– Если вы любили этих женщин, почему не остались ни с одной из них?
Василий Александрович замотал головой, пытаясь понять, к кому я обращаюсь. Посмотрел на парней, Синицына, недоумевающе – на меня.
– Ты у кого спрашиваешь?
– У вас… – ответил я.
– Каких женщин? Ты про что вообще? Ты с нами? – он замахал рукой у меня перед глазами.
– От которых у вас дети, внуки и правнуки…
Дед сначала рассмеялся, но в какой-то момент его голос дрогнул, смех затих, и он грустно произнес:
– У меня нет детей… а тем более – внуков и правнуков…
– От рыжей, миловидной, у тебя девочка, а от стройной белокурой красавицы у тебя мальчик. У обоих твоих детей уже внуки есть…
Грустная улыбка Василия Александровича сменилась маской ужаса. Он отпрыгнул от меня, как от страшного зверя, отмахиваясь руками. Потом, словно опомнившись, бросился на меня, схватил за плечи и начал трясти.
– Что?! Что ты сказал?! Повтори!
– Успокойся… Что с тобой? Он сказал, что двое детей у тебя… – Синицын оттащил от меня деда и усадил его на камень.
Немного собравшись и придя в себя, Василий Александрович спросил спокойно:
– Расскажи, что ты видел?
– Когда вы у меня спросили: «Ты с нами?», я ответил, что с Анфисой. Я телепортировал ей свои мысли и в ответ получал ее. Цветок, вероятно, был открыт, и я спросил у него, был ли у вас когда-нибудь любимый человек и есть ли у вас дети? И здесь в моем сознании возникли картинки: вы, совсем молодой, в маленькой комнатушке с рыженькой. Потом кадры поменялись – везде была рыженькая, с ребенком, девочкой, но без вас… Девочка выросла, вышла замуж, у нее появились дети. Затем появились снова вы, но заметно возмужавший, с другой женщиной, белокурой… Кадры продолжали один за другим меняться, но вас в них уже не было. И я спросил у вас, автоматически, сам не понимая, зачем это спрашиваю: «Почему вы не остались ни с одной из этих, явно дорогих вам женщин, если любили?» – но Синицын в этот момент, видимо, закрыл Цветок, и ответа я не получил… По всей видимости, я могу получить ответ на любой вопрос, но только тогда, когда Цветок открыт…
– Они живы? – спросил Василий Александрович с каменным лицом. По щекам у него катились слезы…
– Рыженькая…
– Зоя. Ее зовут Зоя… – перебил он меня.
– Звали. Она умерла. А белокурая…
– Вера… – опять перебил меня дед.
– Вера жива, – ответил я.
– Тихо! – воскликнул Синицын, подняв руку.
Мы замолчали.
Где-то вдалеке послышалось жужжание.
– Самолет! – определил Синицын. – Все в укрытие!
Вокруг было много кустарника, и мы быстро в нем попрятались.
Через несколько минут из-за горы показался небольшой самолет и стал кружить у нас над головами.
– Это стопроцентно наши обожатели. Хорошо, что не вертолет, а то сейчас эти друзья приземлились бы нам на головы, – сказал Синицын.
С полчаса покружив над нами, самолет стал удаляться.
– Правильно, – прокомментировал его действия Толик. – Нечего тебе тут делать!
Но как только мы собрались вылезать из укрытия, самолет развернулся и полетел обратно.
– Набирает высоту… Выкидывать десант будет… – прокомментировал его маневр Василий Александрович.
– Сплюнь! – с горечью и досадой тихо произнес Синицын.
– Да тут плюй не плюй, выкинет. Зачем ему еще подниматься?
Подлетев к нам, самолет начал выбрасывать мешки, один за другим – всего восемь штук. Выкинув последний, он развернулся и скрылся за горой, из-за которой появился.
– О, блин!!! – схватился за голову археолог.
Он хотел выскочить из кустов, но дед схватил его за капюшон и затащил обратно.
– Есть у кого-то соображения, что делать? – спросил Василий Александрович громко, чтобы все слышали.
– Понятно, что делать! – отозвался Толик. – Снимать на подлете.
– До обвала около пятисот метров, за этой скалой, – я указал рукой на скалу перед нами. – Если кто-то побежит дальше за обвал, по которому нам надо подниматься, то наши гости могут принять их за всех нас и будут пикировать на них. Если все приземлятся за обвалом, то они не увидят, как мы поднимемся. Может быть.
– Идеально! Есть желающие заманить гостей? – спросил дед.
– Я побегу, – вызвался Шурик.
Молча поднялись еще двое, его друзья.
– Мы на связи! – прокричал им Василий Александрович, когда они уже отбегали.
Как только они скрылись за скалой, незваные гости направили свой самолет в их сторону. Один за другим из него посыпались парашютисты.
– Срабатывает! – с надеждой в голосе проговорил Синицын.
Через несколько минут все парашютисты скрылись из виду. Не теряя времени, мы ринулись в ту же сторону. Забежав за выступ скалы, мы увидели перед собой, метрах в двухстах, огромную груду камней, скатившихся с горы между скал. Преодолев крутой подъем, уже без особого труда мы достигли вершины скалы, где нам открылся вид на низину с раскиданными по ней парашютами. Ни одного человека на ней не было. Немного дальше низины две горы как бы сходились друг с другом, закрывая собой обзор, но оставив между собой узкий проход, в котором, вероятно, скрылись наши парни, а за ними и парашютисты.
– Лучше и не придумаешь! Молодец, Толя! – похвалил меня дед, похлопав по плечу.
– А теперь – куда? – спросил Синицын.
– Дальше – наверх, – ответил я, повернувшись к крутому подъему и видневшимся где-то далеко скалам.
– Круто! – произнес, повернувшись к подъему Толик.
– Крутым парням – крутые горы! – весело подхватил Василий Александрович, начиная подъем первым.
– Будем надеяться, что ребята подальше уведут парашютистов… – с надеждой сказал археолог.
Немного пройдя, мы решили привязаться друг к другу веревкой, так как пару раз некоторые из нас, оступившись, чуть не покатились вниз.
Неожиданным порывом возникли сильный ветер и мелкий дождь, осложнив нам подъем, пытаясь сдуть с горы непрошеных гостей. И все же непогода была нам на руку, так как уменьшала шансы повторного появления гостей с неба. Одних гостей, слава богу, мы сумели принять достойно, и наши товарищи поспособствовали тому, чтобы их сдуло в правильную сторону, подальше от нас. Но вполне мог появиться еще кто-то. К тому же мы не знали, кто конкретно выпрыгнул из самолета и чего можно от него ждать.
Я вспомнил про увиденных мною женщин и детей Василия Александровича. Интересно, о чем он сейчас думает? Что чувствует? Судя по всему, он не знал, что у него есть дети и внуки… а теперь знает… Но стал ли он от этого счастливей? Хотя – что ему это знание дает? Разве что только осознание того, что оставил потомство на земле. Он ведь не знает, где они и что с ними. А может, и знает… Надо у него спросить… И почему оставил их – он так и не ответил… Да ладно… Захочет – расскажет…
