благодарю, что не оставили Ладославу в трудный час, – говорит бывший Волчий Пастырь.
Он улыбается ровными зубами и отвешивает нам земной поклон. Я же протягиваю руку для рукопожатия. Ну, не умею я так кланяться, да и завязанные трусы слететь могут – нарушат торжественность момента. Раздавленные пальцы вновь сжимает стальная рука. Я постарался не очень кривиться.
– Когда очнется Вячеслав, передай ему, чтобы берег вас… И… прости за всё, – говорит охотница Людмиле.
– Обязательно передам. И давно уже простила, – откликается девушка.
– Чмок-чмок! – подтверждает Ульяна.
Четверо молодых людей подходят к костру и поворачиваются к нам. Берутся за руки. Словно живой кордон: два охотника, два оборотня. Четыре человека.
Вспышка. Яркая, словно маленькое солнце на миг образовалось на поляне.
Когда проходят круги перед глазами, то никого из четверых не оказывается на прежнем месте. Даже трава не примята… И только тут приходит осознание того, что я никогда больше не увижу добрую улыбку тети Маши, её понимающие глаза. А ведь я почти сроднился с ними, как с родителями…
С родителями!
– Юля! Откуда у перевертней появились те фотографии?
Девушка вздрагивает как от удара.
– Они сделали их, когда побили Сашу и тетю Машу. Вас обманули, чтобы проникнуть за Защитный круг. Их принес отец Александра, когда обманул старых перевертней и показал им эти фотографии. Он сфотографировал обоих…
– Да-да, эту историю я знаю… А фотография моих родителей?
– Вот про неё я ничего не знаю, – отвечает Юлия. – Я даже не знала, что она у них есть.
– Сань, а как вы Пастыря оживили? – задаю я вопрос, не дающий покоя.
– Мы следили за вами, а кровь я прежде взял у Ульянки, – говорит Александр (значит, мне не показался блеск в его руке, когда мы были в избе). – Вот она-то и вошла в Егория. А он уже всё услышал своими ушами.
– Коварные вы, – выдыхает Людмила. – Я сначала даже испугалась, когда на нас вылетели два разъяренных старика. И потом, когда дедушка выпустил очередь в воздух, я тоже чуть Богу душу не отдала.
– Так я же говорю, что мы следили за поляной. Недаром Женька найти меня не мог, когда в прятки играли – по скрытности мы дадим фору любым ниндзя. Сидорыч с Платоновым прекрасно справились со своей задачей, жаль, что не успели Вячеслава предупредить, – Александр кивает на лежащее тело.
– Да ладно, он и не из таких передряг выбирался, – отвечает Людмила.
– Мы встретили Платонова, когда спешили к нему с Сидоровичем. Тетя Маша каким-то чудом установила с ним связь, и тот примчался к нам на встречу. А дальше по соске мы вас и отыскали…
– Я не знала, что они убили твоих родителей, – тихо говорит Юлия.
Она говорит это не мне. Людмила долгую минуту смотрит на Юлию, потом вздыхает и обнимает её.
– Они отомщены, не суди себя. Убийцы получили своё. Я прощаю тебе похищение Ульянки, если пересечемся, то помни, что я оказала тебе услугу.
Юлия непонимающе смотрит на Александра. Тот привлекает её к себе и целует в щеку.
– Я расскажу тебе, что значит принимать услугу от оборотня.
– У вас всего одни сутки! Ваше дело – как их провести!
Голос из костра заставляет вздрогнуть. Александр виновато смотрит на меня.
– Мы ещё увидимся, Жень. Обязательно увидимся!
Такие слова говорят при неминуемом расставании, когда «обязательно» переходит в «никогда». Жаркий ком внутри груди достигает размера Вселенной, я с трудом сглатываю. Обнимаю своего друга. Мышцы его тела настолько твердые, словно я обнимаю теплый мрамор. Совсем недавно мы с ним дурачились за одной партой, подкатывали к девчонкам, дрались спина к спине, а теперь – должны расстаться. Расстаться навсегда.
Он тоже сдавливает меня в тисках так, что сухо хрустят позвонки. Александр снимает с себя амулет с арбалетом и отдает мне.
– На память, брат. Не забывай меня!
– Не забуду, брат.
Юлия машет нам рукой. Они отходят к каменному пьедесталу, и вспышка освещает поляну в третий раз.
На месте Александра и Юлии появляются два ромашковых кустика. Под порывами ветра соцветия склоняются друг к другу, кажется, что они время от времени переплетаются в страстных объятиях. Я смахиваю накатившую слезинку, Людмила тоже вытирает глаза.
Ульяна вздрагивает, когда сзади нас раздается невнятный голос:
– Козлина, я тебе сейчас глаз на жопу натяну!
Второй день пути и ноют все мышцы. Никогда не подозревал, что кости могут болеть от напряжения. Вспоминаю недавние пробежки и недоумеваю – как же так? Только позавчера мчался как олень, а сейчас на втором десятке километров выдохся. Вячеслав поддерживает меня, но всё чаще приходится делать остановки, чтобы поменять повязки на стершихся ногах.
Зато я человек!
Вячеслав очнулся, когда на поляне осталась наша четверка. Очнулся с желанием разорвать командира автоматчиков на сотню маленьких перевертней. Как же он удивился, когда обнаружил, что всё закончилось и без его вмешательства. Побурчал для порядка, но после обрадовался такому исходу. Ведь всё хорошо, когда хорошо кончается. А у нас вроде как «хэппи-энд» намечается.
Вот только для кого он счастливый-то?
Для потерявшей родителей Людмилы? Для оставшегося без друга Вячеслава? Я умолчу про себя, не хватало к кричащим мышцам добавлять ещё и мысленные страдания. Одна Ульяна покачивается на руках у Людмилы и чувствует себя более-менее в порядке. Когда мы отправляемся в путь, то направление выбираем прежнее.
Мы идем домой…
Комары жрут немилосердно – как я этого не замечал ранее? Может, кожа была тверже? Корни и колючки задаются целью оставить себе частичку меня. Я терплю, уклоняюсь от острых колючек терновника, от мокрых ветвей рябины, от широких еловых лап. Мы рванули с места в карьер, как только Вячеслав достаточно пришел в себя.
На душе пусто, словно в шляпе у нищего в начале рабочего дня. Что-то осталось на поляне… Что-то невосполнимое, такое, без чего нельзя себе представить новый день. Остались два почти родных человека, два охотника, тетя Маша и Александр. Они ушли… Ушли безвозвратно. Я не верю, что мы когда-либо встретимся с Александром… с Сашкой… со Шнурком. Хотя, жизнь такая штука, что сегодня и не узнаешь о завтрашнем происшествии. Буду ждать, надеяться и верить. Ведь кроме Сашки у меня только Вячеслав с Людмилой и остались.
Вячеслав матерится, когда я падаю в очередной раз. Поднимает меня, втаскивает себе на спину и велит держаться. Со школьных лет я не ездил на закорках, а уж по тайге и вовсе никогда. Подо мной перекатываются каменные мускулы, кусты мелькают быстрее. Людмила бежит
