– Не трогай Иглу, – говорю я. – Сейчас ты спустишься вниз и выйдешь из храма. Как только проводишь меня.
Я держу его руку, он не успевает ничего понять, я уже касаюсь ладонью острия Иглы Тракля.
– Возьми кольцо и передай Хазаровскому, там наброски завещания, – успеваю сказать я, прежде чем меня заливает боль.
Наверное, так себя чувствует человек, когда с него живьем сдирают кожу. Я не успел закричать. Это быстро. Боль ушла, и пол зала начал стремительно падать вниз. На миг все исчезло, а потом я увидел далеко внизу залитый солнцем Кириополь. Прямо подо мной сияет шпиль храма, и имперские хризантемы колышутся под ветром где-то далеко внизу. Увидел? Так мог бы видеть человек, если бы все его тело покрылось глазами. Тысяча граней мира! Границы зрения расширились, за видимым диапазоном вспыхнули новые цвета.
Я растянулся по небу серебряным дымком, который так ужасал меня еще год назад и казался знаком гибели цивилизации. Поднялся выше и наконец собрался в шар. То существо, что росло во мне под человеческой оболочкой, вырвалось на свободу. Я сам стал этим существом.
И тогда я встретил других.
Стая цертисов парит высоко над землей. Для узнавания не нужно человеческое обличье. Но и имена не отражают сути. Старый друг Саша Прилепко, императрица Анастасия Павловна, гений и убийца Федор Тракль. Здесь другие звуки и другие имена, недоступные бессильной человеческой речи.
Я вышел из храма, по щекам текут слезы, в кулаке – императорское кольцо. Мама обняла меня, расплакалась.
– Артур? А Даня?
– Он ушел. Вот, велел передать Хазаровскому.
Я раскрыл ладонь, золотой феникс сверкнул на рубине.
– Он на Дарте, – сказала Джульетта.
– Я свяжусь с ним.
Интересно, что бы сделал с кольцом Даниил Андреевич, не имея на него никакого законного права? Наверное, носил бы на цепочке, как Фродо.
Что бы сделал с кольцом мой отец? Надел. Смеясь, презирая, глядя на солнце сквозь безделушку, означающую власть над пятью мирами.
– А что, Джульетта, были в истории шестнадцатилетние императоры?
Она с ужасом, удивлением и восторгом посмотрела на меня. Как только сочетаются столь разные чувства?
– Джульетта, ты очень красивая, – сказал я.
Я надел кольцо, полюбовался им на руке.
В мозг ворвался вихрь информации, я сел на ступени храма.
– Что с тобой? – спросила мама.
– Ничего.
Я узнал детали завещания императора.
Хазаровский отозвался сразу.
– Да, государь?
– Леонид Аркадьевич, император ушел в храм.
– Когда?
– Только что. Возвращайтесь.
– У тебя кольцо?
– Оно предназначено вам. Не пропадет.
– Спасибо, Артур. Ждите. Предупреди отца.
А то я сам не догадался!
– Привет, папа. Даниил Андреевич ушел в храм. Кольцо у меня.
– Это предложение?
Народ Кратоса никогда не примет в качестве императора бывшего тессианского сепаратиста. Что нам останется? Вернуться на Тессу, где Анри Вальдо станет вольным президентом вольной республики? Купить независимость за императорский символ? Может быть, и купим, только что с ней делать? Кем править: цертисами и детьми? И остаться при этом без поддержки метрополии.
Мой отец понимает это не хуже меня.
– Вряд ли, – говорю я. – Я предупредил Хазаровского.
– Встречу, – усмехается он. – И провожу до Кратоса. Все-таки соотечественник.
Власть автоматически перешла к Лео как принцу империи.
Я носил кольцо двое суток, пока оно не легло на узкую ладонь Хазаровского. Я заметил, что он снял все остальные перстни, которыми любил унизывать пальцы. На рояле играть такими руками.
– Это кольцо лучше смотрится в одиночестве, – сказал он.
За эти двое суток я узнал много нового, честно говоря, не предназначенного для меня, так что ждал Леонида Аркадьевича с некоторым внутренним трепетом. Но он не упрекнул меня, только попросил «особенно не болтать».
Меня осмотрела Людмила Георгиевна. Я так и не понял, имею ли я право называть ее бабушкой, но она явно приняла эту роль. Результаты удивительные. Течение Т-синдрома остановлено. Идет восстановление организма.
Она не понимает, как Даниил Андреевич этого добился, но сдвиг произошел сразу после нашего визита в храм.
– Но вряд ли ты выздоровеешь окончательно, – грустно сказала она. – Все очень далеко зашло.
Я пожал плечами.
– Ну подумаешь, стану цертисом.
– Я должна тебя предупредить, что возможна внезапная дезинтеграция. Если почувствуешь себя хуже – сразу ко мне.
Я кивнул.
А через неделю ушла в храм моя мама. Она очень боялась: не за себя, за меня. Я провожал ее, и она считала, что обряд может снова ускорить течение Т-синдрома. Но я настоял. В общем-то ее больше некому было проводить.
Ее опасения не оправдались, мне становится все лучше.
Она ушла днем, как отчим. Спустившись вниз, я сел на ступени храма, сорвал белую императорскую хризантему и долго крутил в руках, глядя на серебристый дымок над шпилем.
– Прощай, Джульетта!
Наконец я поднялся на ноги. На ступенях остались оборванные белые лепестки.
Стихи Элмера Ричарда Транка.
Искаженная цитата из Михаила Щербакова. В оригинале: «И станет воздух голубым от нашей крови голубой».
