Вопреки обстоятельствам Норвуд ухмыльнулась. Хорошо снова оказаться в компании человеческого существа. Рука Хоскинса была по меньшей мере на пару градусов теплее, чем ее, и подвела Норвуд к огню.
— Простите насчет обыска, но гады умны и все время пробуют на нас что–то новое.
Норвуд начала было отвечать, но остановилась, когда Хоскинс махнул в ее сторону пистолетом 50–го калибра без отдачи.
— Еще одно, полковник. У меня нет времени ходить вокруг да около, так что говорите правду, или я разнесу ваши мозги по всей этой чертовой стене.
Улыбка не покидала лица Хоскинса, и хотя Норвуд поверила каждому его слову, он ей все же понравился. Она кивнула, села перед костром и начала свое повествование. Оно заняло почти час. Все это время майор внимательно слушал, задавал вопросы и поддерживал огонь.
Норвуд рассказала Хоскинсу все, вплоть до сомнений, которые она испытывает по поводу своей миссии и возможности, что ее благие намерения окажутся предательством.
Потом оба долго молчали. Легионер заговорил первым:
— Вот что я скажу вам, полковник: либо вы дьявольская лгунья, либо один из самых изумительных офицеров, с кем я имел удовольствие встречаться.
— Спасибо. Хоскинс улыбнулся.
— Значит, ситуация такова. У меня пятьдесят шесть бойцов. Семь из них — бойцы II, которые почти удваивают нашу огневую мощь, но в конечном счете это ничего не значит. Хадатане могут разделаться с нами в любой момент, когда захотят, и если бы не этот ваш Позин—Ка, уже разделались бы. Я знаю это, и вы знаете это. Слышали когда–нибудь о битве под названием «Камерон»?
Норвуд покачала головой.
— Нет? Ну, это крупное событие в истории Легиона. Вроде Масады, Аламо и Битвы Четырех Лун, вместе взятых. Если говорить кратко, суть в том, что малый по фамилии Данжу со своим отрядом наткнулся на мексиканцев, которые превосходили их численно в тысячи раз, и отказался сдаться. Его убили, как и большинство его людей, и так должны поступать все легионеры.
Норвуд нахмурилась.
— Наверняка было еще что–то. Какие–то соображения, причина, цель.
Хоскинс покачал головой.
— Нет. Ничего, кроме гордости, славы и чести. Данжу и его люди погибли ни за что.
Норвуд медленно кивнула.
— Так вы хотите сказать, что будете стоять до конца? Умрете, но не сдадитесь?
Хоскинс пожал плечами.
— Не знаю. Вы говорите, хадатане сохранят нам жизнь. Вы им верите?
— Да, я верю Позин—Ка.
— Но что, если его отстранят от командования? Что тогда?
Норвуд посмотрела майору в глаза.
— Я не знаю. Хоскинс помолчал.
— У меня есть то, что ему нужно. Или почти то. Норвуд почувствовала, что ее сердце забилось чуточку быстрее.
— Есть?
— Да. У меня есть документ от ИМПВКФ Земля, приказывающий мне отступить, и другой документ из штаб–квартиры Легиона на Альгероне, приказывающий мне остаться. Второй прибыл перед самым уходом военно–космического флота. Я сохранил их на тот случай, если вдруг доживу до трибунала.
— Значит, — медленно сказала Норвуд, — мы не можем быть абсолютно уверены, но, похоже, Позин—Ка прав, и ВКФ готовит для него ловушку. Больше того, похоже, что Легион не согласен с этой стратегией и взбунтовался.
— Точно, — согласился Хоскинс, выплескивая остатки кофе на уже залитый портрет императора. — Что ставит меня в довольно занятное положение.
— Вы можете умереть славной смертью или сдаться и надеяться, что Позин—Ка останется командующим.
— Зная, что он убьет тысячи, если не миллионы людей.
— Лучше миллионы, чем триллионы.
— Черт!
— Да уж.
Хоскинс протянул руку.
— Я с вами, полковник. Есть надежда, что мы правы… и да поможет нам Бог, если нет.
Некуда отступать, кроме как в повиновение и рабство. Наши цепи выкованы. Их лязг слышен на равнинах Бостона! Война неизбежна — и пусть она придет! Я повторяю это, сэр, пусть она придет!
Патрик Генри
Американский патриот
1775 ст. г.
Планета Земля, Империя людей
Серджи Чин—Чу был голым. Яркие лампы почти ослепили его. Торговец попытался втянуть живот, но не сумел. Он начал говорить что–то, но техник, привлекательная молодая леди лет двадцати, жестом велела ему замолчать. Она тоже была голая, факт, который грозил вызвать непроизвольную реакцию и заставил Чин—Чу покраснеть.
Девушка встала на колени, опустила на глаза инфракрасные очки и нацелила пинцет на его лобковые волосы. Торговец зажмурился.
Знай Чин—Чу, что участие в Клике потребует такой жертвы, ноги бы его здесь не было. Но он и помыслить об этом не мог, а теперь уже поздно отказываться.
Даже микроботы излучают тепло, и один такой появился как яркая желтая точка на светло–зеленом фоне тела Чин—Чу. Ловким движением техник сомкнула электронный хирургический пинцет вокруг крошечного механизма и вынула его из леса седых волос. Потом встала и поднесла найденного жучка к свету.
Хотя размером этот робот был меньше пылинки и почти невидим невооруженным глазом, он мог записывать и передавать разговоры на расстоянии до пятидесяти футов. Как он попал в его лобковые волосы, Чин—Чу понятия не имел. Служба безопасности императора работала безотказно и, учитывая доказательство, которое находилось сейчас перед глазами торговца, могла дотянуться буквально куда угодно.
— Теперь можете говорить. Хирургический пинцет и оборудование, к которому он подключен, работают как приемник. Жучок думает, что вы смотрите головизор, обычный деловой канал об изменениях на рынке драгоценных металлов.
— Замечательно, — сказал Чин—Чу, сражаясь со своим пузом. — Теперь мне можно одеться?
Техник положила микробота, одного из трех, которых она нашла на теле Чин—Чу и возле него, в специальную черную коробочку и запечатала крышку. Торговец с трудом заставил себя игнорировать ее хорошенький зад.
— Да, для вашего удобства предусмотрен халат. Нет смысла надевать другую одежду, так как я снова внесу микроботов, когда вы будете уходить. Иначе люди, которые подбросили их, что–нибудь заподозрят и усилят слежку.
Чин—Чу вздохнул и потянулся за халатом. Было время, когда он мечтал оказаться обнаженным с привлекательными девушками, но тогда обстоятельства были существенно другие.
Халат, белый с грязно–голубыми вертикальными полосками, оказался торговцу в самый раз, как будто сшитый специально для него. Зная мадам Дассер, можно предположить, что так оно и было. Ведь здесь не сборище революционеров с дикими глазами, а собрание влиятельных людей, привыкших иметь все самое лучшее. Чин—Чу надел халат, завязал пояс на своей дородной талии и повернулся к девушке. У нее были чудесные груди.
