пробуждаться.
Через открытую дверь в переборке Иржи видел, как матросы выскакивали из гамаков. Наспех одевшись, часть тут же протопала наверх. Вслед за ними Нарген повел всех свободных егерей. А снизу, из трюма, появились баталеры с охапками штуцеров и сабель в руках. Оставшиеся на батарейной палубе матросы торопливо открывали крышки орудийных портов. Потом начали гурьбой наваливаться на лафеты, откатывая пушки. Замелькали длинные шуфлы, которыми проталкивали в жерла картузы с порохом.
– Ну и переполох, – озадаченно сказал Монтегю. – На нас явно напали.
Корвет резко накренился на правый борт, потом – на левый. Грохнул выстрел палубного фальконета. Сверху доносились ругань, топот, рассыпчатый треск штуцеров. Потом где-то на уровне ватерлинии ухнули взрывы ручных бомб. Внезапно весь этот шум и гвалт перекрыли удары тугого, плотного воздуха. Это заговорили двенадцатифунтовки, главное оружие «Гримальда». Из коридора Иржи видел, как орудия одно за другим подпрыгивали, катились от бортов и останавливались, натянув толстые канаты.
– Слушай, да ведь нас на абордаж берут! – сказал Монтегю.
– Неужто муромцы?
– Хрен его знает. Как думаешь, отобьемся?
Иржи прислушался. Шум на палубе вроде стихал.
– Да должны.
«Гримальд» между тем продолжал вести беглый огонь сразу обоими бортами. Остро пахло жженым порохом. Батарейная палуба постепенно наполнялась дымом, в котором метались полуголые канониры. Они подбегали к разряженному орудию, окатывали его водой, шуровали в стволе банником, забивали новый заряд. Картуз внутри ствола дырявили, подсыпали в запальное отверстие мелкого пороха, тут же подносили пальник и зажимали уши. Орудие грозно рявкало.
Наконец сверху прибежал лейтенант Динц. Засвистел, замахал руками. Пальба смолкла. Чуть позже по трапу спустились Чимболда и Меко. Оба вспотевшие, запаленные, пахнущие порохом.
– Идите на палубу, там помощь нужна, – отдуваясь, сказал Чимболда. – Наша смена наступила. Заступаем вместо вас.
– Кто же это напал, Бурхан?
– Да кто ж тут может напасть? Ушкуйники, конечно. Золото они, знаешь ли, нюхом чуют. А может, и донес кто.
– Отбились?
– Да, уже кончилось все. Только один скампавей за нас и зацепился. На свою беду! Остальные промахнулись. Не рассчитали разбойнички. Очень уж быстро «Гримальд» плавает…
* * *
В трюм вели раненых. Справа за кормой пылало судно. На его фоне четко выделялся долговязый силуэт в плаще. Иржи почувствовал большое облегчение от того, что капитан жив и находится на своем месте.
Свет пожара отражался от парусов и падал на палубу «Гримальда». А на палубе темными мешками валялись тела. У одного в такт качке шевелилась голова с острой, задранной к небу бородой. От борта к борту позванивая перекатывалось выроненное оружие. На крышке люка у грот-мачты кому-то перевязывали ногу ослепительно белым бинтом. Несмотря на темноту, было поднято много парусов, а на верхних реях висели матросы и распускали дополнительные. Корвет быстро плыл мимо лесистого берега. Ни один огонек не проблескивал среди деревьев. Иржи вспомнил, что накануне кто-то из матросов называл Южный Муром безлюдными чащобами. Так оно и было, если не считать ушкуйников людьми.
– Ну, чего стоите? – хмуро спросил Паттени.
– А что делать?
– Берите вот этого за руки да за ноги.
Иржи с Монтегю отнесли бородатый труп на полубак и уложили в ряд с другими. Потом вернулись за следующим. Его лицо показалось Иржи знакомым. Приглядевшись, он понял, что это тот самый сизоусый старшина, который минувшим днем радовался выходу в озеро Нордензее. Подошел Паттени и тоже наклонился над трупом.
