бы охереть, как странно.
Заметив мой взгляд, парни подобрались в сёдлах и насупили брови.
Гроза врагов, бля!
Я красовался в седле и гордо подмигивал встречным девкам. Девки смущённо улыбались в ответ и отводили глаза.
На площади я услышал за спиной сдавленный шёпот:
— А этот-то, глянь! Видать, привык коров объезжать!
— Не говори, Машка! Наберут в дружину, кого ни попадя! Вот в наше время…
Я оглянулся, грозно хмурясь.
Две тётки средних лет в вышитых сарафанах мигом подхватили свои корзины и заспешили вдоль домов к переулку.
Джанибек легонько толкнул коня пятками и поравнялся со мной.
— Немой! — негромко сказал он. — Давай я вперёд поеду. Сытин нас не зря торопил. Вдруг засада? Я посмотрю и вернусь.
Я подумал и кивнул.
Не, ну а что? Хрен его знает, что князю в голову взбредёт, когда он узнает, что я — сын его старшего братца! Племянничек, бля!
Да и сам боярин Хвороба мог послать своих людей, чтобы перехватить нас — у него ума хватит.
Джанибек сверкнул улыбкой и быстро поскакал вперёд. А я придержал коня и поехал шагом.
— Если бой будет — ты за меня не бойся, Немой! — сказал Мыш. — У меня оружие есть!
Он гордо продемонстрировал мне копьё величиной с карандаш.
— Я любого в глаз так ткну, что мало не покажется!
Джанибек вернулся через пятнадцать минут. Вид у него был встревоженный.
— Засада! — негромко сказал он, наклонившись ко мне. — У ворот стражников вдвое больше, чем обычно. И четыре дружинника с ними, из наших. Делают вид, что стерегут город от набега. Но сами следят за улицей. В домах по сторонам — лучники, в кустах тоже.
Бля!
С наскока мы не пройдём — лучники перестреляют всех, как белок. Проскочить на шару тоже не получится. Наверняка кто-то из дружинников знает меня в лицо.
Остаётся вариант неипической хитрости и колдовства.
Я остановил коня и взмахом руки подозвал остальных парней.
Спрыгнул на мостовую и принялся раздеваться.
Если парни и удивились моему неожиданному стриптизу, то виду никто не подал.
Выучка!
Я бережно сложил одежду и запихал её в мешок с припасами. Баба Дуня наготовила в дорогу.
Сапоги отдал то ли Гришке, то ли Сашке — не научился ещё различать.
Дружинник ловко связал голенища сапог верёвочкой и хотел перекинуть их через плечо. Но я знаками показал, чтобы он убрал сапоги в мешок. Незачем на заставе лишнюю пару обуви светить. Начнут спрашивать — чья, да зачем. Да почему размер не твой.
Так что я ткнул пальцем на сапоги, а потом на мешок. И вдобавок грозно посмотрел на дружинника — не проипи обувку!
Хорошо, что сейчас лето. А как превращаться зимой? Голой жопой в сугробе? Отморожу себе всё на свете!
Сытин как-то сказал, что можно превращаться вместе с одеждой. Но этому же, бля, учиться надо! А мне некогда. И не у кого.
Минут десять я объяснял дружинникам, что через ворота они должны поехать без меня, а меня подождать за ближайшим поворотом.
У меня даже руки заболели. А проходящие мимо горожане поглядывали на нас с большим интересом.
Ну, правильно! Пятеро конных с оружием столпились вокруг голого полудурка. То ли с бабы его сняли, то ли из бани выволокли.
Я слишком поздно допёр, что сперва надо было объяснить дружинникам план, а потом скидывать штаны. Привык с Сытиным работать. Он-то без слов понимает.
Первым врубился Мыш. И быстро растолковал остальным.
Мышь — переводчик для немого кота.
Это охренеть, бля!
Убедившись, что дружинники всё поняли, я отошёл на пару шагов в сторону, чтобы не испугать лошадей, и глубоко вдохнул.
Оборачиваемся, Немой!
В голове привычно щёлкнуло.
Лошади, всё-таки, испугались. Они шарахнулись в сторону и захрапели так, словно увидели призрак сержанта с молотом.
И немудрено — с последнего превращения я нехерово подрос. Навскидку — не меньше полуметра в холке.
Я оглядел мощные лапы, покрытые густой рыжей шерстью. Выпустил когти. Не когти — крючья! Хоть якоря из них делай!
Да, тут незаметно через ворота не проскочишь!
Недовольно мяукнув, я перепрыгнул придорожную канаву и побежал вдоль бесконечного забора, ища какую-нибудь лазейку.
Ипать, ну почему люди так любят собак?!
В каждом дворе на цепи сидела здоровенная мохнатая скотина. А то и несколько! Учуяв меня, они вскакивали, рвались с цепи и захлёбывались истошным лаем.
Конспирация, бля! Я так всю улицу переполошу!
Наконец, я отыскал двор, в котором на цепи дремал такой древний пёс, что ему уже на всё было по хер. Даже на наглых котов, которые посреди белого дня вламываются в его владения.
Пёс приоткрыл мутный слезящийся глаз, приподнял седую морду и снова уронил её на передние лапы.
Я прошмыгнул мимо него, перескочил в соседний огород и сквозь заросли лопухов и крапивы наярил в сторону городской стены.
Стена была — одно название. Подгнивший бревенчатый забор высотой в два человеческих роста. По верхнему краю тянулась сколоченная из хлипких досок галерея для лучников.
Эта галерея и стала для меня непреодолимым препятствием. По вертикальной стене я вскарабкался легко. Но ползти снизу по горизонтальным доскам не мог даже такой охрененный кот, как я. А уж тем более — такой отожравшийся.
Нет, я попробовал! Вцепился всеми четырьмя лапами и повис вниз спиной. Но стоило мне отпустить одну лапу, как гнилая доска треснула, и я рухнул вниз, истошно мяукая. Инстинкт, мать его!
В полёте я умудрился перевернуться, и приземлился на лапы. Но не успел обрадоваться такому успеху, как сверху упала доска и больно огрела меня по башке. Заодно досталось и задней лапе. Той самой, сломанной.
Шипя от боли, я шарахнулся в кусты и стал зализывать ушибы. Мог бы — выругался бы! Но для этого кошачья пасть не годилась.
Немного посидев и погоревав, я поднялся и побежал вдоль стены, ища дыру или лестницу. Как-то же эти грёбаные лучники забираются на свои рабочие места!
И лестница нашлась. Грубо сколоченное устройство для залезания наверх находилось у самых ворот. Только на кой хер она теперь нужна? Проще в ворота прошмыгнуть! Тем более, через них как раз проходила моя небольшая, но бравая дружина.
Я обежал здоровенный куст сирени и нырнул в придорожную канаву. Думай-не думай, а маскировка у меня ни к чёрту! Такого рыжего котяру даже слепой стражник заметит.
Канава до краёв была полна жидкой липкой грязью. Сюда стекала вода с дороги после ночных дождей, сюда выплёскивали помои. А разросшиеся громадные лопухи заслоняли солнце, не давая воде испаряться.
