Разразился жуткий скандал. Королева Эйна на следующее утро отослала коня Унбогу, но не прошло и половины дня, как Вера верхом на своей гнедой прискакала к барону и забрала рысака обратно. Унбогу отказали от посещения Глейпина, но через несколько дней отказ был аннулирован. Весь Овергор наслаждался оглушительным карамболем, который сотрясал августейшее семейство. По слухам, барон выдержал часовой разговор с королевой Эйной, во время которого дерзнул произнести:
– Мне не нужно королевство, мне нужна Вера. Королевство можете оставить себе.
Но через какое-то время ситуация успокоилась. Унбогу дали понять, что самовластные баронские замашки в столице неуместны. Вопрос о будущем принцессы не решен, и требуется время. Барон ответил, что согласен ждать столько, сколько понадобится. Таковое положение оставалось и по сей день.
Риордан подвел итоги своего размышления. Что будет дальше? Дожмет ли Вера отца? Несомненно. Королева Эйна сильна, но характером ее старшую дочь боги тоже не обидели. И судя по тому, что понадобились его, Риордана, услуги в качестве телохранителя, вопрос близок к разрешению.
Угрожает ли Унбогу в связи с этим опасность? О да! Еще как угрожает! Проблемы с женихом принцессы сами собой отпадут, если не станет жениха. Девушка поплачет, погорюет, но потом женская природа возьмет свое, и никуда она не денется, пойдет под венец с достойным кандидатом. От кого исходит опасность? Прежде всего, от конкурентов и в первую очередь от злобного и мстительного герцога Эльвара. Да и граф Валлей тоже не слишком расстроится, если молодой барон внезапно сыграет в ящик. Но самим бросать ему вызов очень рискованно. Во-первых, за это можно не сносить головы от визира Накнийра, а во-вторых, таким поступком они навсегда опорочат себя в глазах Веры. Стало быть, женихи-конкуренты предпочтут действовать чужими руками, наняв для этой работы каких-нибудь авантюристов. Кроме вышеозначенных персонажей в столице найдется немало горячих голов, которые могут счесть амбиции барона личным оскорблением. Это вне зависимости от логики событий.
Значит, молодой барон Унбог должен очень внимательно смотреть на крыши домов, когда идет по тротуару, не ровен час, как оттуда ему на голову может свалиться даже не один кирпич, а целая кладка.
А что в этой связи думает граф Танлегер? И какова его выгода в этой головокружительной интриге? Приняв сторону Веры, Посланник тем самым противопоставил себя королеве Эйне и ее влиятельной родне. Зачем ему это нужно? Риордан поднял глаза на графа. Тот следил за новоиспеченным телохранителем с понимающей улыбкой на губах. Между ними состоялся незримый диалог взглядов.
– Ну что, догадался?
– Кажется, да.
– И что? Ты спасовал? Испугался?
– Нет.
– Надеюсь, что я в тебе не ошибся.
Риордан вдруг понял, что в Овергоре он свел знакомство с несколькими влиятельными лицами, в какой-то мере заслужил их благожелательность, но каждый раз эта благожелательность выходила ему боком. Расположение Скиндара закончилось сломанной рукой, по милости Накнийра над ним едва не надругались в тюрьме, а доверие Танлегера обратилось в то, что теперь его, возможно, проткнут острым предметом совершенно неизвестные ему люди.
«Напрашивается вывод, что я просто притягиваю к себе неприятности…» – подумал Риордан за миг до того, как карета остановилась.
В Вейнринге существовало поверье, что если в предмет его создателем вложена часть души, то предмет приобретает индивидуальность и становится одухотворенным. Поэтому так ценились ножи, которые делались на заказ, да и любое другое оружие труда, что было изготовлено без спешки, с особым подходом, будь то мотыга или конский хомут.
На Цветочной улице каждый дом был особенным и содержал часть души своего архитектора или владельцев. И они говорили – окнами, порталами и прочими элементами фасада здания рассказывали истории.
– Мы люди серьезные, – утверждал приземистый особняк с массивными воротами, на которых крестнакрест висели два топора. – Честь и слава для нас означают все. Из нашего рода вышло два знаменитых поединщика.
