– Что с вами, Герман Маркович? – поинтересовался я.
Подобное поведение некоторых представителей человечества настраивает поиздеваться над ними.
– Ничего, все в порядке, Даниил Андреевич.
Обращение убило меня окончательно, я пожалел, что пришел.
Мы сидим за столом, сервированным под лозунгом «все лучшее дорогому гостю», только я не в своей тарелке, рассеянно тыкаю вилкой в приготовленное сложным образом мясо.
Но, в конце концов, мне важен результат, и я решаю принять игру и получить удовольствие.
– Как наше расследование, Герман Маркович?
– Код написан в СБК, в отделе, который занимается ликвидацией врагов империи.
– Как он работает?
– Я не врач, Даниил Андреевич. Как мне объяснили, биомодераторы блокируют какую-то функцию гипофиза, так что прекращается выделение некоторых гормонов. Результат – депрессия и склонность к самоубийству. Последнее, может, и не случится, но все равно человек становится неспособным к активной деятельности, будет лежать и смотреть в потолок.
– Это лечится?
– Пока биомодераторы в крови – нет.
Я перевел дух, похоже, Саша с Ройтманом все сделали правильно.
– А после фильтрации крови эту функцию можно восстановить?
– Я не врач, – повторил Герман.
– Если у СБК есть яд, наверняка есть и противоядие.
– Даня, я понимаю, кто ты теперь, но на то, что ты просишь, нужна более высокая санкция, чем та, которую ты можешь выдать.
И я наконец увидел прежнего Германа, могущественного генерала СБК, поучающего меня, как мальчишку, а не склоненного перед принцем империи царедворца.
Не скажу, что меня порадовала эта перемена.
– Даня, не лезь на рожон, – громким шепотом продолжил Герман. – И забудь о Хазаровском, он больше не претендент. После Страдина императором станешь ты.
Я даже не удивился, что Герману известно, о ком речь, хотя я ничего об этом не говорил.
– Герман Маркович, о чем вы? Какая империя! Я смертник. Я одной ногой за гранью. А значит, инстинкт самосохранения не играет роли. Я свободен. Мне не за что продаваться.
– Ты так уверен, что ты смертник? – поинтересовался Герман.
– Я дважды видел смерть от Т-синдрома, и у меня было несколько приступов. Герман, что ты знаешь?
Он встал из-за стола и развел руками.
– Ничего!
От Германа я поехал в клинику моей мамы, она свела меня с людьми, которые занимались Т-синдромом. Я рассказал ей мою версию. Она сперва отнеслась скептически.
– Ты считаешь, что человечество заражено компьютерной программой?
– Если иммунитет не справляется с вирусом, не значит ли это, что болен иммунитет. Наш иммунитет – это биомодераторы.
– Ну, ладно, попробуй.
Я благодарен ей за то, что она не мучает меня своей жалостью, не плачет, не вспоминает о моей скорой смерти. Я рад, что она меня не хоронит. Во время торжества по случаю моего назначения поздравляла и радовалась вместе со всеми, хотя, может быть, где-то в глубине серых глаз и пряталась печаль. Она друг, на которого можно положиться.
По дороге я связался с Ройтманом, рассказал о коде СБК и опасности попыток самоубийства.
– Проследим, – сказал он. – У нас это трудно сделать.
Я подумал, что Страдин на это и рассчитывает: Хазаровский должен умереть не в тюрьме, а уже после освобождения, это полностью отведет подозрения от него и будет выглядеть более чем естественно.
У дверей я встретился с Сашей Прилепко и Юлей. И мы сдали кровь. В клинике большая база образцов крови больных Т-синдромом, но у нашей крови есть одна особенность: в ней побывали цертисы.
На орбите Кратоса спокойно, как и в районе гипертоннеля. Страдин приободрился, улыбается, неужто поверил в конец войны?
У меня своя война. Герман намекнул, что Т-синдром не стопроцентно смертелен и замолчал как рыба. Но он дал мне надежду. Я ищу.
Я четырежды был на радениях Огненного Братства. И каждый раз поднимался на новую ступеньку в башне. Вторая – оранжевая, третья – золотистая, четвертая – зеленая. Все то же самое, только сужается круг участников.
– Ты работаешь выше Анахаты? – спросил Игорь.
– Да.
– До какой чакры?
– До сахасрары.
Он посмотрел с уважением.
– Тогда я думаю, что ты можешь подняться со мной на высшую ступень. Приходи завтра в десять.
Уже темно, только небо над башней густо-синее. Я иду по дорожке, освещенной имперскими хризантемами. Игорь встречает меня в дверях.
Начинается, как обычно: служба и смешение крови в красном зале. Потом часть участников расходятся, а мы по полутемной винтовой лестнице поднимаемся в следующий зал, и все повторяется. На зеленом уровне Анахаты нас остается трое: Игорь, Преображенный по имени Олег и я. В прошлый раз состав был тем же. Дальше мы поднимаемся вдвоем с Игорем.
– Никто не может работать выше Анахаты? – спрашиваю я.
– Я тоже не могу, – говорит Игорь.
– Почему же ты здесь?
– Поймешь. Погоди немного.
Мы входим в голубой зал. И происходит такая же, но урезанная служба.
– Ты здесь впервые? – спрашиваю я.
– Нет. Меня уже один раз провели по верхним уровням. В Огненном Братстве Кратоса есть один человек, который работает с сахасрарой.
– Его имя – тайна?
– Да, конечно.
Синий зал, он совсем маленький, едва хватит места для пяти человек, и круг на полу не больше метра в диаметре, слабо светится синим. Мы снова опускаемся на колени, и я чувствую дурноту, как при начинающемся приступе.
А может быть, все проще?
– Игорь, у тебя какая группа крови? – спрашиваю я.
– Первая, первая, не беспокойся. У тебя, надеюсь, не четвертая?
– Нет. Я подумал, что биомодераторы не справляются.
Он улыбнулся.
– Скорее всего, у тебя их нет.
– Не может быть, я пользуюсь устройством связи.
– Тем, кто может работать с Аджной, биомодераторы не нужны.
– Вы это проверяли?
– Конечно. Это называется «уровень свободы».
Мы снова смешиваем кровь.
– Думаю, во мне уже добрая половина твоей крови, – замечаю я.
– Половина будет в следующем зале. Это называется «обмен кровью».
– Зачем это нужно?
– Скоро поймешь.
Поднимаемся в фиолетовый зал. Мне становится хуже.
– По-моему, у меня приступ, – говорю я.
– Успокойся, это не приступ. Пошли.
Оказывается, здесь есть еще один уровень, который разительно отличается от остальных. Большие окна по кругу, серебристо-белый пол и узкие полоски стен между стеклами, а в центре, как отражение шпиля, венчающего храм, – узкий перевернутый конус, основание которого теряется где-то в вышине, а вершина на полметра не доходит до пола. Дымчатый, мягко поблескивающий конус, я подумал, что схожу с ума.
