— Иду я з–значит по тому коридору, никого не трогаю, не обижаю…
— Заморыш, да кого–то то обидеть–то сможешь? — обидно загоготал один из слушателей, щеголявший в рваном комбинезоне ремонтника — Тебя самого кто хочешь обидит!
— В–вот сам и расказ–зывай тогда, раз–з такой умный — Мик демонстративно приподнял свой тощий зад с продавленной пластиковой коробки выступавшей в роли кресла.
— Постой, постой, Мик, ну чего ты — вразнобой загалдели остальные и сразу пять рук опустилось на плечи наркомана опуская его на место — Не обращай на него внимания, рассказывай дальше. Джек, а ты не лезь в разговор! Не хочешь слушать — иди погуляй!
— Да ладно, че вы в самом деле — смущенно проворчал Джек и протянул Мику почти допитую банку с пивом — Вот, держи, Мик, промочи горло.
С достоинством приняв подношение, Мик отпил крошечный глоток пива, обвел слушателей взглядом воспаленных глаз и понизив голос до заговорщицкого бормотания, продолжил:
— Так иду я значит по своим делам — на ту мусорку в тупике сто семнадцатого перехода. Там если хорошо порыться, то много чего надыбать можно! Один раз я даже браском там отыскал! З–зуб даю не вру! Настоящий брасс, столько сломанный и овощным желе з–заляпанный! Но все одно я его сдал Питу Старьевщику за семнадцать кредитов. Семнадцать кредов и все мне! Пит еще спрашивает — мистер Мик, чем брать будете? Доз–зерами или карточкой? А я ему в ответ — мне милейший карточка ни к чему, давайте доз–зерами, но только не с бодягой какой, а с трехпроцентной снежной пылью. Пит как услышал, так с таким уважением на меня глянул! Сраз–зу понял он — я в делах раз–збираюсь, обдурить себя не дам! Достает из кармана цельную, еще не распечатанную упаковку снежной пыли и говорит…
— Мик! — рявкнуло сразу несколько голосов и Доза осекся на полуслове — К черту Пита Старьевщика! Давай про тот коридор дальше говори! Ну?
Поняв, что если он сейчас не вернется к интересующей всех теме, то ему просто намнут бока, Мик Доза заторопился и глотая слова, начал говорить:
— Дошел я до перекрестка между седьмым и сто пятым, и понял — если и дальше по центральным переходам топать, то не дойду. Болел я тогда — на всякий случай пояснил Мик и слушатели с пониманием кивнули, хотя все местные знали — Мик Доза если от чего и страдает, так только от ломки — Подумал я чуток и решил дорогу сократить — через боковые коридоры срезать. Чтобы не по дуге шагать, а напрямик пройти.
— И пошел по боковым? Через служебные? — с явным недоверием переспросил Джек — Там же крысы!
— И пошел! — Мик гордо выпятил тощую грудь вперед — Пошел!
— Ну ты больной, Мик — покачал головой сидящий на мешке с мусором старик — На всю голову двинутый! Туда же никто не ходит лет сорок уже! От ломки все мозги отшибло?
— Ну да, ломало меня не по детски — кивнул было Мик, но тут же очнулся и запротестовал — Нет! Какая ломка? Говорю же — болел я! Этим… простудился я! Вот! И вообще! Вы слушать собираетесь? А то я человек деловой, мне время терять не с руки!
— Да ладно тебе, Доза, не обращай на них внимания — успокаивающе прогудел согнутый ревматизмом чернокожий, пошарил в боковом кармане штанов и всунул в дрожащую руку Мика небольшой кусок водорослевого концентрата — На, пожуй.
Поблагодарив небрежным кивком, Мик убрал концентрат под свое тряпье и продолжил:
— Ну и свернул я на том перекрестке! Иду себе потихонечку, по сторонам смотрю, в пакеты мусорные заглядываю — вдруг дельное что найду! Не поверите — один ра–зз я в таком вот пакете почти непочатую упаковку «дистрола» нашел! Просроченный правда, но вставлял что надо! И вот иду и тут чую, з–запах такой странный по коридору ползет. И такой этот з–запах сильный, что у меня ноги подкашиваться начали! Ну, думаю, вот и лом.. вот и болезнь подступила, вз–здохнуть не дает. А коридор тот, уз–зкий такой и в нем пара отворотов в служебные проходы — канализ–зация там, или еще что, я не в курсах — там таблички в общем висели, но я не читал. И пока я глаз–зами хлопал и принюхивался, из одного прохода выполз–зает…
— Ну? — жадно спросили сразу несколько человек, а в руках Мика Дозы словно по волшебству появился еще один кусок пищевого рациона — на этот раз заметно побольше.
Приняв щедрый дар, наркот тяжело вздохнул, показывая как тяжело ему возвращаться к воспоминаниям того страшного дня, но все же справился с этой минутной слабостью, оглядел завороженные глаза слушателей и продолжил свой леденящий кровь рассказ:
— Коридор темный, одна лампочка тусклая мигает, под ногами жижа хлюпает, а из того прохода медленно так выполз–зает… з–зеленый дым!
— Зеленый дым?! — в голос ахнули остальные, а сидевший за спиной одного из работяг мальчишка лет десяти, судорожно сглотнул и прижался к отцу.
— Да! З–зеленый дым! А еще через минуту, виз–зг дикий слышится! И еще! И еще! Будто живьем кого режут, на куски полосуют! Я как обмер весь! Хочу бежать — а не могу! Хочу вз–здохнуть — а не могу! Все думаю, конец тебе пришел Мик! З–здесь ты и подохнешь! Сполз–заю значит по стеночке тихонько так, слова молитвы вспоминаю и тут, все стихло! Раз–з… и тишина! Только з–зеленый дым все гуще становится, а у меня в голове словно колокол з–звонит, и ноги все тяжелеют и тяжелеют! И из того коридора, стон раздается, жалобный такой! Дай думаю перед смертью гляну кто там плачет. З–за стену придерживаясь пара шагов сделал и з–за угол з–з–за… з–заглянул! А там… з–зеленое облако клубится… а на полу под две сотни крыс лежит и все они в судорогах бьются, зубищами клацают, кровавой пеной исходят и протяжно так стонут… А потом… потом… — на этом моменте Мик остановился словно не в силах продолжить рассказ дальше.
— Возьми, Мик — в руки наркомана втиснули одноразовый пластиковый стаканчик с мутным самогоном — Хлебни виски! Давай!
Одним глотком опустошив стаканчик, Мик скребанул редкими зубами по зажатому в кулаке водорослевому концентрату и вновь вернулся к повествованию:
— А потом в облаке этом, появился ОН! Врать не буду! Я только силуэт в том дыму разглядел! Но и этого хватило! Огромный, под потолок! Глазища красным светятся! Руки до пола достают и вроде как вместо пальцев у него когти стальные по полу скрежещут! Я обмер, не дышу, моргнуть боюсь! И слышу — смех! Жуткий такой смех! Булькает, сипит, в хохоте безумном заходится! И вот тогда–то он и сказал те слова, после которых я сам не знаю как за две мили от того места оказался!
— Че сказал–то? А? Че сказал? Помнишь?
— Помню! Вот что: «Я Гиена! Вы все умрете! Все до единого!» И что–то еще про какого–то своего Потрошителя, про внутренности и опять про смерть! Вот так! И я готов поклясться на чем угодно — именно он забрал тех «нулей»!