сглотнул вставший в горле ком.
– Рассказывать о темном прошлом – это автоматом подписать себе смертный приговор. Ты, Кеша, живой пример. Потому что попадал в такую смертельную и, что самое мерзкое, унизительную ситуацию. Тебя ограбили, унизили, могли убить. Кого-то из друзей убили. Но могло ведь и не случиться такого! Тут как в песне – следи за собой, будь осторожен. Отомстил сегодня, попал в аномалию завтра. В Зоне про любого можно всякого непотребства накопать. Но оправдать! И ты прекрасно знаешь как! Что если виноват в чем, то Зона сама накажет! Подставил новичка, кинул на хабар, затем загнулся в аномалии или калекой стал – значит, Зона наказала по заслугам! Ведь так?
Предупреждая ответ Зубра, Лоцман заговорил с еще большей горячностью – так, как может говорить лишь человек, находящийся в шаге от смерти.
– В Зоне каждый сам за себя. А все эти «наказы Черного Сталкера», мол, помоги ближнему своему, завязаны лишь на корысти и бартере. Ты помог сегодня мне, я помогу завтра тебе. Чистая коммерция. Никакого панибратства. И принцип не совать носа в чужие дела считается правилом хорошего тона – пусть даже если убил кто кого. Значит, было за что. Зона сама каждому подберет наказание по его проступкам. Кого-то сразу в могилу уложит, а кого-то налетчики вытрясут. А кого-то изгоем сделает. Таким, как Конфета… или я.
Зубр не шевелился. Лоцман прикрыл глаза. Столь длинный монолог опустошил его до предела.
– Но, Кеша, скажу тебе честно, пусть даже ты мне не поверишь. Я никогда и никого не убивал из людей в Зоне. Это правда. Единственный раз, когда я замарал руки кровью, это когда нашел убийцу моей семьи. И после этого я пришел сюда. В Зону. Я завязал со шмоном честных сталкеров, но кто вот так возьмет и примет на веру? Ты или там Прапор твой, Юсуф с Вареником? Одно лишнее слово, один намек, и… Будет ли у меня после этого кредит у того же Симона? Когда любой сможет без зазрения совести меня хлопнуть, и никто ему слова дурного не скажет. А у меня даже в залог нечего торговцам-кровососам оставить. Вот кто настоящие кровопийцы, без принципов, стыда и совести. Есть хабар – есть товар. Будь ты хоть папа римский или хоть отморозок из Камня… Как выживать прикажешь?
– Я скажу только одно. На что ты рассчитывал, связавшись с этой швалью? – Зубр резким ударом носка сапога разворотил мусор на полу, засыпав мертвецу лицо.
Лоцман горько усмехнулся:
– Швалью? Кеша, это жизнь! Не дели мир на черное и белое! Сложно сделать выбор, что правильно, а что неправильно. Когда вопрос стоит: жить или умереть – выбор куда проще. Кроме того, до Зоны ты разве не этим же занимался?
– Большая земля – это Большая земля, – покачал головой Зубр. – А Зона – это Зона. То, что я делал за Периметром, осталось там. Я сюда пришел и начал с чистого листа, как честный сталкер. Ты же начал шакалить здесь, значит, и отвечать тебе здесь и сейчас. Убивала сталкеров твоя банда – будь готов, что и тебя грохнут как бешеного пса.
– Кесаревцы никого не убивали! – Это была ложь, но Лоцман решил выкручиваться до конца. – Те подонки, что ограбили тебя, никакие не кесаревцы, подставить просто решили его, ибо многим конкурентам жизни не давал! Брали лишь хабар, никого не убивали. Может быть, поэтому кесаревцы сейчас все покойники, что гуманными были! Сами тоже артефакты по аномалиям искали, а на дело выходили, лишь когда общак совсем пустым становился. «Шваль» эта получше многих сталкеров была…
Лоцман развел руками.
– Когда я пришел в Зону, Мордатый поручил мне за «искрами» сходить. Сказал, мол, в Иловнице после Шторма появляются. От лагеря новичков в Андреевке относительно недалеко и вроде как безопасно. К тому же втроем нас отправлял. А сотоварищи мои – Косс и Виталя Корый – меня «отмычкой» поставили. Чуть не помер в «электронах». Вырубился. Они меня и обобрали. Решили, что все равно коньки отброшу. И ни один, падла, не помог.
Лоцман со всей силы пнул ботинком мусор. Из-под ноги вылетел кусок щебня и врезался в стоящий на полу фонарь. Артефакт вылетел из него, а сам агрегат завалился на бок. Лампа медленно потухла. «Огневик» словно ждал этого момента, его красные всполохи усилились, свечение стало более ярким. Сталкеры в безмолвном напряжении следили за процессом.
– Я тогда чуть не сдох, Кеша, – произнес Лоцман. – Еле выкарабкался. Ни один из этих ублюдков мне добро так и не вернул. И все им с рук сошло. Косс в анархисты подался, Корый на Большую землю. А у меня пошла черная полоса. Если перепадал один-два артефа в неделю-две – уже хорошо. Каждый день на пределе возможностей – моральных, материальных, физических. Лоцманом назвали не из-за водки, а потому что «отмычкой» долго прожил. Денег лишь на еду и водку хватало. Чуть не спился в то время. Вот тогда охотники меня и завербовали.
Зубр тяжело шагнул вперед и подобрал дверную ручку. Присев на корточки, он поставил фонарь и поднес к нему артефакт. По мере приближения предмета лампа фонаря разгоралась все ярче. Зубр отвел руку в сторону, лампа потускнела. Сталкер еще разок повторил эксперимент. Автомат Зубра при этом покоился у хозяина на коленях и дулом своим смотрел в сторону Лоцмана.
– Вот так я попал к охотникам, – закончил Онисим.
– Охотники? Ну да. Добрые и бескорыстные гопники-охотники Зоны всегда выручат несчастных сталкеров, попавших в беду, – язвительно хмыкнул здоровяк.
– Как ни странно, но они помогли мне, – отозвался Лоцман. – Не задарма, конечно же, но свой кусок хлеба я получил. И крышу над головой, и защиту от Зоны с Мордатыми. И никто из бригады меня не подставлял, в отличие от твоих «безгрешных» сталкеров. Нет худа без добра, Кеша. Согласен?
Зубр медлил с ответом. Лоцман не торопил его, ибо добавить было нечего. Он полностью иссяк. Только в душе свербело щемящее чувство безнадеги.
– Складно чешешь и вроде даже логично, не спорю, – отрезал здоровяк. – Однако – одно но. Может, и есть в твоих словах правда, крыса, но я долгов не прощаю. Это мое правило. Ты это знаешь. А твои родичи мне крупно задолжали, – в его голосе появилась сталь, – в том числе и за Чеснока с Кластером. Понимаешь, о чем я?
С лицом мрачнее тучи Зубр поднялся на ноги. Махнул автоматом в сторону двери.
– И еще. Зелень недовольна, когда бывалые сталкеры ставят их «отмычками». Но все через это проходят. Когда я однажды начал грозить, что если пойду «отмычкой», то
