выразительно посмотрел на меня. – Постарайся не болтать о нашем разговоре. Это будет очень нехорошо, если среди учеников пойдут разговоры.
Я кивнул.
– Тебя отвезут… – начал Сан Саныч.
– А можно… – перебил я его. И дождавшись кивка, продолжил: – А можно я пройдусь пешком… До… до торгового центра, где… ну…
Сан Саныч показал, что понял о чём я, и ответил просто:
– Конечно, тебя отвезут.
– А можно я пройдусь пешком.
– Только без глупостей, да? – уточнил Сан Саныч, и в его голосе появились стальные нотки.
Какие уж тут глупости? Мне было совсем не до глупостей. Я просто хотел немного побыть один, хотел обдумать всё. Обдумать и понять.
– Хорошо, – Сан Саныч достал из кармана телефон. – Вот. Тут забит мой номер. Звони, если потребуется помощь. И вообще, звони и утром, и вечером. Я хочу знать, как идёт подготовка к нашему… м-м-м… мероприятию.
Телефон лёг в руку ледышкой.
Сан Саныч внимательно посмотрел на меня и нажал кнопку внизу столешницы.
Заскрежетал засов, и Сан Саныч сказал на прощанье:
– Можешь пройтись, но машина будет ехать за тобой. Как только будешь готов, водитель тебя заберёт и отвезёт в школу. Договорились?
Я в очередной раз кивнул.
Пока я в сопровождении охранника шёл по коридору, Чёрный внутри меня возился. Он не хотел уходить от Сан Саныча, я это чувствовал. Чёрный был очень голоден. Я – тоже.
Город встретил меня жизнерадостным гвалтом. Звонили трамваи, шуршали и гудели машины, чирикали воробьи, гомонили люди. Люди…
Потихоньку позади меня ехал тот же большой чёрный джип с тонированными стёклами, на котором Сан Саныч привёз меня.
Джип катил неотвратимо, и мне от этого было мерзко. Не замечать машину я не мог. И не мог отрешиться от возни Чёрного и от разговора с Сан Санычем. И от открытия – кто наш президент. В его официальной биографии, которую знал каждый школьник, не было ни брата с сестрой, ни встречи с Мораной и её отцом, ни пожара, который устроила Агафья Ефимовна, ни ссоры братьев – ничего. Он был отцом народа Рувении, непогрешимым вечным гарантом нашей стабильности и процветания. Мы с малых лет изучали жизненный путь нашего президента… Получается, подправленный жизненный путь. Может, в официальной биографии и не было лжи, но правда определённо была не вся.
Мне нужен был совет!
И тут я вспомнил, что Григорий Ефимович серьёзно болен. Из-за меня между прочим! И если он сейчас в том же состоянии, что и утром, то я попал.
Может, подойти к Агафье Ефимовне?
Но я сразу же отмёл эту мысль. Она хорошая тётка и сестра Григория Ефимовича, но… Чем она может мне помочь? Ну да, она умеет лечить и вкусно готовить, но мне нужно совсем другое.
Игорь Петрович или Боря? Может, обратиться к ним?
Я представил, как подхожу и говорю: «Здравствуйте, я должен совершить теракт, подскажите…»
Да они меня на месте прихлопнут!
Капитан Ерохин само собой отметается. К нему я пойду в самую последнюю очередь.
Арик? Да, он классно умеет планировать, он на раз вычисляет слепые пятна в системе наблюдения и может обойти охранников. Но… Я очень хорошо знал своего друга. Похулиганить в супермаркете – это норм. А тут… Я так и видел выпученные глаза своего Аристарха Тринадцатого и отвращение на его лице. Нет, к Арику я с этим не пойду.
Артём? Илья? Николай?
Да, они дольше меня в школе, знают и умеют гораздо больше, чем я, но… Не мог я к ним обратиться за советом. Только не к ним!
Короче, всё мимо!
Единственный человек, у которого я мог попросить помощи – это Григорий Ефимович. Может, Агафья Ефимовна уже его исцелила? Она же быстро вылечила мне руку. Такой глубокий порез был, и уже почти ничего не осталось. Да и ссадина на скуле Григория Ефимовича быстро сошла. Может, и тут тоже?
Я поневоле вспомнил, как Григорий Ефимович стёр рукой мои каракули, как потом застонал от боли, как берёг руку, пока шли к Агафье Ефимовне, как потом мы с ней вели его чуть живого до кровати… Нет, маловероятно, что он от такой раны оправится быстро…
Очнулся я в холле торгового центра. Того самого, о котором говорил Сан Саныч.
Я стоял посреди зала, рядом с фонтаном. Вокруг меня ходили люди. И мне казалось, что все они знают, что я должен сделать. И кто-то торопится побыстрее пройти мимо меня. А кто-то, наоборот, демонстрирует мне детей или свои отношения с близкими людьми, чтобы мне стало стыдно.
Да! Мне было стыдно! Мне было мерзко! Я чувствовал себя последней сволочью, готовой отнимать чужие жизни! Сволочью, готовой взорвать этот торговый центр к чертям собачьим! И ради чего? Ради того, чтобы свободно заниматься магией…
Я смотрел на фонтан. Он искрился, журчал и дарил прохладу. Вокруг разливалось радужное мерцание. Струйки стекали… Струйки стекали слишком правильно, я бы сказал направленно. Брызги летели в разные стороны, но… но не долетали до людей, хотя по законам физики должны бы!
Магия? Неужели тут тоже использована магия? Но как тонко! Как красиво! Как незаметно! Я раньше не замечал… А если бы я не задумался об этом сейчас, то и не увидел бы.
И я новыми глазами оглядел холл.
Тут везде было полно магии, но она пряталась, старалась быть незаметной, чтобы её не запретили…
Не запретили, блин!
Но если закон о запрете магии примут, то фонтан высохнет и исчезнет красота. Во всяком случае, большая её часть.
Я посмотрел на людей, которые проходили мимо, и впервые в жизни увидел ауры. И у многих аура была мерцающая, как фонтан… Я понял, это люди, одарённые магией! И их было немало! И что, они все через две недели могут стать вне закона? Вне закона, блин!
Этого нельзя допустить! Потому что лишить мир магии – это лишить его красоты.
Как сказал Сан Саныч? Невозможно излечить, не причинив боль? Стоматолог сверлит зуб, чтобы поставить пломбу, хирург делает надрез, чтобы удалить опухоль, реаниматор пропускает через тело больного электрический ток, чтобы вернуть его к жизни…
Но цена этому – жизни людей. Это нормальная цена?
Я не знал, нормальная ли это цена. Я даже не знал, готов ли к действиям. Потому что, чёрт возьми, я не был готов! И мне не с кем было посоветоваться. Вот и всё, что я имел на этот счёт. И стой – не стой, а ситуация сама собой не рассосётся.
Я развернулся и пошёл к джипу. А что ещё я мог сделать?
Хотя
