я села на пол перед камерой.
– Мне очень жаль, что с тобой такое случилось, – сказала я, понизив голос до шепота и нервно разминая пальцы. – Прости, что в тот вечер я не отправилась патрулировать с тобой. Не знаю, изменилось бы что-нибудь, если бы вместо Флойда с тобой была я, но… Не могу отделаться от чувства, что подвела тебя.
Извиняться перед Жюлем оказалось на удивление приятно. Воодушевленная этим, я продолжила:
– И прости за то, что я не нашла тебя раньше. Не знаю, когда тебя обратили, но, возможно, я могла бы это предотвратить. Надеюсь, ты сможешь меня простить и однажды снова поговоришь со мной, но я пойму, если ты больше не захочешь иметь со мной ничего общего.
Внезапно Жюль зашевелился. Встал с кровати и уставился прямо на меня. Молча приблизился к решетке, наклонился и подобрал с пола пакет с кровью. Все это время он не сводил с меня глаз. На правой руке вылезли когти. Вскрыв пакет, Жюль поднес его ко рту.
У меня внутри все перевернулось. Проклятье, я знала, что Жюль пьет кровь – еще бы, ведь он чертов вампир! – но увиденное заставило вспомнить, как он набросился на меня. Ранка на шее снова запульсировала. Подавив желание потрогать ее, я обхватила руками колени.
Я с притворным бесстрастием наблюдала за тем, как Жюль пьет консервированную кровь. Закончив, он бросил пакет в мусорное ведро, стоявшее в углу, облизал покрасневшие губы, после чего снова сел на кровать.
Что творится у него в голове? Все бы отдала, чтобы это узнать. Он меня хоть помнит? Или прошлое для него – сплошная черная дыра, как у Джеймса?
– Кстати, ты должен Элле двадцатку, – сказала я, положив подбородок на колени. – Она рассказала мне о вашем маленьком пари. К сожалению, ты продул: мы с Уорденом поцеловались… – Честно говоря, мы зашли гораздо дальше поцелуев. Пока у меня совсем не было времени на размышления и воспоминания, но даже сейчас, спустя несколько дней, я не жалею о том, что мы сделали. – Знаю, я часто ругала его в последние годы… но мне было намного легче осудить его, чем попытаться понять. Сейчас все изменилось. После того как ты пропал, я больше не могла соблюдать правила. Мне пришлось их нарушить, чтобы найти тебя.
Жюль по-прежнему молчал.
– Наверное, сейчас ты думаешь: «А как же должность главы штаба, Кейн?» – воскликнула я, подражая его ошеломленному тону, и ответила сама себе: – Не знаю, Жюль. Но если ради этой должности мне придется отказаться от лучшего друга и повернуться к Уордену спиной, то к черту ее. И потом, у меня, скорее всего, в запасе еще двадцать или тридцать лет, чтобы проявить себя. И я проявлю!
Жюль неподвижно смотрел в стену. Я понятия не имела, слушает ли он меня, но продолжала говорить – рассказывала обо всем, что произошло в штабе. Не знаю, на что я надеялась, но мне казалось правильным посвятить Жюля в его прежнюю жизнь. Покидая камеру, я думала о словах Уэйна о том, что я никогда не пожалею о времени, которое провела с Жюлем.
Уорден
Жужжание иглы для татуировки стихло: я нанес на кожу последний штрих. Краснота спала за считаные секунды, и свежая татуировка стала выглядеть так, будто ей уже несколько дней.
Вздохнув, я отложил тату-аппарат в сторону и, взглянув на часы, с разочарованием обнаружил, что боль отвлекла меня ненадолго. Может, перечитать отцовские документы об антивампирской сыворотке… Ладно, на самом деле, я просто оттягивал визит к маме. Конечно, никто не заставлял меня рассказывать маме об отце, но так нужно. Я расскажу ей все; скрывать от нее такие важные новости будет попросту неправильно.
Я переоделся в свежую футболку и с тяжелым сердцем направился в лазарет.
В штабе царила странная подавленность, и я буквально чувствовал на себе взгляды других охотников. Все они знали, что случилось с моим отцом и что пережили мы с Кейн. Я ускорил шаг – на случай, если кому-нибудь захочется завязать разговор.
Оказавшись в лазарете, я поздоровался с медицинским персоналом и проскользнул за штору.
– Привет, мам. – Я опустился на стул и посмотрел на маму. Волосы ее были чистыми, а лицо – розовее обычного. – Прекрасно выглядишь. – Я взял маму за руку, тяжелую и неподвижную, и погладил пальцем по тыльной стороне ладони, случайно коснувшись того места, где раньше находилось обручальное кольцо. Теперь оно лежит в тумбочке у ее кровати.
Мама любила отца всем сердцем. В ее нынешнем состоянии есть один плюс: она никогда не столкнется с его смертью.
– Я нашел папу, – едва слышно произнес я, глядя на мамину руку. Сказать это маме оказалось намного труднее, чем Гранту, Лилиан или Уэйну. – Папа жив, если можно так сказать, но он уже не тот, что прежде. Теперь он подчиняется Исааку. – Я поднял взгляд на маму, которая даже не пошевелилась. Как и следовало ожидать. Она казалась невероятно умиротворенной, но сам я не чувствовал покоя. – Я всегда думал, что почувствую удовлетворение, когда узнаю, что тогда произошло и почему… Кажется, я ошибался, – признался я – и себе, и маме. – Знание, что во всем виноват Исаак, ничего не меняет. Ты по-прежнему в коме, а папа… Больше всего на свете я хочу увидеть, как Исаак страдает за то, что сделал с тобой. Месть – отвратительное чувство, из-за него пострадала Кейн, но…
Я запнулся и замолчал, когда из ниоткуда появился маленький мальчик, которому с виду не было и десяти, и непринужденно сел на свободный стул по другую сторону кровати.
В горле встал ком.
– Нет. Ее время еще не пришло, – ответил Кевин детским голоском, не сочетающимся со знающим выражением в глазах. – Я пришел, чтобы проведать тебя.
– Как мило с твоей стороны.
Мои слова должны были прозвучать саркастично, но не прозвучали.
– Мне жаль, что с твоим отцом так вышло.
Я отпустил мамину руку.
– Почему ты не сказал, что его нет в мире духов?
– Потому что не знал. Ты хоть представляешь, сколько людей умирает в день? А в месяц? В год? У меня бы голова взорвалась, если бы я знал судьбы всех. Я смог рассказать о Доминике только потому, что присматривал за ней. Но мы с тобой не знали друг друга в то время, когда с твоим отцом случилось то, что случилось. Если бы я знал, что его нет в мире духов, то сказал бы тебе.
Я кивнул. По какой-то
