— Скоро уже будем на месте, — усмехнулся я. — Мы проехали половину султаната, вахмистр. — Мною овладело какое-то почти нездоровое воодушевление. — И цель нашего путешествия уже близка.
— Вот только что мы там найдем, вашбродь, — по контрасту со мной тяжко вздохнул Дядько.
— Своих, — отрезал я. — Наших товарищей, отправленных туда покойным послом. Мы должны узнать у них — стоила ли игра свеч.
— А если не стоила? — почему-то вахмистр впал в какой-то пессимизм на ровном месте.
— Отставить, вахмистр, — хлопнул я его по плечу. — Скоро мы все увидим своими глазами. А до тех пор рано впадать в ненужное никому уныние.
— Есть отставить впадать в уныние, — невесело ухмыльнулся в усы Дядько.
Утром следующего дня мы увидели окраины небольшого городка. Он мало отличался от тех поселений, которые мы встречали по дороге. Глинобитные дома. Кое-где видны остатки стены, некогда окружавшей город и защищавшей его от врага. В загонах под открытым небом блеют многочисленные овцы. Реже мычат коровы. Однако было и отличие от всех остальных. А именно видимый издалека частокол из бревен. Что он окружал, разглядеть не удавалось. Однако было понятно и без этого. Над частоколом на флагштоке висел небольшой флаг. Подувший с моря ветерок поиграл им — и все увидели, что на нем красуется имперский коронованный медведь на золотом фоне.
— Добрались-таки, — выдохнул вахмистр. — Наши тут еще.
— Флагу, — выкрикнул я, охрипший от жары и недостатка воды голос не подвел, — честь отдать!
И все мы, как один взяли под козырек. Даже вольнодумец Штейнеман приложил два пальца к своей чиновничьей фуражке.
— Слава тебе, Господи, — истово закрестился кто-то из казаков.
Мы проехали по притихшему городу. Обыватели его предпочитали скрываться в домах, едва завидев нас. И только выглядывали вслед через щелочки между дверью и косяком. Или между ставнями. Провожали нас взглядами.
Всего несколько минут у взвода ушло на то, чтобы добраться до ворот. Над ними располагалась крытая вышка, откуда воинственно торчал ствол пулемета Гочкисса. В высоты на нас глянуло загорелое лицо. Раздалось несколько гортанных фраз на левантийском. Однако с весьма характерным акцентом. Именно так выговаривал слова наш толмач — казак Дежнев.
— Свои! — крикнул я в ответ по-русски и помахал рукой.
— Свои за печкой сопят, — ответил караульный. — Ждите. Сейчас старшого кликну.
Не на такой прием рассчитывали мы, конечно. Однако и понять торчащих посреди довольно враждебного султаната казаков вполне можно.
— Вот такие пулеметы вроде были, — указал на торчащий из-за стены ствол «гочкисса» Витютиев. — Из баулов торчали, в смысле.
Значит, у шерифа Али есть такие же «гочкиссы». Хорошо же снабдили его британцы.
Над стеной появилось новое лицо. Почти дочерна загоревшее и украшенное роскошными черными усами с проседью.
— С кем имею честь? — поинтересовался обладатель роскошных усов.
— Штаб-ротмистр Евсеичев, — ответил я. — А вы, как я понимаю, есаул Булатов?
— Неверно понимаете, — покачал головой усач. — Я — корнет Мишагин. Служу по Третьему отделению. Видимо, как и вы, ротмистр? — в последней реплике я услышал вопросительные интонации, а потому утвердительно кивнул.
— Но мне ничего неизвестно о том, что к полусотне Булатова был приписан кто-то из нашего отделения! — крикнул я.
— Все верно, — подтвердил Мишагин. — Так и должно быть. Обо мне нет ничего в документах Александра Сергеевича. Если бы вы, ротмистр, как должное восприняли тот факт, что я тут, это вызвало бы вполне обоснованные подозрения. Относительно вас и вашего отряда.
Корнет отвернулся и махнул рукой за спину. Крикнул, чтобы нам открывали.
— Поговорим внизу уже, — бросил он, и лицо его пропало.
Ворота нам открыли достаточно быстро. Прямо напротив них был установлен на треноге еще один пулемет Гочкисса. Весьма предусмотрительно. Незваных визитеров сразу же ждет неплохой сюрприз в виде длинной очереди почти в упор. За станиной дежурил казак, готовый в любую минуту открыть огонь.
Встречали нас два офицера. Есаул в сильно выцветшей гимнастерке и знакомый уже корнет Мишагин. Собственно, в личности есаула я не сомневался. Однако спешившись, представился им обоим по всей форме. Мишагин и Булатов по очереди пожали мне руку. Следом я представил губернского секретаря Штейнемана.
— Значит, вот кто будет определять, что же мы тут сторожим, — кивнул Булатов. — Наконец-то. Долго что-то их высокопревосходительство вас из империи выписывали. Да и, вообще, как-то уж больно долго не было вас. Соскучились мы уже по русским.
— Я все вам расскажу, — пообещал я. — Только для начала надо куда-нибудь определить моих людей и их лошадей. Мы проделали долгий путь.
— За этим дело не станет, — уверил меня есаул. — Веретинов, — обернулся он к старшему уряднику, стоявшему тут же, — помоги казакам обустроиться у нас.
— Слушаюсь, — ответил тот. И уже через минуту казаки Дядько отправились куда-то в глубь поселка, ведя в поводу всех наших лошадей.
— А мы с вами, господа, — промолвил тем временем корнет Мишагин, — отправимся в наш офицерский клуб.
Он откровенно рассмеялся своей неказистой шутке. Есаул Булатов поддержал его улыбкой. Мы со Штейнеманом соли этой шутки не уловили, однако улыбнулись из вежливости.
— Мы это здание под наш клуб и штаб разом приспособили, — пояснил Мишагин, когда мы подошли к небольшой глиняной коробке, над входом в которую красовалась вывеска с готическим шрифтом выведенной надписью «Clob». [26]— Правда, офицеров у нас раз-два и обчелся. Да и обсуждать стратегии вроде как и не надо. Нападать на нас никто пока не собирается.
Внутри домика под гордой вывеской оказалось прохладней, чем на улице. Вокруг единственного стола стояли пять венских стульев, а в углу красовался деревянный глобус. Такую форму часто имели хранилища спиртных напитков. Теперь-то стала понятна соль шутки относительно офицерского клуба. И вывеска и обстановка внутри вроде бы ему соответствовали. Однако ничего более несуразного придумать посреди Аравии было, наверное, просто невозможно.
— Откуда все это здесь? — не удержался я от вопроса. — Неужели и глобус, и стулья вы везли из самого Стамбула.
Стол, кстати, по всей видимости, сделали уже тут. Слишком уж грубо он был сколочен.
— Уверяю вас, ротмистр, — заулыбался Мишагин. — Все это здесь уже было, когда мы пришли. Досталось нам, так сказать, по наследству. Тут до нас на руднике, как у себя дома, хозяйничали британцы. Из какой-то горнодобывающей компании. Они долго кричали и требовали чего-то, когда мы явились. Но быстро ретировались, как только казаки взялись за нагайки.