– Золото, ребята, золото, – мрачно сказал он. – Черт бы его побрал.
Больше всего выбивало из колеи отсутствие логики, минимального здравого смысла. Арестовали их солдаты местного гарнизона по причине сомнений в том, что Мартин является служащим курфюрстенвера. Но в этом случае его дело относилось к юрисдикции гражданских властей, и право на арест имела полиция Шторцена, отнюдь не комендатура этого славного города. Мартин немедленно выразил свое недоумение и несогласие. Но командовавший патрулем молоденький офицер от объяснений уклонился.
– У меня приказ, – с гордостью сообщил он.
И погладил тонкие усики. Тоже с гордостью.
Мартин ему позавидовал, поскольку давно потерял способность испытывать большую симпатию к собственной персоне. Это случилось после одного разговора с отцом. Еще на Земле. Здесь же, на Терранисе, пришлось вылезать из кареты и долго ждать участи в караулке. Там не было недостатка в желающих поглазеть на живого настоящего ящера.
– Терпи, – сказал Мартин.
– Терплю. Нас что, враги схватили?
– Нет, дураки.
Хзюка с довольным видом квакнул.
– Ага! У вас тоже есть.
– Дураки есть везде, где умеют разговаривать. Но только вот разговоров не любят, хотя сами поговорить не прочь.
– Это как? Не понимаю.
– Ну, умный знает много слов, только без нужды их не употребляет. Глупый – тот наоборот.
– Хо! У нас тоже. Кто мало смыслит, тот много болтает. Но самые страшные дураки как раз молчаливые.
– Да, пожалуй, – согласился Мартин. – Только это уже не дураки. Больные.
– Интересно, – сказал Хзюка. – Мы такие разные, а думаем одинаково.
– Это потому, что мы оба думаем.
– Отставить разговоры! – прикрикнул дежурный вахмистр. – Развели тут тарабарщину. Вас не для этого арестовывали.
– А для чего? – спросил Мартин.
– Да чтобы поумнели. Известное дело.
– Мы и стараемся, герр вахмистр, – скромно сообщил Мартин.
– Караульное помещение для другого предназначено.
Вахмистр произнес всю эту тираду безо всякого намека на юмор. А уж любезности ожидать от него никак не приходилось. Мартин с беспокойством подумал о том, что у такого подчиненного должен быть довольно неприятный начальник. Не зря же Обермильх предупреждал.
– И где же тогда умнеть прикажете? – спросил Мартин.
На этот раз вахмистр изволил усмехнуться.
– А у господина коменданта. Там быстро получится.
– Вы думаете? – с сомнением спросил Мартин.
– Еще чего! Не полагается.
* * *
Однако быстро у господина коменданта не получилось. Войдя в просторный кабинет, Мартин представился и замолчал, ожидая ответа. Ждать пришлось долго, ибо комендант Шторцена был очень занят. Занят молчанием. Он сидел совершенно неподвижно, словно давая возможность рассмотреть себя подробнее.
Впрочем, смотреть на него было прелюбопытно. Суровый военачальник не отличался ростом. Высокая спинка кресла подчеркивала эту особенность: где-то на уровне ее середины находилась голова с небольшим количеством волос. Зато упомянутая голова была снабжена редкого оттенка туманными глазами. Ниже глаз на воротник кителя свешивались объемистые, до глянца бритые щеки, придававшие лицу грушевидные очертания. В общем, природа, трудясь над этой физиономией, явно отказалась от банальных пропорций. Исключение составляли одни лишь розовые ушки столь милой формы, что могли вызвать зависть фрейлин Ее Высочества. Но над серебристыми майорскими погонами они смотрелись не слишком уместно.
Вволю налюбовавшись, Мартин решился нарушить священную
