Но куда больше беспокойства и дисбаланса в душевное состояние молодого ликвидатора вносили витающие в коридорах миазмы. Доводящая до исступления боль, чужое отчаяние, спонтанные эмоциональные выбросы десятков задурманенных мощными анальгетиками сознаний. Вся эта какофония будоражила чувствительный дар парня и вынуждала прилагать дополнительные усилия для его контроля.
Шагая сквозь лабиринты тамбуров и лестниц кажущихся подчеркнуто серыми и холодными, Умар никак не мог перестать думать о человеке, которого ему придется обратить в нежить. Да, он сам рвался участвовать в проекте «Нисхождение». Он одним из первых подал заявку на розыск кандидата с подходящим психологическим портретом. Но, шайтан бы его задрал, он никак не мог предполагать, что этот момент наступит так скоро! Сейчас борец с инфестатами мечтал лишь об одном. О том, чтоб командир был с ним рядом и поддержал его в столь трудный час.
Инквизитор не хотел признаваться и самому себе, но он с некоторых пор заметил, что Факел ему стал даже ближе родного отца. Юрий и раньше вызывал у напарника лишь неподдельное уважение или скорее восхищение. Вспомнить хотя бы первый день их встречи! Как бесстрашно инквизитор бросился на вооруженных огнестрелом кукол. В глазах Салманова это выглядело высшей степенью отважности и героизма. Вероятно, такое первое впечатление и заложило основной фундамент восприятия личности Юрия.
Но время шло, дни службы складывались в недели, а недели в месяцы. Не успел парень глазом моргнуть, как стукнул целый год с момента их знакомства с Факелом. Умар за этот срок научился под руководством старшего товарища многим премудростям нелегкого инквизиторского ремесла. Он тренировался, менялся, становился лучше и опытнее. А вместе с ним трансформировалось и его отношение к командиру. Апогей же настал после того, как майор обманул собственную смерть и вернулся из могилы. Именно тогда ликвидатор обнаружил, что во взгляде Юрия появилось нечто необъяснимое и таинственное. Что-то такое, что заставляло Салманова жадно ловить каждое слово, пророненное наставником, и возводить в ранг непреложной истины. Вокруг Факела медленно разгорался слепящий ореол из смеси загадочности и благоговения, который не позволял усомниться в абсолютной правоте его убеждений. И это не было игрой разума, ведь остальные бойцы, примкнувшие к их неформальному братству, замечали то же самое. Умар слышал, как они тихо обсуждают Юрия, ощущал переливы их эмоций, когда он появлялся в поле их зрения.
Скажи кто-нибудь молодому инквизитору еще полгода назад, что он по чьему-либо указу будет выслеживать, похищать людей, жечь их, стрелять и резать, то парень бы просто покрутил пальцем у виска. Он что, бандит и отморозок, чтобы ввязываться в подобное? Любой подонок должен быть отдан в руки правосудия, а не линчевателей. Так Салманов считал раньше… Но вот он уже несколько месяцев занимается истреблением инфестатов, взяв на себя роль не только судьи, но и палача!
И самое странное во всем этом то, что Умар не ощущал угрызений совести или вины. Их совместные действия казались бойцу настолько оправданными и справедливыми, насколько это вообще возможно! И судя по тому, что количество инквизиторов, идущих за Факелом, день ото дня неуклонно возрастало, ликвидатор в своих суждениях был не одинок…
Иными словами, совсем неудивительно, что Салманову в настоящую секунду хотелось иметь рядом крепкое и надежное плечо. Плечо старшего товарища, источающего вокруг себя уверенность и решительность. Наставника, который одним только фактом своего присутствия вселяет веру в лучшее. Но нет. Его здесь не было. И это следовало принять как данное.
Одолеваемый собственными мыслями, боец остановился напротив палаты, за дверью которой должен ждать предназначенный для него человек. Умар замер в нерешительности, не находя мужества взяться за ручку. Но потом встряхнулся и отругал себя последними словами. «Всё! Хватит!» — мысленно проговорил ликвидатор. «Ты больше не зеленый курсант! Ты — полноценный инквизитор! Прекрати уже надеяться, что за тобой кто-то будет носиться и подтирать сопли!»
Подавив собственную робость, борец с нежитью вошел в палату и тут же окунулся в целый океан раздражения и недовольства, средоточием которого оказалась низкорослая полноватая санитарка. Помимо нее внутри находился только единственный пациент, безвольно лежащий на койке, над которым женщина проводила гигиенические процедуры. Работница госпиталя грубо хватала прикованного к постели парня, нервно дергала его за исхудавшие ноги и что-то отрывисто рычала, будто тот чем-то успел перед ней провиниться. А молодой человек стоически терпел все эти манипуляции, не отрывая от белого потолка печального взгляда.
— Я еще не закончила! — рявкнула санитарка, зыркнув исподлобья на визитера. — Дверь с той стороны закрой!
Салманов споткнулся на самом пороге, сбитый с толку этой вспышкой неприязни, но выходить даже не подумал. Напротив, он сделал полшага вперед, погружаясь еще глубже в водоворот чужой враждебности и брезгливости.
Инквизитору стоило большого труда отыскать в этом буйстве эмоций робкие отголоски чувств второго человека. Того, кого сейчас небрежно подмывала хамоватая работница госпиталя. И когда служащий все-таки смог за них зацепиться, то испытал жгучую обиду и досаду за раненого военного. Он уже пожертвовал своим здоровьем на благо страны, но родине этого было мало. Теперь она хотела забрать его душу и мертвое тело, чтоб израненный боец продолжал свою службу и после смерти. А эта сучья тумбочка на кривых ножках, вместо того чтобы проявить хоть капельку уважения к тому, кто защищал ее задницу на западных рубежах, окатывает его ледяным презрением?!
— Ты чё, не понял меня?! — заметив, что посетитель остался в дверях, тетка повысила голос и небрежно швырнула в тазик с не самой чистой водой длинные щипцы с ватным тампоном. — Выйди, я сказала! А то сейчас сам ему пеленки менять будешь!
Санитарка совсем не стеснялась в выражениях и нисколько не беспокоилась о том, что ее слова могут задевать раненного солдата. И у Салманова аж челюсти свело от нестерпимого желания заехать хабалке по щекастой роже. Нет, конечно же Умар с этим своим порывом совладал, пусть и не без труда. Его с детства приучали к тому, что ни на какую женщину нельзя подымать руку. Ни в коем случае. Ведь это чья-то жена, сестра или мать. Но Аллах всемилостивый, как же хотелось!
— Ну ты тугоухий или скудоумный?! — санитарка никак не унималась и уже встала в позу базарной бабки, готовящейся к скандалу. — ДВЕРЬ ЗАКРОЙ И СТОЙ СНАРУЖИ!
Ух-х-х… молодой инквизитор прямо-таки ощутил, как горячая злоба растекается по его жилам. Но идти у нее на поводу — большая ошибка. Ничего кроме проблем и снижения рейтинга психоэмоциональной стабильности этим не добьешься. А потому действовать нужно иначе. Вот как бы на его месте поступил Факел?
Прикрыть глаза, глубоко вдохнуть. Отвернуться от толстой мегеры, чтоб не видеть ее и сделать шаг из палаты, возвращаясь в коридор…
— Ну
