Дверь в кабинет брат Гильденбрандт открыл сам.
— Проходите, брат мой.
Я воспитанно прошел. На меня даже не напал никто.
— Свет, — небрежно бросил прелат.
Я чуть не ослеп. Представьте себе зеркальный спортзал, на стенах которого висит множество распятий. Очень щедро освещенный зал. И вы поймете, почему мне стало так страшно за свое зрение.
Посреди этого сверкающего великолепия обнаружился огромный крестообразный стол белого мрамора, вокруг которого стояли готические черные кресла. Шикарный дизайн. Но как глаза слепит.
— Располагайтесь.
Прелат небрежно бросил на стол свою щегольскую белую шляпу. Затем непринужденно хлопнулся в председательское кресло. Я последовал его примеру.
Он сложил пальцы под подбородком и исподлобья глянул на меня.
— Виктор Петрович Скакун. Человек. Тридцать пять лет. Разведен. Ратник второго уровня резерва. Ныне управляющий артели «Минасские кузнецы». По образованию — счетовод. Не имел. Не состоял. Не сидел. Крещен с соблюдением обряда Большого Джира Веры Правой Славы. Так?
Я хмыкнул. В общем-то нет. Но кто ж спорит с таким авторитетным дядькой.
— И вот такой простой парень носит пояс полузабытого Ордена Жеребцов Господних, с двумя сирийскими клинками. А каждый из них стоит столько, что если рекомый Виктор Петрович Скакун продаст квартиру, дом, дачу, машину и всю оставшуюся жизнь станет копить. Не питаясь и не одеваясь. К моменту ухода в лучший мир может и наберет нужную сумму. И купит себе маленький ножик. И потомки его станут людьми весьма состоятельными.
Он широко улыбнулся.
— Еще он не убоялся одеть на шею Святой Крест прелата Единой Церкви.
Этот человек играл лицом как актер. Кустистые брови сдвинулись, серые глаза полоснули лютым холодом.
— Кто ты?
И в тот же момент мирно стоящее кресло ожило. Из спинки, поручней и ножек шустро так выскочили широкие серебристые ленты, быстро меня иммобилизовали, то бишь обездвижили. Поерзали, удобнее устраиваясь. Вдруг как будто учуяли что-то и как-то виновато убрались обратно.
Я удивленно уставился на своего хозяина. Он с не меньшим изумлением — на меня. Встал. Извлек из-под френча большое, с ладонь распятие. Протянул ко мне.
— Именем Господа Бога нашего, заклинаю. Скажи. Кто ты?
И сейчас вижу, как стоял он, широко развернув плечи. Гордый, отважный, измученный и бесконечно уставший человек.
И я рассказал все.
Потом он долго молчал.
— Да вы смелее. Вы не побоялись того, что устрашило нас. Вы приняли войну на уничтожение. Вы бились и вы победили. Ценой огромных потерь. Разбившись на множество враждующих церквей, вы победили нелюдь. Ту самую, с которой мы живем в подобии мира. Ведь один лишь наш вид вызывает в них желание вспороть горло, выпить кровь.
Когда-то давно нас объединил один враг. Страх перед ним. А вы другие. Вы ударили и против врага и против этих. Одни. И не только выстояли, но и победили.
У нас было по-другому. Жалкими островками в море ненависти стояли твердыни людей, когда в мир пришел Враг. Ему не нужны были рабы, подданные. Нет, ему был нужен наш мир. Без обитателей. Сначала, несколько раз Враг попытался напасть на города и крепости людей, но они, привыкшие биться вместе, с такой силой и яростью ответили на его вызов, что он отступил. А вот нелюди не привычны к единению. И пришлось им тяжко. Клевреты Врага рыскали по лесам и жгли с одинаковой легкостью становища оборотней, замки вампиров и укрывища эльфов. Гордые в своей извечной непобедимости гномы, закрылись в подгорных чертогах, не желай никому спасения, но погибли первыми. Клевреты Врага вызвали из недр земли смрад и огонь, которые почти полностью уничтожили этот гордый народ. Почти полностью. Лишь в Сирии осталось их несколько поселений.
А Враг крепчал с каждым убитым, ибо меньше становилось тех, кто осмеливался поднять против него оружие. Первыми к людям пришли эльфы. Могучие маги, непревзойденные стрелки, они потерпели столь жуткое поражение, что готовы были бы принять помощь и от Врага, но как я говорил, ему не нужны были подданные. Почти весь свой народ подняли эльфы в тот страшный день, надеясь разгромить пришельцев, но почти все и погибли, попав в огромную обложную засаду. К крепостям людей вышли едва ли сотни из огромного народа, что почти властвовал на континенте. И Всеблагая Мать наша Святая Церковь согласилась принять этих закоренелых грешников в свое лоно. Так крестились гордые эльфы. В обмен на спасение. Крещение забрало у них много чудесного, оставив лишь долголетие, впрочем, вполне теперь сравнимое с человеческим и безупречную меткость. Ненамного, но лучше стало. Враг и раньше старался не сталкиваться с людьми. А теперь уж. Тяжелую стену щитов выстраивали люди. И из-за этой стены клевретов били остроглазые эльфы. Тяжело идти на укрытого стеной воина, который стреляет так же быстро, как рассыпает монетки. И не промахивается. Объединенные силы нанесли несколько серьезных поражений Врагу.
Тогда к людям на поклон пришли оборотни. Непревзойденные мастера одиночных схваток, против бьющейся правильным строем кавалерии Врага, они были бессильны. Сбереглось их в темных пущах немало, много больше чем эльфов. Немало потребовалось времени, чтобы научить их биться в строю. А когда научили, не знали, как радоваться. Бесстрашные, упрямые, стойкие, они раз за разом вырывали победу у клевретов Врага. Ты что-то хочешь спросить? Да и они прошли обряд святого крещения. И странно. Почти не изменились. Также перекидывались, как и прежде, что делало их незаменимыми в глубоких рейдах. Только вот раны на них заживать стали гораздо медленнее, почти как на людях. Это ведь всегда так — получая одно, теряешь другое.
Последними к союзникам присоединились вампиры, полуночный народ. Потерпев несколько поражений, они забились в свои высокогорные пещерные города, послушно выплачивая до времени страшную дань живым мясом. Но превозмогли свой страх и пришли. Эти от крещения выиграли больше всех. Перестали бояться солнечного света и не чахли уже не насосавшись человеческой крови. Сейчас им вообще заменителей хватает. Многим во всяком случае.
И вот тогда-то и столкнулись объединенные силы и армия Врага. Несколько дней продолжалась страшная битва, пока не затихла сама собой. Никто не смог взять верх. Конница Врага не смогла разорвать строй пехоты, а та никак не могла угнаться за конными.
Наступило вялое затишье. И продолжалось полгода. Нападений не было, так всех измучила эта страшная битва. А клевреты Врага даже стали что-то строить в захваченных землях.
Когда в один из дней к воротам Редхорст подошел одинокий странник и потребовал провести его к капитулярию Ордена Святого Доминика, что держал ставку в этом маноре. Не знаю уж, чем он так зачаровал стражу, но на прием он попал. Не сказав ни слова, подошел и положил на стол малую скрижаль стальную, на которой якобы проявились огненные слова, развернулся и пошел. Когда же капитулярий понял, что написано на той скрижали, и приказал вернуть посланца, тот достал из пояса, вот такого же, как у тебя, два клинка и проложил себе дорогу к воротам. Только отходя от манора, он повернулся и крикнул, что послан помогать, а не карать. Ах, да. Он не убил ни одного. Даже не ранил. Но помял многих.
