Джо.
Кореец без паузы перевёл. А я почувствовал, как гнев начинает закипать во мне чёрной волной. Я оказался в этом месте, и теперь меня держат здесь против воли. А теперь ещё и этот Славик тупит… Хотя чего ждать от свежака? Сам таким был. С трудом взяв себя под контроль, выслушал перевод слов Шредера.
— Он говорит, что к ним в руки попал журнал одного физика, который нашёл сюда путь из внешних миров, в то время как они попали сюда своим ходом, как все остальные. Земля, кисляк, Улей.
— Какой они день здесь?
— Второй.
Я чуть не застонал от бессилия, но, взяв себя в руки, обратился к американцам:
— Вам нужны новые имена.
Монзомо и Джо снова переглянулись и посмотрели с недоумением, но я продолжал говорить:
— Мы найдём путь на свободу, но тут так принято. Для начала вы должны получить новые имена. Без этого работать с вами не буду. Сейчас решайте, вы со мной или нет.
Джошуа быстро заговорил, но понял я его с пятого на десятое. Вопросительно посмотрел на корейца, взявшего на себя роль переводчика.
— Шредер говорит, что про этот обычай было в журнале, — сообщил мне Славик, — Ты станешь их крёстным? И…
— Что?
— Раз уж так надо, то и меня тоже крести, — замялся парень, — Хотя я буддист…
Я не знал, как нам бежать, но был готов на всё, чтобы выбраться из этого места. Славик смотрел на меня с надеждой, а мне почему-то стало гадко. Словно ребёнка обманываю.
— Хоть в Великого Макаронного Монстра веруй. Это к религии не имеет никакого отношения абсолютно. Будешь Штык…
— Потому что пуля — дура, а Штык молодец? — улыбнулся Славик.
Это была первая улыбка, которую я увидел здесь, в концентрационном лагере муров, но посмотрел сурово и ответил, веско роняя слова:
— Нет, потому что стройный. Ты, Монзомо, отныне будешь именоваться Вождём, а ты…
Я сделал вид, что задумался, но на самом деле слушал, что подскажет Улей, как тогда, когда крестил Брюнета.
—… нарекаю тебя Медведем, — наконец поймал я витавшую рядом мысль, — Если кто спросит, то отвечайте прямо, крестил вас Орк, честный рейдер из стаба Тридцать Второй километр. А прежние имена забудьте. Те люди остались в том, старом мире. Здесь Улей, считайте, что вы только что родились заново.
Штык перевёл, американцы живо обсудили новые имена между собой. Я дождался, пока они не закончат, и продолжил:
— Семья, родня… Всё это у нас отнял Улей. Обратной дороги нет, но друг у друга есть мы. Ни один нормальный крёстный не бросит крестников, пока они сами не будут готовы отправиться в автономное плаванье. Пока будем держаться вместе.
Я снял с пояса флягу, сделал три глотка и пустил её по кругу. Вождь выпил с каменным лицом, Медведь тоже даже не поморщился, а вот Штык кривился и куксился с минуту, пока не смог влить в себя отвратительное пойло.
— Давайте соображать вместе что ли, — прокашлявшись, наконец выдавил из себя Штык, — Надо бы сообща найти способ выбраться отсюда.
Вождь и Медведь посмотрели на него с удивлением, но я увидел, что в их глазах появилось что-то, напоминающее уважение. Парень был готов бороться за свою свободу, хотя бы на словах.
Труп Макнамары с половиной черепа так и продолжал валяться на бетонном полу. Люди, наконец, осознали, что они узники, и поутихли, хотя их ропот время от времени слышался то тут, то там.
— Ты среди нас самый опытный, — шёпотом сказал Штык, — Что думаешь…
— Видно будет… Пока думаю покемарить, — спокойно ответил я, — Советую всем последовать моему примеру, чтобы, когда придёт время, быть готовыми.
— Как тут уснёшь-то? — возмутился Штык, — Меня всего от нервов колотит аж…
Он показал мне заметно дрожащие кисти рук.
— Помолчи, крестник, — я закрыл глаза, — Батька думу будет думать…
Медведь, Шаман и Штык, сбившись в кучку, шёпотом продолжили общаться. А я, решив сделать вид, что заснул, на самом деле отрубился и через несколько минут уже спал. Чутко, поверхностно, воспринимая все шорохи вокруг. От бетонного основания шел холод, а воздух был влажным из-за присутствия большого количества людей. Но влажный воздух в бане и в нежилом металлическом ангаре — две большие разницы, как сказали бы в Одессе. Здесь он моментально остывал, становясь ещё одним фактором дискомфорта.
