казалось, будто можно ослепнуть, стоит хоть на миг взглянуть на него, не прикрыв глаз ладонью.
И сейчас, всматриваясь в линию горизонта, соединяющую океан и небо в единую размытую грань, он с грустью вспоминал те далекие дни. Строгий голос дяди, гогот матросов, запах немытых тел, клубящийся пар изо рта, пробирающий до костей холод.
Он бы все отдал, чтобы вновь оказаться в прошлом. И не знать всего того, что случилось с ним потом.
Рядом раздались громкие хлопки, как будто кто-то вытряхивал сор из белья. Или мимо пролетела огромная птица. Ибрагил обернулся и увидел приземляющуюся Немизию.
Женщина-птица чуть нагнулась вперед и аккуратно приземлилась на ноги. Огромные крылья сложились за спиной, и она не спеша прошествовала мимо волота.
— Опять летала на разведку? — спросил Ибрагил.
— Да. — Валькирия подошла к фальшборту, который был волоту чуть ниже паха, и облокотилась об него.
— Зачем ты это делаешь? Думаешь, капитан может сбиться с курса?
— Нет, — покачала головой женщина-птица и устремила свой взор вдаль. — Мне хоть иногда нужно разминать крылья. Я не привыкла столько сидеть без дела.
Ибрагил понимающе закивал и невольно глянул на ее желто-белые, переливающиеся на солнце крылья. Было в них нечто неправильное, что-то чуждое. Все равно, что увидеть человека с лишней парой рук.
— Да и в полете я чувствую себя намного лучше, чем… — Валькирия не закончила фразу, будто подавившись последним словом.
— Чем здесь?
Она молча кивнула.
— Не нравится общество людей?
Прежде чем ответить, Немизия подумала.
— Я просто привыкла жить в Валь-Кирине, среди своих сестер. А здесь… — Она покачала головой. — Здесь все не так.
Ибрагилу были знакомы ее чувства. В первые месяцы после того, как он покинул Волотарон, ему пришлось тяжко. Он даже думал, что не сможет выжить среди людей. А после того, как попал в рабство, так вообще поставил на своей судьбе жирный крест. Но недюжинная сила и боевая сноровка выручили волота, сделав его одним из немногочисленных любимцев публики. Нужно лишь немного терпения, и все постепенно встанет на свои места — эту простую истину он уяснил уже давно. А к остальному рано или поздно привыкаешь.
— Люди другие. Согласен, — кивнул волот. — Но у них тоже можно многому научиться.
Валькирия глянула на волота с внимательной осторожностью.
— И чему ты у них научился?
— Терпению.
— Неужели? — Немизия хмыкнула. — Люди не славятся этим качеством.
— Да. Глядя на них, изучая их, я понял, что именно его им и не достает. Некоторые теряют все только из-за того, что им не хватает простого терпения. Я понял, что если стану терпеливым, то получу преимущество. Признаться, только благодаря этому я стал чемпионом.
Валькирия посмотрела вдаль, словно выискивая там ответы на только ее мучившие вопросы.
— Я слышала, ты был гладиатором.
— Да, — кивнул волот. — Рабом-гладиатором. До тех пор, пока Йов не выкупил меня у Малькона и не подарил свободу.
— Рабом… — протянула Немизия так, словно это слово имело особый смысл. — Рабство есть только у людей. Ни валькирии, ни кентавры, ни змееголовы, — Валькирия бросила короткий взгляд на волота, — ни твой народ. Никто не подчиняет себе разумных существ. На это способны только люди.
— Ты забыла упомянуть рыбоящеров.
— О них мы почти ничего не знаем.
— Во времена Водяных войн рыбоящеры порабощали людей и использовали их как рабочую силу для возведения зиккуратов.
— Историю писали люди, а они могли приукрасить некоторые события для острастки будущих поколений.
— Волоты тоже принимали участие в тех войнах. Не такое явное, как люди, но принимали. Сведения об этом хранятся в наших преданиях.
— А ты, я погляжу, неплохо разбираешься в истории.
Ибрагил кивнул. Конечно же, он был хорошо образован… для волота и наследника трона Волотарона.
— Кем ты был до того, как попасть к людям?
Прежде чем ответить, волот подумал. Он не любил рассказывать о своей прошлой жизни. Но валькирия ему нравилась, как и Дак.
— Изгоем, — наконец выдавил из себя Ибрагил.
Немизия глянула на волота и удивленно повела бровью. Осторожно спросила:
— За что тебя изгнали?
— Меня предали… Не только люди способны на подлые поступки. Мой народ тоже подобным грешит.
— Если предали, то почему ты не попытался вернуть свое доброе имя?
Вопрос Ибрагила озадачил. А действительно — почему? Боялся, что ничего не выйдет? Или ощущал вину? Он никогда не думал об этом. Просто покорно принял судьбу.
— Не знаю, — сказал волот. — Меня могли казнить, если бы встретили на землях Волотарона.
— Неужели у тебя не было союзников?
— Были, — тяжело вздохнул Ибрагил. — Многих из них тоже предали, как и меня. Одни попытались устроить бунт, но у них ничего не вышло. Другие сгинули без следа. А я… я попал в рабство к людям.
— Как это произошло?
Волот молчал. Перед его мысленным взором снова всплыла картина давно прожитых дней. Он… один… без надежды… Занесенные снегом пустыни… Холод…снег… Безысходность и смерть.
На его почти замерзшее тело наткнулись погонщики собак — так волоты называли полудикие племена северных людей, использующих четырехногих домашних животных как тяговых волов. Погонщики собак катили на огромных санках в поисках редкой в тех местах дичи — снежных барсов, за мех которых южные купцы всегда давали хорошую цену. Но вместо дичи они наткнулись на припорошенный снегом бугор.
Сначала они подумали, что найденный ими волот мертв, но как только один изпогонщиков ткнул в укутанную в шкуры тушу копьем, волот замычал. Одиноких обитателей Волотарона, да еще за переделами родных земель, они отродясь не видали, поэтому решили забрать с собой и увезти в селение.
Отогревшись и придя в себя, Ибрагил обнаружил, что сидит в глубокой яме. Выбраться из нее оказалось невозможно — края были очень крутыми и скользкими. Так он и просидел там несколько дней, пока не пришел вождь и не потребовал от него ответов. Кто он такой? Откуда пришел? Почему был один? Ибрагил не ответил. Он был слишком подавлен, чтобы с кем-то
