Я улыбнулся. Олег потер подбородок.
– А этот... Белый Ферзь... Что он может сделать?
– Он может изменить все. Всю жизнь на Земле, – ответил я. – Он может принести на Землю новый порядок, который в результате станет концом этой Доски.
– Какой порядок?
– Это долго объяснять, – сказал я. – Белые – сторонники порядка, статики, регресса. Это все, что тебе надо знать.
– А вы – сторонники чего?
– Хаоса и развития, – мне начинал надоедать этот разговор.
– То есть войн, катастроф, эпидемий и других напастей, валящихся на человечество? – В его взгляде вспыхнул гнев.
Ого. Агрессия?
– Ты примитивно мыслишь, – сказал я. – Не мы заставляем человечество воевать, не мы насылаем эпидемии, не мы контролируем природу. Человечество – само себе хозяин, оно вольно поступать так, как ему заблагорассудится. Мы лишь следим за тем, чтобы хаос, в котором оно живет, оставался хаосом. Иначе наступил бы регресс. Деградация. Ты понимаешь меня? Полная статика. Если Белые захватят эту Доску, это и произойдет. Они будут контролировать вас, они запретят войны, они запретят загрязнение окружающей среды, они запретят все, что противно их морали и является источниками хаоса.
– Так что же в этом плохого? – недоуменно спросил Олег.
Я потер лоб.
– Ты не понимаешь. Онизапретят все это. Не вырешите, что все, хватит воевать, хватит губить природу, хватит классовой несправедливости. Понимаешь теперь? Можешь называть нас силами зла (как тебе угодно), но мы – за свободу выбора, мы хотим, чтобы, развиваясь, человечество самостоятельно дошло до всего. Не пользуясь чужими подсказками. Хаос всегда был, есть и будет источником развития, вся история этого мира – подтверждение моих слов. Мы лишь пассивные наблюдатели. Прошли те времена, когда я, например, мог активно участвовать в историческом процессе, теперь прогресс достиг той точки, когда в дела человечества вмешиваться нецелесообразно.
Олег, кажется, понял. Наконец-то! Силы в нем, может, и много, но ума поменьше, чем у Коли – тот схватывал все на лету, Олегу же приходится все раскладывать по полочкам. Может, когда мы разбудим в нем Силу, он изменится? Поумнеет?
Сейчас он сидел, медленно качая головой.
– А если я откажусь? – спросил он.
Я пожал плечами.
– Мы отпустим тебя на все четыре стороны.
– Но если я начну рассказывать о том, что ты мне только что сказал?
– Не начнешь, – спокойно сказал я. – Есть такой трюк, называется «стирание краткосрочной памяти». Я этот трюк люблю.
– Угрожаешь? – насупившись, спросил он.
– Еще нет, – усмехнулся я. – Еще есть трюк, который называется «убийство, выглядящее, как несчастный случай». Этот трюк я не люблю, но могу исполнить.
Олег молча смотрел на меня.
– Вот это – угроза, – пояснил я.
Он усмехнулся.
– Спасибо за объяснение.
Мы снова замолчали.
– Так вы, значит, силы Зла... – медленно проговорил он. – Кому вы служите? Дьяволу?
Я вздохнул. Да, все очень запущено. Мне не хотелось касаться устройства мира и теологических вопросов, но, судя по всему, придется.
– Олег, я прекрасно понимаю, что долгие годы тебе в голову вдалбливали созданные человеком понятия, которые нисколько не отражают истинного положения вещей. Силы Зла, Силы Добра... – я покачал головой. – Вечные вопросы, на которые у человечества нет ответов, и которые оно само придумало, чтобы несколько облегчить себе жизнь. Зло? Можешь называть нас так. Добро? Можешь так называть Белых. А можешь и наоборот... Все равно. Для нас, Фигур, нет ни добра, ни зла. Есть только Черные и Белые. Две равнозначные играющие стороны. Есть концепция бытия, созданная Белыми, и есть наша концепция, наши принципы, которых мы придерживаемся, играя на этой Доске или на любой другой.
Олег, сложив руки на груди, молча слушал, нахмурившись и нервно постукивая пальцем по своему плечу.
– То есть ты хочешь сказать, что нет ни добра, ни зла? Но ведь, например, убийство – это определенно зло?
– Неужели? – Я холодно посмотрел ему в глаза. – Представь себе ситуацию. В двадцатых годах этого века какой-нибудь безумец убил бы человека, которого мир запомнил как Адольфа Гитлера. Как ты назвал бы это? Злом? Или спасением миллионов людей?
Олег покачал головой.
– Ты берешь нереальные ситуации. Никому не дано знать, кем бы мог стать убитый человек...
– Хорошо, – перебил я его. – Представь себе более реальную ситуацию. Есть человек, чей-то сын, чей-то брат, чей-то друг. Человек. Он – насильник, убивший пятьдесят детей. Его приговаривают к смертной казни. Ты – за или против?
– Конечно – за, – сверкнул глазами Олег.
– Почему? Ведь это убийство.
– Не-е-ет. Это правосудие! – В глазах Олега я прочел торжество человека, который нашел слова, кажущиеся ему абсолютной истиной.
Я усмехнулся.
– Ты можешь выбрать любое слово, но суть от этого не изменится. Это насильственное лишение человеческого существа жизни. Самое четкое определение для данного явления – убийство. Надеюсь, с этим ты спорить не станешь?
Олег опустил глаза.
– Существует масса нюансов, о которых мы могли бы с тобой проговорить до ночи. Я понимаю, что это тяжело, но ты должен абстрагироваться от того, что знал раньше. Мой тебе совет – не забивай себе голову вопросами морали, философии, теологии и прочей метафизики – они слишком сложны и мешают работе... Простота восприятия – это тоже дар.
Олег молча сидел, по-прежнему глядя в пол.
– Ну, так что? – спросил я наконец. – Ты согласен или нет?
Олег удивленно посмотрел на меня и сказал:
– А тебе не кажется, что мне нужно дать время подумать? Решение-то непростое, оно может изменить всю мою жизнь.
– Это правда, – кивнул я и поднялся. – Так что пойди погуляй, посмотри Прагу, подумай, а мы с Дженни займемся делами.
Олег рассеянно кивнул и взял куртку. Я вышел вместе с ним, закрыл номер, и мы спустились в холл. Проводив его до выхода, я развернулся и отправился к бару, где и нашел Дженни.
* * *
– Ну, как все прошло? – спросила Дженни, когда мы поднялись в номер и я запер дверь.
Я пожал плечами.
– Истерики не было, признаков приближающегося сумасшествия я тоже не заметил. Он воспринял все, что я говорил, как информацию. Что, безусловно, хорошо.
– Он согласился на Пробуждение? – В ее голосе я почувствовал напряжение.
– Пока нет, сказал, что ему нужно время подумать.
– Где он сейчас?
– Гуляет, думает... Не знаю. – Я уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
– Что ты ему сказал?
– Практически все. Некоторые моменты я упустил, но это и несущественно. Я обрисовал ему ситуацию в целом, не вдаваясь в метафизические подробности. Пришлось ему все долго объяснять, он не очень умен.
