Бот уже вошёл в атмосферу и нас начало потряхивать. Опять был вечер, и опять впереди сияла спица орбитального лифта. Вот же — не люблю космос, а мне всё время везёт на красивые пейзажи!
— Мы тебя прощаем, — весело сказала Вероника. — Заранее.
— Спасибо, — поблагодарил я. Мои пальцы уже пару минут скользили по виртуальной клавиатуре, снимая одну за другой блокировки. Хорошо, что техника у осродов не меняется столетиями. Это признак стагнации, пожалуй.
Я вновь поймал взгляд Тяня.
Потом он посмотрел на общие экраны.
И снова на меня.
Я понял, что Тянь догадался, что я делаю.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
— Уверен, ты всё обдумал, — сказал Тянь и допил остаток шампанского.
— Ребята, опасность, — резко произнесла Вероника. — Вы чувствуете?
Судя по лицам, её чувствовали все, кроме меня.
— Никита, я за второй пульт, — опускаясь в кресло, сказала Мичико. Надела пилотажный шлем.
Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, что именно я делаю.
— Двигатель! — выкрикнула она. — Никита снял блокировки!
— Рехнулся? — Вероника вмазала мне кулаком, ломая челюсть. — Вон! Мичико!
— Гашу! — она и впрямь пыталась остановить идущий вразнос реактор. Теперь я боролся не только с искусственным интеллектом бота, к счастью, весьма слабеньким, но ещё и со старой подругой.
К счастью, в технике Сдерживающих она разбиралась ещё хуже, чем я.
На меня сыпались удары, часть из которых была смертельная. Вероника дважды пронзила меня рапирой, Берхейн схватил за руки и держал их за креслом. Лейла достала крошечный пистолет и всадила в сердце всю обойму. Пилотажный пульт был залит кровью и забрызган мозгами.
Я не сопротивлялся. А в какой-то момент перестал бороться и с Мичико — она уже ничего не могла сделать.
Впрочем, и она это поняла.
— Двигатель в резонансе, — сказала Мичико, откинувшись в кресле. — Народ, всё. Десять секунд.
Меня прекратили убивать. Наступила тишина. Бот шёл так же ровно, он уже снизился до высоты в пять километров, заходя на посадку со стороны океана. Я видел внизу огоньки судов и целое созвездие плавучего города, где обитали прибрежные и двоякодышащие формы жизни. Был я там однажды, не понравилось…
— Зачем, Никита? — спросила Вероника. — Зачем?
К сожалению, я не мог ответить честно. Поэтому рассмеялся и сказал:
— Хочется достойно завершить этот де…
В это мгновение двигатель вышел за рамки критического режима и взорвался.
Это, конечно, не столь впечатляюще, как взрыв термоядерного реактора, который пережил Алекс.
Но движок у бота мощный, даже избыточно мощный, как принято у вояк. Бот превратился в огненный шар, несущийся над морем к космодрому Пунди. В глазах замельтешило ослепительно-белым и бездонно-чёрным. Я умирал и возрождался в расширяющемся облаке плазмы, а где-то рядом умирали и возрождались мои друзья.
Через доли секунды, как я и предполагал, сработали системы защиты космопорта. В несущийся к посадочному полю ком огня влупили чем-то таким мощным, что плазму сдуло и разметало по небосклону.
Ну а мы, кувыркаясь, понеслись вниз с небес.
— … удак… — донесся до меня голос Вероники и мимо промелькнула её изящная задница и стройные ноги. Надо сказать, она среагировала чётко — крутанулась, вытянула руки и падала теперь вертикально вниз, будто прыгнула с вышки в воду.
Вода внизу действительно была. Километрах в пяти.
Похоже, Вероника решила ускориться, чтобы умереть и воскреснуть максимально быстро.
А я, перевернувшись, лёг на спину и стал смотреть в небо.
Небо полыхало огнём, остатки нашего бота давали шикарное представление для всего Пунди.
Надо мной парил Тянь — он тоже лёг на спину и расслабился. Рядом падал Берхейн — махая руками и явно объясняя Тяню, что он обо мне думает. Мичико и Лейлу унесло куда-то в сторону. Жалко, на них было бы приятнее смотреть, чем на двух голых мускулистых мужиков.
