Сметая все на своем пути, мощный «Кировец» раздвигал отвалом бетон и груды битого кирпича, ржавые остовы тачек и прочий хлам. Ашотик дорвался-таки до руля. И вел вполне прилично – по максимуму топил, не тормозил без надобности.
Грохот боя приблизился уже вплотную. Данила знал, что еще квартал нормальный впереди, а дальше руины – специально взорванная часть города, опоясывающая Стену. Пустота, не позволяющая подобраться к острогу незаметно, простреливаемая со Стены.
Взглянув на наручные часы, Гурбан махнул Ашоту – тормози. Трактор встал.
– Что такое? – Толстяк высунулся из кабины.
Везучий он – зомбаки превратили кабину в дуршлаг, а у него ни царапины. Точно говорят: дуракам везет.
Гурбан вновь посмотрел на часы. Прислушался.
– Щас начнется, – сказал он, не утруждаясь объяснениями.
И таки началось.
Грохот стал вдвое, втрое громче. Земля дрожала. Воздух вибрировал. Тянуло горячим и смрадным. Дорогу впереди, там, где она вливалась в руины, заволокло багровым маревом – огнем, вспышками взрывов. Сектор, прилегающий к шлюзу, массированно обстреливали из пушек, минометов и автоматических гранатометов – со стороны Стены обстреливали. Земля, бетон, кирпич вперемешку с асфальтом – все это буквально горело.
– Ни хрена себе! – сказал Ашот. Данила не услышал его из-за грохота – прочел по губам.
Создавалось впечатление, что возле шлюза сосредоточились все силы острога.
– Давай помалу вперед!!! – переорал грохот Гурбан.
Вновь высунувшись из кабины, Ашот завопил в ответ, что ехать дальше – самоубийство. Тогда Гурбан пообещал оторвать толстому жирному борову тот самый орган, который делает мужчину родителем, если он, боров, сейчас же не выполнит приказ. За точность посыла Данила не ручался, он опять ничего не слышал – смысл сказанного угадал по мимике. Гурбан еще вроде добавил, чтобы Ашот не вздумал сворачивать, ехал прямо.
Странный приказ. Во-первых, все «варяги» знали, что командир слов на ветер не бросает. Если сказал, что оторвет яйца, – оторвет обязательно. Это не Мариша, которая, пообещав ночь страстной любви, у постели может сообщить, что у нее голова болит и вообще нет настроения. Дан кинул обеспокоенный взгляд на девушку, которая такое сказала ему у рефрижератора… такое… А во-вторых… А что во-вторых? Он опять посмотрел на Маришу. Да по фигу вообще всё, если любимая рядом!
Меж тем Гурбан не уставал поражать. Он влез на кабину, достал из рюкзака флаг, развернул его и, ухватившись за короткое древко, принялся им размахивать. Очень разумно. Особенно учитывая, что вокруг полно питерских зомбаков, для которых полотнище с Георгием Победоносцем – все равно что красная тряпка для быка. Вот зачем командир таскал флаг все это время – чтобы подставить всю группу под удар, если им таки суждено будет выбраться из передряги живыми.
Трактор медленно пополз вперед. На сей раз Ашот не топил, газку не добавлял.
А что, если у Дана паранойя? Чего он постоянно подозревает всех? Что бы сказал на его месте покойный Фаза? Заверил бы всякого, что командир в курсе дел и всех вытащит одной левой, а второй правой накажет любого врага в неограниченном количестве. Вот только самому великану вера в Гурбана не очень-то помогла…
Короче, хоть так, хоть эдак, а поведение командира Дану не по душе. Совсем, что ли, крыша протекла из-за гибели последнего бойца из его начальной команды? Фаза ведь был последним, а до него – Ксю. Больше харьковских вольников не осталось, Гурбан сам-один теперь, доставщики не в счет.
Багровая пустота в конце улицы, до которой уже рукой подать, пыхала в лицо жаром. Гурбан размахивал над головой флагом. Ашот хмурился и сильнее сжимал руль. Мариша рядом с ним мечтала наконец куда-нибудь приехать – хоть к черту на кулички, хоть в самое пекло – лишь бы вылезти из кабины и разогнуться, а то позвоночник коромыслом. Полковник Самара вроде отошел от передоза «тоником» – не делал больше глупостей, сидел молча.
И то ли сигналы Гурбана подействовали, то ли еще что, но обстрел прекратился. Грохот стих. От наступившей тишины зазвенело в ушах. Данила во все глаза смотрел по сторонам, ожидая неприятностей.
Все так же неспешно трактор дополз до конца дороги. Ландшафт впереди впечатлял. Руины пылали. Все, что не сгорело во многих прежних пожарах, не истлело за годы под осадками и ветрами, теперь дымилось, искрило и выделяло теплоту. Тут не то что колесами – на гусеницах проехать проблема. На месте Ашота Данила поступил бы точно так же – остановил бы тачку.
Тут и там валялись куски тел в тлеющей униформе. Отутюжили здесь всё по-мужски, всерьез. Зомбаков положили немеряно, зачистили Территорию. Жаль, это ненадолго. Скоро ленинградские командиры подтянут сюда свежие силы, пока что сосредоточенные в том районе, где побывали «варяги».
Не прекращая размахивать флагом, Гурбан принялся молотить каблуком в потолок кабины – мол, хрена ты, толстый боров, встал, неужто чресла надоели?
– Командир, яйца мне еще нужны. Но это же безумие! Тут не проехать!
– А я говорю – вперед!
Лицо Ашота побагровело, а нос, крупный, мясистый, наоборот, стал белым-белым.
– Если погибну, считайте меня коммунаром, – невесело пошутил он и вдавил педаль газа. – Господи, проведи колесницу свою! Пусть руины разверзнутся и аки посуху…
Бульдозер, рыча, выбрался на пустошь, окружающую Стену. К многочисленным мерзким ароматам добавилась вонь паленой резины. Полковник принялся яростно тереть нос. Ему небось несладко – ближе всех к руинам. На балке отвала все равно что на решетке гриля.
Трактор тряхнуло. Дан едва не слетел с подножки. Мариша ударилась лицом о сетку, разбила губу. Полковника едва не сбросило в угли, выглядел он неважно – не хватало еще, чтобы свалился без сознания. Совсем недавно Данила готов был застрелить наглого питерца, он до боли стискивал зубы и отворачивался, не в силах смотреть, как Мариша прижимается к нему. А теперь Дан сочувствовал Самаре, беспокоился о нем. Вот что значит – плечом к плечу в бою побывали. А может, и ни при чем тут плечи и все дело в том, что сказала Дану Мариша. А сказала она следующее…
– Поднажми! – рявкнул сверху Гурбан. – Время дорого! Нету времени!
Массивные, сотню раз крашенные, но все равно ржавые створки шлюза впереди, скрипя и содрогаясь, начали разъезжаться, пусть медленно, натужно, но все же приглашая в гости. Гурбан отшвырнул флаг, тот упал в огонь, вспыхнул. С патриотизмом у командира проблемы, ему в высшей степени плевать на символику острога.
Ашот поднажал. Тем более что под колесами появилась дорога. Со Стены на колесницу Господа мрачно взирали стволы пушек, пялились бойцы в респираторах на рожах и со снайперками у плеч. Данила подмигнул им – мол, свои едут, берегите патроны и нервы.