– Мой хозяин – смотритель глейпинских прудов, – вкрадчиво сообщал дом с небольшой колоннадой, крытый черепицей, выложенной по образу рыбьей чешуи. – Это дело прибыльное. Крыльцо у меня из синего мрамора, который добывают в самых глубоких штольнях каменоломен Венбада. Стоит он дороже порфира, но хозяин смог себе это позволить. Рыба – полезный продукт во всех отношениях.
– Вот ты и провонял рыбьими потрохами от подвала до мансарды, – брезгливо восклицал маленький дворец, стены которого были покрыты прихотливым лепным узором. – А вот мои владельцы – люди благородного происхождения и утонченного вкуса. У них часто собираются музыканты и поэты, звучат стихи, на стол подаются вино и фрукты.
Бледно-желтый трехэтажный особняк Унбога сконфуженно отмалчивался.
– А ты? Что ты можешь сообщить о своих жильцах? – обратились к нему соседи по улице.
– Ничего особенного, поскольку мои жильцы люди приличные, – скромно промолвил он. – Лошадей уважают. Хозяин велел на заднем дворе конюшню обустроить на десять коне-мест.
– Вот-вот, весь переулок теперь навозом пахнет. Сильнейший, однако, идет аромат. Даже рыбьи кишки перебивает.
Они высадились из кареты, и Кармарлок привычным движением гулко стукнул два раза в ворота. Калитку открыл привратник в ливрее рыжей масти. С левой стороны на груди было серебряной нитью вышито изображение скачущей лошади. Сам слуга был дюжий детина с мощной жилистой шеей и могучими кулаками. Особенно примечательной была его шевелюра – почти такая же рыжая, как униформа. Лицо привратника украшали усы, которые по контуру огибали упрямо сжатый рот и соединялись с короткой густой бородой. В его позе и взгляде никак не проскальзывала свойственная профессии угодливость, напротив человек выглядел настороженным. Он безмолвно взирал на посетителей, пока Кармарлок не сказал ему:
– К барону гости. Я сам провожу.
Привратник молча подвинулся, давая дорогу.
– Угрюмый молодец, – заметил граф Танлегер. – Немой?
– Нет, – отозвался Кармарлок. – Ему запрещено вступать в разговоры с посторонними без крайней нужды.
– Запрещено бароном?
– Нет, мной.
Они прошли по мощенной диким камнем дорожке к крыльцу дома. С обеих сторон от дорожки были разбиты аккуратные клумбы, от которых поздней осенью остались лишь голые ветви розарий. Кармарлок вновь постучал дважды, теперь уже в дверь дома. Ее открыл тот же самый слуга, что стоял у ворот и в такой же одежде. Риордан невольно обернулся. Нет, привратник остался на прежнем месте. Значит, он находился между двух копий одного человека.
– Близнецы, – пояснил Кармарлок. – Их хозяин вывез из имения. Были конюхами, теперь освоили новое ремесло. Знают барона с детства и преданы ему, как псы.
Мажордом оказался чуть общительней своего брата:
– Его благородие наверху.
«О, благородие!» – с облегчением подумал Риордан, который уже несколько минут мучительно вспоминал, как нужно обращаться к лицу с баронским титулом.
Они поднялись по лестнице на второй этаж в небольшой холл. Из-за двух распашных дверей доносилась негромкая музыка. Кармарлок дернул на себя дверную ручку и жестом пригласил гостей войти. Перед Риорданом открылась просторная гостиная, стены которой были обиты тканью цвета топленого молока. Справа жарко горел камин. Около камина стоял музыкант с виолой в руках и наигрывал какую-то плавную мелодию. С их появлением музыка тотчас же прервалась. Посередине гостиной растопырился неизвестный господин в узком сюртуке из блестящей ткани. Он замер в какой-то танцевальной позе, которую Риордан не смог бы повторить, не свалившись при этом на пол. Рядом с ним, старательно копируя движения наставника, стоял молодой барон. Риордан увидел человека высокого роста, широкоплечего, с аристократической щетиной на живом и смышленом лице. Теперь стало ясно, что именно нашла в нем принцесса Вера. Поскольку Унбог был конезаводчиком, то, выражаясь терминами лошадников, он сам выглядел, как жеребец, пусть и не высокопородный, но точно здоровый и полный притягательной животной энергии. Барон был в халате и домашних туфлях на босу ногу.