Дальний угол определили как отхожий, и вскоре оттуда на всё помещение распространилось зловонное амбре. Терпи, не терпи, а испражниться всё равно придётся, не зря это называют в народе большой и малой «нуждой». Когда я поднялся размяться и согреться, обнаружил труп копа в отхожем углу. Разумно, но как-то оно не по-людски.
Большая часть узников выглядела довольно паршиво из-за спорового голодания. Фляга с живуном была только у меня, и я её делил на четверых, если считать себя. Все же остальные даже переговариваться между собой перестали. Узники просто сидели или лежали с серыми лицами.
Утром одна из женщин попыталась попросить у охраны воды. По ней не выстрелили, но сообщили, что пока не положено. Готовые продолжиться мольбы пресекли трёхэтажной матерщиной и угрозами прикончить её, как копа, предварительно употребив, как женщину, всем караулом.
Я старался больше спать или дремать, моему совету последовал сначала индеец, а затем и остальные мушкетёры из нашей компании. Ложных иллюзий, что мы как-то сможем устроить побег, я не питал. Это возможно только в одном случае — если удасться обнаружить какую-нибудь оплошность тюремщиков. Как говорится, ещё ни один революционер не создал революционную ситуацию, этим всегда занимались власти. Но вот на всеобщий бунт пленных рассчитывать не приходилось. Все были сломлены. Это не рейдеры, привыкшие выживать, как тараканы, в любой ситуации. Тёртые иммунные четко и ясно понимают перспективы пребывания в этом организованном мурами, санатории, а менеджеры среднего звена, работяги, домохозяйки и прочие — обычные свежаки. Ожидать от них решительных действий…
Ждать долго того, для чего нас тут всех собрали, не пришлось. Несколько раз за два дня произошли случаи перерождения. Первой из них была та самая полная женщина в халате и тапочках, которая в автобусе рассказывала о том, как собака загрызла соседского мальчика. Это произошло ночью, и пока народ сообразил, что к чему, она успела загрызть двух соседних людей. Мужчину и подростка невыявленного пола. Современная тенденция на унисекс сурова и беспощадна… Может, эта жертва моды была тощим юношей, а может, и девушкой с ещё не успевшей оформиться фигурой. В любом случае, трагедия не оставила большинство узников равнодушными. Трупы оттащили в отхожий угол.
Начались шепотки, что мы все таким макаром можем в зомби превратиться.
После этого случая кто-то один из нашей четвëрки постоянно бодрствовал, чтобы нас не загрызли во сне. Время коротали тем, что я шёпотом рассказывал крестникам про Улей, жизнь в нём и отвечал на их вопросы, дополняя картину беспощадными реалиями.
Ещё одного заурчавшего медляка, чтобы он никого не убил, пришлось задавить собственными руками. Охрана с интересом наблюдала, как свежаки справляются с возникшими экстремальными ситуациями. Да… Видимо, в этом стабе у муров конкретные проблемы с развлечениями, если они с интересом и нескрываемым удовольствием смотрят на эти безобразные сцены.
В общей сложности, из всей толпы в заражённых переродились всего шесть свежаков. Это навело меня на мысли о том, что у муров имеется какой-то способ определять, кто иммунный, а кто нет. Да, этот способ имеет погрешность, но она на двести с небольшим пленников дала погрешность в шесть человек, что составляет около трёх процентов. Очень неплохо. Я про такие средства или способности иммунных ещё даже не слышал.
Ближе к обеду третьего дня со стороны входа в ангар началась какая-то нездоровая активность. Невидимые нам люди ходили, говорили, курили, бегали и ругались. Ожидать хорошего со стороны наших тюремщиков не приходилось. Поэтому я напрягся, внутренне готовя себя к любым поворотам. Да все напряглись, кто имел в голове чуть больше мозга, чем у канарейки. В загоне повисла гнетущая тишина, давящая на нервы. Все прислушивались к возне и звукам снаружи.
В ангаре появились бородатые муры. Хоть они преимущественно и были обмундированы в камуфляж, но носили его так, что по расхлябанности становилось ясно — эти
