. Наверное, видели нас. Повернись спиной к окну. Еще… — виконтесса принялась натягивать топик, пряча голые груди. — Зайцева такая сука, завтра разболтает в классе. Приврет еще