Что ж, начинается финальный раунд.
Интересно, о чём сейчас думает Слаживающая, разглядывая наши тушки?
Я улыбнулся, вытягиваясь на воздушном потоке. Второй день подряд я падал с небес и, знаете…
Мне это начинало нравиться.
Весёлая забава.
Конечно, когда ты бессмертный.
Часть четвертая
Глава 4
4
Из всех видов спорта больше всего я не люблю плаванье.
Тут можно предаться воспоминаниям и философствованиям, но вряд ли вам интересны воспоминания старика о сражениях третьей мировой, глобальном потеплении и прочей ерунде, которой учат даже в детском саду и даже на Граа.
Примем как факт.
Я рухнул в океан плашмя — сознательно, чтобы сразу убиться и не тратить время на барахтанье и утопание с переломанными конечностями. А что, бывают же чудеса?
Океан, такой безмятежный с высоты, штормило. Несильно, но всё же накатывали волны, заставляя меня фыркать, ругаться и мотать головой, вытрясая воду из ушей. Я плыл в сторону берега, больше всего опасаясь наткнуться на кого-то из товарищей.
Ну как бы я им объяснил свой поступок? Вся его ценность была в полной нелепости и необъяснимости.
Так что я плыл, зорко поглядывая по сторонам и размышляя, сколько раз мне придётся утонуть, если всё пойдёт не по плану.
Уставать я не умею, продукты метаболизма сами исчезают из организма (какая неожиданность!), но какая-то психологическая усталость всё равно накатывает, особенно если занимаешься нелюбимым делом. В таких случаях требуется полная перезагрузка…
В общем, раза два-три утопнуть мне придётся. А тонуть в океане — дело неприятное, я оживу на глубине и хорошо, если в несколько метров. Придется выплывать.
Ладно. Об этом я подумаю в следующей жизни.
Я плыл, пожалуй, минут двадцать-тридцать, когда почувствовал, что мир изменился. Вот я подныриваю под набегающую волну, выныриваю, плыву… и понимаю, что поднимаюсь на застывшую, замершую волну.
Это было даже красиво. Волна искрилась и бурлила, на гребне дрожала пена, она была не более чем колеблющейся водой.
Вот только она застыла на месте.
Я взмахнул рукой, срывая гребень волны. И рассмеялся, когда он вновь возник на прежнем месте.
Вот так я выгляжу со стороны, когда умираю и возрождаюсь…
Предчувствие опасности нахлынуло на меня — резкое и неотвратимое.
Получилось! Всё-таки получилось!
— Никита.
Я развернулся в воде. И посмотрел на Слаживающую.
Она стояла на поверхности океана, босая, в длинном, до лодыжек, белом платье. И смотрела на меня сверху вниз.
— Привет, Слаживающая, — сказал я. — Рад встрече.
Она молчала, изучая меня, будто заговорившую плесень.
— На нашей планете по воде ходят лишь святые, — сказал я. — И боги.
— Богов нет, есть только я, — сообщила Слаживающая и присела на корточки. Края платья упали в неподвижную воду и самым обыкновенным образом намокли. — Ты хотел меня заинтриговать, взорвав бот?
— Не без этого.
— Не получилось, — она улыбнулась. Боже, как, всё-таки, она красива! Красота — она ведь не формализована, для неё нет формул и правил, она для каждого разная. Это была красота, предназначенная исключительно для меня. Фальшивая, но завораживающая. — Никита Самойлов, ты пытался заинтересовать меня и одновременно вывести из игры своих друзей.
— У меня нет друзей. Я их годами не вижу.
Слаживающая рассмеялась и протянула мне руку.
— Разве чувства землян зависят от времени, Никита Самойлов?
Я молча сжал её ладонь. Слаживающая потянула, легко вытаскивая меня из воды. Я выпрямился и огляделся.
Мир вокруг был погружен в сон. Нет, не умер, не застыл, а остановился в какой-то странной фазе. В пору моей юности были такие картинки в сети, почти статичные, но с закольцованным моментом движения: падали листья с деревьев, текла вода в реке, девушка бесконечно слушала музыку…
Мы словно были внутри такой зацикленной картинки.
